Петр 2 Альтернативный

— Как раз завтра день Святого Пантелеймона, годовщина Гренгамской и Гангутской баталий. Пусть Апраксин моряков тоже приводит на празднование. Что с ингерманландцами?

— Орлов верен Меншикову, но можно попробовать увести его полк из города. Попрошу Миниха это провернуть.

Оговорив детали плана, мы разошлись по своим маршрутам. Моя дорога лежала на Невский проспект, где во дворе конфискованного дома бывшего петербургского генерал-полицмейстера Девиера располагался новый двор Преображенского полка. Основное здание выкупил лесоторговец Дмитрий Лукьянов, чем сразу приобрел огромное количество нужных связей среди сильных мира сего. Я пока не знал, смогу ли улучшить как-то торговлю пиломатериалами, для вящей пользы государства. Но купец в наших давних беседах подтвердил мне, что нужно навести порядок в законах о лесопользовании. Недавняя передача контроля за лесами Адмиралтейству улучшила ситуацию. Разрешение Выборгу и Нарве торговать лесом поможет этим городам развиваться. Посылка экспедиции для исследования дубовых лесов в Башкирии наверняка натолкнется на сопротивление местных племен. Запрет на вырубку досок вручную был бы хорош, так как пильные мельницы делают досок в несколько раз больше чем вручную топором. Но, к сожалению самих мельниц пока очень мало и если мы хотим, чтобы бревна пилили только на них — нужно их ставить в каждом уезде, а это долго, дорого и непросто. Идея изготовления тонкого шпона, фанеры, двп и дсп, которую я пытался подкинуть купцу, понимания не вызвала. Вздохнув в тот раз, решил пока отложить этот вопрос. В самом деле, стоит начать пока с обычных досок, то есть лесопилок, которые их будут производить. Вот такие разговоры были у меня раньше с Лукьяновым.

Сегодня же с купцом я не встретился. Моё раннее появление в канцелярии Преображенского полка не вызвало особого удивления. Дежурным командиром полка сегодня был Григорий Юсупов, майор гвардии и генерал-поручик. Угостил меня сбитнем, а я предупредил его, что на завтра планируются серьезные события. Алексей Долгоруков предложит Сенату указ о роспуске Верховного Тайного Совета и объединение оставшихся после отъезда голштинцев советников с сенаторами.

— Почему Сенат, Государь? Ты мог бы сделать то же самое своим указом.

— Мне это сделать неудобно, так как я подписывал тестамент императрицы. А вот вам, сенаторам, будет проще, чем мне. Ты сам то, подпишешь указ, Григорий Дмитриевич?

— Разумеется, Петр Алексеевич, но что скажут советники? Раньше они нами помыкали, а тут мы их распускаем?

— Остерман и Головкин поддержат указ. К Апраксину и Голицыну поеду сейчас договариваться. А Меншиков в одиночку не станет спорить против всех. Но на всякий случай завтра будет праздничный молебен в честь побед при Гангуте и Гренгаме. По этому поводу нужно вывести полк на Троицкую площадь под окна Сената.

— Сделаем, Государь.

— Тогда дождемся Салтыкова, Мамонова и Матюшкина и я поеду дальше.

Генералы добирались долго. Первым появился Дмитриев-Мамонов. Моё сообщение он принял невозмутимо. Подтвердил своё согласие с завтрашним решением Сената (он тоже сенатор). Предложил также привести на Троицкую площадь Семеновский полк, где он много лет был командиром. Получив моё согласие — отбыл на полковой двор семеновцев.

Скучая, я прогуливался по территории полкового двора. Трое моих камер-юнкеров следовали за мной. Беспокоило отсутствие Ушакова и Левенвольде. Рейнгольд раньше от меня ни на шаг не отходил, но уже пару дней я его не видел. Не выдержав ожидания, прихватив пару гвардейцев охраны, решил наведаться к Апраксину.

Дом Девиера находился практически на окраине города. До Адмиралтейства отсюда больше версты по оживлённой Большой першпективе, которую сейчас интенсивно застраивали купцы и вельможи. Вначале слева шли сады. Ближе к речке Кривуше (будущий канал Грибоедова) дома вдоль дороги уже стояли сплошной линией. Правда, это были в основном одно-двухэтажные здания деревянной постройки. Переехали бревенчатый прототип будущего Казанского моста и миновали императорские конюшни. За следующим мостом через Мойку, который через восемь лет покрасят в зелёный цвет и с тех пор так и назовут, Зеленым мостом, располагался третий в городе Гостиный двор. Мост этот разводной и ещё год назад он обозначал границу города. Здесь по-прежнему собирали мыто с проезжающих телег, и всегда стоял караул из нескольких солдат.

— Что-то много сегодня народу в карауле, — пробормотал Никита Трубецкой.

Я оторвался от размышлений о том, что будет построено в этих местах через несколько десятилетий. Мундиров действительно за мостом зеленело многовато.

— Странно. Держитесь настороже, — скомандовал я.

Прохожие и телеги, которые итак торопливо уступали нашей группе дорогу, исчезли совершенно, а ведь это одно из самых оживлённых мест города! Копыта наших лошадей уже стучали по настилу моста, когда Никита тревожным голосом обрадовал нас:

— Сзади тоже солдаты.

Гвардейцы и мои камер-юнкеры проверили, как палаши выходят из ножен, взвели курки пистолетов. То же самое остро захотелось сделать и мне, но пришлось сдержаться и сохранить невозмутимость. Я вглядывался в лица преграждавших мне путь солдат. Некоторые были мне знакомы. А вот и их командир — цельный капитан, Иван Дашков. Дашков отсалютовал мне шпагой и, скинув треуголку, поклонился.

— Ваше императорское величество, Вы не ночевали сегодня дома.

— И что?

— Меня послал Александр Данилович Меншиков, чтобы сопроводить вас во дворец.

Такое случалось не раз и до этого. Проводя большую часть времени в различных частях города, я старался не спорить с отрядами солдат, которые высылались за мной, чтобы вернуть ночевать в Посольский дворец. Если же отказывался и ночевал где-нибудь в штабе преображенцев, команда не спорила и оставалась при мне.

— Что-то поздновато сегодня, Иван Петрович. День начался уже давно, а вы только-только меня нашли. В любом случае, в Посольский дворец я пока не хочу ехать и ночевать планирую на дворе Преображенского полка.

— Невозможно, Ваше императорское величество, Светлейший князь настоятельно требует, чтобы вы вернулись в Посольский дворец.

А это уже что-то новое. До сих пор, Меншиков редко что-то требовал от меня, да и послал за мной своего родственника, женатого на его внучатой племяннице.

— Я не собираюсь выполнять требования князя.

— Я вынужден буду настаивать, Ваше императорское величество.

В голосе Дашкова исчезло подобострастие, и осталась только решимость и некоторое ехидство. Мои сопровождающие окружили меня со всех сторон и явно нервничали. Солдаты, преградившие нам дорогу, тоже хмурились и переглядывались. Некоторые спустили фузеи с плеча и держали их у ноги. Мгновения хватит, чтобы поднять и прицелиться. Очень похоже, что Меншиков решил посадить меня под арест. Не знаю, что задумал Светлейший князь и на что решится Дашков, но уступать мне сейчас нельзя.

— Я приказываю освободить мне дорогу, капитан.

— Сожалею, Петр Алексеевич, но у меня другое поручение.

— Да как ты смеешь не слушаться царского повеления! — не выдержав, заорал Иван Долгоруков, послав свою лошадь вперёд и наводя пистолет на преображенца.

Дальше события понеслись вскачь. Заржали лошади, солдаты задвигались, кто-то вскинул ружьё, и сильный толчок в плечо бросил меня на шею лошади. Только потом я услышал крик Никиты 'Измена!' и ощутил раскалённую боль в руке. Загрохотали новые выстрелы и послышались нечленораздельные вопли. Кто-то ухватил моего коня за повод и дернул его вперед, сквозь строй. Я едва не свалился с седла, левая рука непослушно висела плетью и только в плече что-то остро жгло. Держась здоровой рукой за луку седла, краем глаза видел мелькавшие по сторонам дома. Ваня скакал впереди и тянул за собой моего жеребца. Сзади тоже слышен топот копыт, но кажется одной лошади. Выстрелы стихли, а мы свернули на Большую Морскую улицу. На мгновение притормозили, и Ваня подъехал ближе, с тревогой глядя на моё наверняка белое лицо и кровь на разорванном камзоле.

— Как ты Петя?

— Жив вроде. Только плечо немного задело.

Обернулся и увидел Никиту.

— Где остальные? Где Федя?

— Остались там, — Никита снял треуголку. — Федя пытался прикрыть тебя и, похоже, ему досталась вторая пуля.

Никита перекрестился. Я скрипнул зубами и повторил его жест. Будем надеяться, что Федя и ребята-гвардейцы выживут.

— Нужно двигаться дальше, пока нас не догнали, — Ваня тревожно поглядывал в сторону перекрестка, из-за которого в любой момент могут выбежать преследователи. — Продержишься, Петя?

Я кивнул и прикинул, где сейчас безопаснее всего.

— Едем в Адмиралтейство!

— Может лучше во дворец?

— Это были преображенцы, Ваня. Могу ли я теперь доверять гвардии, которая охраняет дворцы? А с Апраксиным у нас может быть шанс.

Мы поскакали по улице и сделали большой крюк. Пересекая торопливо Большую першпективу, оглянулись на место боя, но с расстояния в полверсты уже ничего нельзя было разглядеть. Я ощущал себя всё хуже. Кровь тёплой влагой стекала на руку и капала на землю, в глазах темнело. Копыта прогрохотали по мосту, и мы въехали в адмиралтейскую крепость. Никита истошно заорал!

— Лекаря живее! Закрыть ворота! В городе бунт!

Меня подхватили под руки, куда-то понесли и я позволил темноте наползти на моё сознание окончательно.

Глава 15

Трудно оставаться в беспамятстве, когда тебя тормошат и над тобой причитают, как над покойником. Я тяжело поднял веки и увидел мокрое от слёз лицо Никиты, а рядом хмурую физиономию Вани. Какие-то люди толпились у них за спинами.

— Живой! — заулыбался Никита. — Ну и напугал ты нас, Петр Алексеевич!

Никита вытер обшлагом слезы, а Ваня отодвинул его и дотронулся до моей раненной руки. Я вздрогнул от боли.

— Нужно перевязать рану, пока Государь кровью не истёк.

Тем не менее, явное замешательство отразилось на лице моего приятеля. Похоже, большого опыта в перевязывании ран у него не было. По счастью, сквозь толпу протолкался мужчина в камзоле, в котором я признал лекаря при Адмиралтействе. Громким голосом с отчётливым акцентом, медик потребовал открыть окна и всем посторонним удалиться из помещения, чтобы дать государю свежего воздуха. Народ колыхнулся, но с места не сдвинулся. Тогда лекарь обратился к Ивану.

— Прошю вас, помогайт царь, выпроводить алес из комнат!

Ваня кивнул и заорал:

— Пошли все прочь! Набежали, вороньё!

Криками и толчками он с помощью Никиты освободил палату. Врач в это время срезал ножницами мой рукав и содрал его с руки вместе с подсохшей немного кровью. Я скрипел зубами и шипел от боли, а врач начал колдовать что-то с тампонами, тряпицами, спиртом, иглой и ниткой, успокаивая меня, что рана легкая, кость не задета. Вот проверит только, не забилась ли внутрь тела ткань от мундира или какой-нибудь другой мусор и зашьёт. К концу этой малоприятной процедуры появился Фёдор Матвеевич Апраксин.

— Как же так, Петр Алексеевич? Кто посмел руку поднять?

— Здравствуй, Федор Матвеевич — я нашел силы криво улыбнуться. — Вот, поехал к тебе в гости, да наткнулся на отряд Дашкова. Он по приказу Меншикова стал требовать моего возвращения в Посольский дворец. Я отказался, а потом кто-то из солдат выстрелил. Расспроси Никиту с Ваней, может быть, они что-то заметили. Апраксин перевел взгляд на моих камер-юнкеров. Те пожали плечами. Ваня добавил:

— Так всё и было. Кто выстрелил — непонятно, но до этого Дашков вёл себя нагло и вызывающе.

— Засада это была! — добавил Никита — Мы только на мост въехали, как нам дорогу назад отрезали.

Апраксин разразился матерной тирадой, затем сделал вывод:

— Дашков без ведома Меншикова не стал бы наглеть. Ну, Сашка, стервец!

— Погоди ругаться, Фёдор Матвеевич. Пошли дознавателей к Гостиному двору — пусть опросят свидетелей. Ещё там остались Федя Лопухин и два солдата, Григорий Степанов и Иван, фамилии которого не помню. Может, они там раненные лежат и им помощь срочная нужна.

— Хорошо. Иван Михайлович, займёшься?

В дверь протиснулся вице-адмирал Головин, генерал-кригскомиссар флота.

— Исполню, Фёдор Матвеевич.

Прихватив с собой Никиту Трубецкого и отряд моряков для охраны, Головин отправился к месту происшествия. Я между тем рассказывал Апраксину события вчерашнего вечера и сегодняшнего утра, а также планы на завтра.

— Распустить Верховный Тайный Совет? То дело твое и право. Мыслю только, что, даже зная об этом, Меншиков не пошёл бы на цареубийство.

— Ты сам то, не против этого, Фёдор Матвеевич?

— Да чего же мне, старому, возражать? Совет или Сенат — не вижу между ними особой разницы.

— Тогда завершим то, что планировали на завтра.

В итоге послали курьера на Троицкую площадь, призывая сенаторов и советников пред царские очи в Адмиралтейство. Лекарь, закончив перевязывать мне рану, вышел из комнаты. Я, несмотря на слабость от потери крови, чувствовал себя неплохо. Кровопускание в эти времена считалось лечебной процедурой. Надеюсь только, что заражения не будет. Ваня и Апраксин помогли мне сесть поближе к распахнутому окну, опираясь на подушки. Обычный шум на верфи состоял из стука топоров, вжиканья пил, скрипа цепей, звона молотов в кузне. Но сейчас всё стихло, только в людских голосах проскальзывало напряжение. В комнате кроме Апраксина добавились другие адмиралы: голштинец Сиверс (вице-президент Адмиралтейств-коллегии), Госслер (директор адмиралтейской конторы) и генерал-адъютант флота Вильбоа. Все иностранцы, готовые поддержать любое моё решение, но в заварившейся каше плохие советники. Решили держать оборону до прихода подкреплений. Отослали за ними курьеров в Кронштадт и в Галерную гавань. Подумав, отослали такие же приказы гвардейцам. Даже если измена распространилась шире, чем я думаю, пусть гвардейцы будут рядом, под присмотром, до окончания расследования.

Беспокоило меня, как себя поведёт Меншиков. Вон дворец за рекой и мост практически уже готов! А у него в доме сестра и я не хочу оставлять светлейшему князю даже шанса её обидеть! Отправили во дворец Меншикова капитан-командора Шереметева. Выдали ему письменный приказ за моей подписью о взятии дворца под охрану, а Меншикова под караул и о том, чтобы перевезти Великую княжну Наталью Алексеевну в Адмиралтейство. Надеюсь, караульные при дворце не станут оказывать сопротивления.

Не в силах сидеть в комнате, дожидаясь новостей, я с помощью Вани и Апраксина решил подняться на бастион. Но перед этим вышел во двор, где собрались солдаты Адмиралтейского батальона морской пехоты. Как-то не было у меня времени уделить внимание морякам и морским пехотинцам. В армии на текущий день числилось пять батальонов морской пехоты по 650 человек каждый. Три батальона дислоцировались в Кронштадте и составляли морскую пехоту корабельного флота, распределяясь по кораблям эскадры (в районе сотни человек на каждый линейный корабль). Один батальон приписан к галерному флоту и находится в гавани на западе Васильевского острова, что к нам гораздо ближе, но пока еще они сюда доберутся! Вообще же, в период военных действий на галеры гребцами переводятся солдаты обычных пехотных полков. В Северной войне такую пехоту (18 полков и отдельный батальон) объединили в тридцатитысячный Десантный корпус. Этот же корпус (только уже 10 полков) успешно участвовал потом в Персидском походе. Пятый батальон морской пехоты называется Адмиралтейским и эти солдаты у меня все здесь. Большая часть их караулит на стенах, часть отправилась с Головиным на Невский проспект, а одна из рот направляется сейчас за реку.