Стрелять по ползущим Павел не стал. Не в его правилах это было, да и жалко тратить патроны на столь глупую цель. Выдернув из обоймы ещё один бронебойный, Павел зарядил винтовку и тщательно прицелившись выстрелил по орудию. Всё, теперь из него можно стрелять сколько угодно, выведенный из строя подъёмный механизм не позволит попасть ни в какую цель.
Высоко над головой разорвался в кроне дерева снаряд, к счастью снайперов, стоящего довольно далеко. Следующий снаряд рванул далеко позади. Это открыла огонь по подозрительному месту, стоящая на другой стороне летного поля, вторая зенитка. Но пламя горящего топлива и стелющийся вдоль аэродрома дым, мешали зенитчикам прицелиться. Били наугад, кромсая ни в чём не повинные деревья и кусты ливнем осколков.
Павел рывком сдёрнул винтовку с бруствера неглубокого окопа, пополз вниз на дно небольшого оврага, вблизи которого они с Панкратовым оборудовали себе позицию. Тот уже был там, упаковывал в вещмешок своё оборудование и боезапас. Схватив винтовку за ручку для переноски, Павел устремился по оврагу в сторону, вслед ему спешил Панкратов. Пришло время менять позицию. Глупо гибнуть под осколками, тем более, что все цели, намеченные для этой позиции, уже поражены. Короткая пробежка по оврагу, затем, прикрываясь кустарником, ещё несколько сотен метров по кромке леса, и вот они уже на запасной позиции. Небольшой холмик с отрытым окопом для стрельбы лёжа. Такой же окоп в метре для корректировщика. Павел упал на дно окопа, пристроил винтовку, опрокинулся на спину и постарался расслабиться для восстановления дыхания. Панкратов в соседнем окопе возился со своими приборами, определяя расстояние до цели, направление и силу ветра, определял по таблицам необходимые поправки.
Павел взял бинокль и провёл им вдоль аэродрома. Горел весёлым пламенем штабной домик, из развороченной будки радиостанции свисало чьё-то тело. По лётному полю были разбросаны тела немецких солдат и офицеров, попавших под огонь снайпера и пулемётчика группы прикрытия. Гремели взрывы гранат. Это штурмовая группа добивала остатки тех, кто ещё не окончательно потерял присутствия духа и пытался сопротивляться. Павел довольно хмыкнул, чтобы охарактеризовать увиденное больше всего подошли бы слова, "как Мамай прошёл".
Он перевёл бинокль на небо. А вверху шёл бой. Большая группа туполобых "ишаков" вертела воздушную карусель, наседая на бомберы и пикировщики люфтваффе. Немцы, понёсшие потери от первого неожиданного удара, пытались перестроиться, маневрировали. Но, судя по всему, управление было уже потеряно, каждый стремился спастись согласно своему разумению. Большинство рвануло вверх набирая высоту, некоторые поспешили уйти на малой высоте, прикрываясь неровностями местности. Самые отчаянные пошли на посадку в неизвестность, в полыхающий внизу пожар. Первая "штука" уже заканчивала пробежку, стараясь обойти полыхающий бензовоз. Вот она остановилась, лётчик откинул фонарь, приподнялся и безжизненно повис, перевалившись через борт. Та же участь постигла и борт-стрелка.
"Молодец Селиванов", — отметил чёткие действия снайперов обычного калибра Павел. Но пришло время и ему поработать. Панкратов торопливо выкрикивал ему необходимые поправки. Павел механически подкрутил целик боковых поправок, осмотрел казённик, вогнал в него бронебойно-зажигательный патрон и закрыл затвор. Успокоил всё ещё учащённое дыхание и плавно потянул за спусковой крючок.
Ему показалось, как он видит бегущую по корпусу бомбы, выбранной им в качестве мишени, змеистую трещину, разламывающую полутонку огненной вспышкой. Взрыв взметнул сложенные пирамидой бомбы, которые начали рваться уже в воздухе. Если ад, обещанный попами, существует, то он, наверняка, не отличается от того, что творилось в этой части аэродрома. Взрывом разметало догорающие бензовозы. Сложило бесформенной грудой металла две "штуки" и бомбер, на свою беду севшие как раз вовремя, чтобы попасть под взрыв. Снесло взрывной волной крышу вовсю полыхавшего штаба. Сдетонировали лежащие неподалёку сотки и более мелкие бомбы. Тучи пыли, поднятые многочисленными взрывами, окончательно закрыли дальнюю границу лётного поля.
Павел запоздало подумал о своих бойцах. Не попали ли под взрыв, хоть и отдал он строжайший приказ не подходить к бомбам близко, после того, как определил их в возможные цели. Но могли увлечься и оказаться ближе чем следовало.
А в небе хоровод охотящихся друг за другом самолётов разделился на несколько групп. Вспыхивали от попаданий в разных сторонах этой чёртовой карусели и, отчаянно дымя, пытались выйти из боя машины тех, кому не повезло. Висело в воздухе несколько парашютов. Всё ещё пытались садиться самые смелые, или же наоборот самые трусливые, кто его разберёт, как правильно вести себя в данной ситуации. Снижаясь они скрывались за поднятым облаком пыли. Учитывая длину взлётной полосы, был у них вполне реальный шанс спастись, остановив машины не доезжая до рвущихся в данный момент бомб. И они пытались его использовать.
Но вот из-за близкого горизонта показались новые участники драмы. Группа Илов, мгновенно сориентировавшись в обстановке и почти не перестраиваясь, немедленно начала штурмовку аэродрома. Вспыхнула в воздухе, попавшая под огонь штурмовиков, пара бомберов. Метнулась в сторону от огненных трас и, зацепившись за высокое дерево, рухнула в лес "штука". Илы прошли вдоль взлётного поля, вбивая в него всех, кому не повезло оказаться на их пути. Развернулись, совершили ещё один заход и высыпали на аэродром бомбы, добивая остатки того, что ещё могло жить и двигаться. Пара машин проштурмовала позиции зениток, пытавшихся вести огонь. Совершив над аэродромом круг и не обнаружив достойных целей, штурмовики ушли дальше.
Павел отложил бинокль. Ну что же, им здесь больше делать нечего. К использованию по прямому назначению аэродром более не пригоден.
— Собирайся, Андрюха, пора уходить, тут делать больше нечего. — Повернулся он к Панкратову. Тот кивнул, собрал свои вещи и протянул Павлу ракетницу.
Зелёная ракета взвилась над разгромленным аэродромом, сигнализируя о начале отхода.
К месту сбора вышли все. Было двое легко раненых, но настолько легко, что можно было данные ранения не считать. Командиры штурмовой и группы прикрытия доложили Павлу как старшему о своих действиях. Сделанное просто впечатляло. Даже если немцам удастся подвести горючее и бомбы, обслуживать аэродром просто некому. Весь штаб уничтожен первыми связками гранат. Перебита обслуга обеих радиостанций, а сами машины сожжены. Пулемётный расчёт группы прикрытия расстрелял почти всю аэродромную обслугу. Взорвавшиеся после выстрела Павла бомбы разметали большую часть служебных построек. Уцелеть удалось только зенитным расчётам, позиции которых находились далеко от места боя.
Самые горячие головы предлагали вернуться обратно и завершить работу, добив тех кто ещё жив. Но Павел быстро охладил их. Внезапности, так помогшей им, больше не будет. Оправившись от первого испуга, солдаты вермахта станут злее и упорнее. Несомненно, оставшиеся в живых офицеры уже поняли, что подверглись нападению небольшой диверсионной группы, сумели сделать из этого выводы, и отдать соответствующие команды.
И самое главное — приказа на это не было!
Павел даже сам себе удивился, когда сказал это. Душа его не меньше чем у подчинённых рвалась довершить начатое дело, но холодный рассудок опять настойчиво бубнил, что он теперь не просто "Пашка счастливчик", как звали его на той, первой, войне, а командир группы. И думать нужно прежде всего о задании, а не о том, как свою лихость проявить.
Уловив вдруг наступившую тишину, Павел начал отдавать приказы. Снайперов и двух раненых, несмотря на их протесты, он расположил вдоль опушки леса, наблюдать за аэродромом и проходящей вдоль опушки дорогой. Себе выбрал позицию на самом возвышенном месте, позволявшем контролировать большую часть округи. Оставшихся четырёх человек отправил проверить ту часть леса, куда по его наблюдениям спускались парашюты сбитых лётчиков. Наверняка, среди них были и свои.
Следующие два часа на разгромленном аэродроме оставшиеся в живых офицеры и солдаты были заняты тушением пожаров и оказанием помощи раненым. Павел в свой мощный десятикратный прицел видел, как ошеломлённые лётчики немногих удачно приземлившихся самолётов осматривали разгром, царивший на аэродроме. Как из окружающего леса выходят те, кто выбросился с парашютом во время боя. Страх и уныние были на тех лицах, выражение которых можно было разобрать на таком расстоянии.
Павел усмехнулся. Да, за несколько часов перейти из победителей в побеждённые. Тут нужны железные нервы, или опыт нахождения в такой ситуации. Недаром говорится, что за одного битого двух небитых дают. Сам Павел в роли битого побывал, и не один раз. А вот асам люфтваффе пока не приходилось. Сюда бы несколько штурмовиков проутюжить пока ещё живые остатки, и на доблестных лётчиках Германии можно ставить жирный крест.
Возник было соблазн подстрелить парочку из них, благо расстояние и возможности "Гюрзы" это позволяли, но опять трезвый командирский расчёт отмёл эту мальчишескую выходку. Тратить боеприпасы понапрасну не стоило. Новой паники от пары попаданий не возникнет, а вот выдать удачную позицию можно запросто. А предчувствие говорило ему, что повоевать, и именно с этой позиции, им ещё придется.
— Паш, как ты думаешь, а нам по ордену дадут? — Спросил вдруг из соседнего окопчика молчавший до этого Панкратов.
Павел даже опешил. Сам он об этом не думал. Было у него за Финскую аж две "Отваги", правда, вместо второй медали обещал комбат дать ему "Красную звезду", даже представление написал, да не дошла Звёздочка до него, где-то в штабах осела.
— Ты, Чеканов, не обижайся. — Пытался оправдаться перед своим сержантом старший лейтенант, вручая ему уже после войны вторую "Отвагу". — Какая-то штабная сволочь похерила твой орден. Так что носи медаль и не держи на меня зла.
Павлу непонятно было — за что ему обижаться. Итак, кроме него, ни у кого двух медалей нет. Придёт домой, всей родне в округе не на один месяц разговоров будет. Прадед, как глава рода, лично чарку поднесёт. Девки табунами за ним будут бегать. Ещё бы, "за героя замуж выйти". А орден? Хорош, конечно, журавль в небе, да синица в руке всё же понятнее.
— Андрюха, я тебе не командование, обещать ничего не буду. Вот, если бы от меня зависело, обязательно бы дал! Веришь?
— Верю. — Отозвался Панкратов.
— Андрюха, а зачем тебе орден? — Поинтересовался Павел.
— Понимаешь командир. — Панкратов немного посомневался и продолжил. — Есть одна девушка. Так вот она мне сказала, что если с орденом приду, то сразу под венец.
— А без ордена, что никак? — Насмешливо спросил Павел.
— Выходит, что никак. — Ответил Панкратов.
— Ну и плюнь ты на эту стерву. Если ей не ты нужен, а орден, то не стоит о ней и думать. — Отрезал Павел.
— Да я рад бы, но не получается. — Вздохнул Панкратов.
Откровенно говоря удивил Павла его второй номер. С его внешностью сохнуть по какой-то далёкой крале. Высокий красавец Панкратов неизменно вызывал у всей женской части населения воинских частей, в которых им пришлось оказаться, нездоровые вздохи и чересчур заинтересованные взгляды. В отличие от "рубленного топором" Павла. Невысокого роста, с чрезмерно широкими для его роста плечами, коренастый и мускулистый Павел не был образцом мужской красоты. Да и квадратное лицо с большим горбатым носом и близко посаженными глазами нельзя было назвать красивым. Вот только яркие губы "бантиком" портили эту жёсткую картину, поэтому Павел, а вернее тогда ещё Паша, в шестнадцать лет сделавший окончательный выбор в пользу мужественности, закрыл их вначале редкими, но с каждым годом всё более густыми усами. Носил он их и сейчас, несмотря на все попытки командиров заставить сбрить это украшение.
Честно говоря, были и у него такие мысли в далёком уже тридцать девятом году, когда его часть подняли по тревоге и, добравшиеся до них тревожные слухи чётко обозначили — "На войну". Вот только хватило этих романтических бредней до первого боя. Испугался тогда Павел изрядно. Нет, опасность ему приходилось видеть и раньше. Но оказалось, что идущий на тебя, вставший на задние лапы обозлённый медведь, зло намного более понятное и предсказуемое, чем свистящие над головой пули. Медведя можно понять и предсказать его поведение, а вот куда ударит безмозглый кусок свинца рассчитать невозможно. Павел до сих пор с ненавистью вспоминал те пятнадцать минут слабости, которые он себе позволил, прячась от летящих из амбразуры дота пуль. Выручили его тогда осуждающие глаза прадеда, которые он ярко увидел перед собой. Разозлился, приподнялся, навёл винтовку и выстрелил. Передёрнул затвор, задержал дыхание и плавно нажал спуск, вспомнив все наставления прадеда и инструкции школы снайперов. Финского пулемётчика отбросило от амбразуры прямым попаданием в голову, бросившегося на его место второго номера ждала та же участь. Ещё один храбрец, попытавшийся их заменить, получил пулю в шею. После чего оставшиеся в живых финские солдаты выскочили из дота, не ожидая пока в него влетит граната.
Получил он за этот бой первую благодарность и, самое главное, вынес из него уверенность в себе. Поэтому вскоре снял финского снайпера, получил первую медаль и перевод в особую снайперскую группу, задачей которой была охота на финских "кукушек".
До Павла вдруг дошло, что Панкратов не имеет боевого опыта. Что сегодняшний бой для него первый. Конечно, они с ним много стреляли по различным мишеням на полигонах, но сегодня он впервые видел в свою многочисленную оптику, как рвало на части его, Павла, пулями тела немецких солдат и офицеров. Такое зрелище лучше воспринимать издалека. Но Андрей молодец. И этот дурацкий вопрос об ордене нужно воспринимать, только как попытку оправдаться перед самим собой. "Мол если это убийство было нужно, значит за него должны наградить".
"А ведь в самом деле, убийство!" — Подумалось Павлу. — "С расстояния больше километра, теоретически недосягаемые для ответного огня из большей части оружия. Как на стрельбище, только успевай мишени выбирать! Прадед бы не одобрил. Он и на медведя всегда лицо к лицу, вернее к морде, выходил". Но вторая, холодная, часть сознания, которая осуществляла жёсткий расчет, властно отбросила эти глупые сомнения. "Война есть война, и дуэльные правила здесь неприменимы". — Как любил говорить его первый инструктор. — "Есть возможность "подло" выстрелить в спину, стреляй и не думай. Благородные враги только в дурацких романах встречаются".
Павел с неудовольствием скосил взгляд на Панкратова. Ну вот стоит только попасться интеллигенту и сразу глупые сомнения возникают. Но холодный рассудок, который окончательно оформился отдельной частью сознания, подсказывал, что второй номер ничего не говорил, и все сомнения и возражения его собственные.
К позиции искусно прикрываясь редким кустарником подбежал один из раненых бойцов, бывших в охранении.
— Командир, там наши лётчиков привели.
Павел, соскользнул со своего места, уступая его Панкратову. Конечно, как стрелку Андрею до него далеко, но за километр и он без труда попадал в ростовую мишень. Вместе с бойцом он заспешил в тыл. На небольшой полянке отдыхали четверо бойцов, бывшие в поиске. Рядом с ними сидело трое незнакомых ему людей.
