— Те самые две трети? — уточнил Шепард.
— Да, возможно и две трети, но это — слишком условное деление, — согласился Явик. — Не скрою, я бы предпочёл совсем обойтись без приближения к Цитадели. Но уж если так складывается... То лучше начать санацию с главной столичной станции в исследованной части Галактики. И не давать возможность её чинушам измыслить одну или несколько пакостей, направленных, вне всякого сомнения, против нормандовцев в первую очередь, а против иденцев — во вторую.
— Санацию? — несколько изумлённо и очень заинтересованно спросил Шепард.
— А как ты думаешь, Джон? Если я проявлю хотя бы часть, пусть даже и очередную часть своих расовых возможностей и способностей уже при подлёте к станции, то что мне, не придётся на самой станции проявлять ещё и ещё части? — Явик коротко и прямо взглянул на собеседника. — Придётся. Сам знаю и понимаю, что придётся. А значит со стороны, пусть даже и с твоей стороны, Джон, это будет выглядеть форменной санацией. Многозначность и многомерность смыслов слов, сказанных вслух, мы тоже не освоили в возможной и даже необходимой полноте. А сейчас у нас у всех будет для этого слишком мало времени. И — не только времени, всего остального — тоже. Потому что...
— Потому что смерть мыслящего существа в таких масштабах носит...
— Почти абсолютный характер, — закончил Явик. — Здесь ты прав, Джон. И, если позволишь, отмечу, что ведь ты ещё до того момента, как нашёл меня, понял многое.
— Понял, — не стал отрицать Шепард. — А с тобой — ещё больше понял.
— Вот и цитадельцы, если мне удастся развернуть свои расовые способности оптимально, поймут это многое достаточно полно и быстро. Хотя, к сожалению, недостаточно для того, чтобы предотвратить атаку, нападение, вторжение. Предвижу, что эпитетов будет — десятки, а толку. Толку — никакого. Я много думал о том, как мне вести себя на Цитадели, Джон, — сказал Явик, в очередной раз неторопливо оглядев убранство полутёмной каюты. — И могу сказать пока что только одно. Надо сделать всё, чтобы этот прилёт 'Нормандии' на Цитадель не был последним. Ни для корабля, ни для его экипажа.
— И в первый же прилёт нам придётся сделать многое, чтобы закрепиться на Станции, — негромко добавил Шепард. — А это значит, что части нормандовцев придётся поднапрячься.
— Нет, Джон. Оставлять никого из нормандовцев на Цитадели мы не можем, — возразил Явик. — По многим причинам. Секретность и всё прочее. Нам, Джон, нельзя разделяться.
— Придётся поработать. Ты прав. И нам действительно нельзя разделяться, — подтвердил старпом.
— Нам надо не разделяться, а объединяться, Джон. Как сказано у вас, людей, в одной умной книге, 'врагов — так много, а друзей — так мало', — ответил Явик. — Жнецы, как ты прекрасно знаешь сам, рассчитывают, прежде всего, на нашу разобщённость.
— О, да, на это они, в том числе, и рассчитывают. Поодиночке нас будет легко уничтожить, — негромко заметил Шепард. — Только мне совсем не хочется вставать во главе Сопротивления.
— А ведь тебя постараются поставить, Джон, — ответил Явик. — И будут пытаться раз за разом.
— Мало мне бояться стать в глазах окружающих монстром, так теперь ещё и отбиваться предстоит от постоянных предложений стать во главе Сопротивления, — невесело выдохнул Шепард.
— Придётся, Джон. — Явик прямо взглянул в глаза напарника. — И я думаю, что ты снова попытался вернуть себе настройку одиночества.
— Не буду отрицать, Явик. Не люблю, да и не хочу осложнять кому-нибудь жизнь своим присутствием рядом.
— Ты сейчас говоришь, Джон, совсем не то и не так, — почти шёпотом сказал Явик. — Поэтому позволь вернуться к проблеме 'примитивов'. Ты прав, я резок и беспощаден бываю. Надеюсь только, что это со временем войдёт в какие-нибудь взаимоприемлемые рамки.
— Ну, так если мы 'примитивы', то ведь мы можем только казаться примитивами, — усмехнулся Явик. — За нас играет то обстоятельство, что Жнецы так и не сподобились уничтожить разумную жизнь раз и навсегда. И поскольку Жнецы — не первые и не последние возмутители галактического спокойствия, именуемого ещё и миром, то мы вполне можем прервать их деятельность.
— Можем и должны, Джон. Это, в том числе, поможет нам стать более сильными, развитыми и умными, — поддержал напарника протеанин.
— Ты прав. Давай вернёмся к нашим вопросам и проблемам, чтобы по прибытии на Цитадель нас никто не считал там примитивами слишком долго.
— О, да, их там будет ждать не один культурный шок, Джон, — улыбнулся впервые за долгое время протеанин. — И нам и им будет полезно поменяться во многом за очень короткое время. Только вот обсудить все или большинство проблем нам не удастся сейчас и в ближайшее время, Джон. Времени мало. У тебя — в первую очередь. Расписание, план, режим, — уточнил напарник.
— Мне не нравится, Явик, что мы вот так...
— Запутались, — обернулся к напарнику протеанин. — Так мы ведь не боги, Джон. Мы — обычные разумные органики. Сами знаете, что большая часть живущих ныне... не пользуются своими врождёнными возможностями и способностями. Проблема в том, что есть те, кто возомнил себя богами, но, к сожалению, не был готов самолично, собственными усилиями добиваться своей цели.
— Ты имеешь в виду Левиафанов? — спросил Шепард.
— А что, Джон, есть у нас другие, столь же однозначные варианты? — Явик не стал оборачиваться. — Да, не буду спорить и отрицать, я тоже не сразу пришёл к такому выводу, но... по целому ряду признаков — это именно они. А Жнецы — всего лишь туповатые, но не тупые, конечно, исполнители их воли. И, сразу скажу, Джон, что даже если мы сейчас попытаемся устроить разбирательство и накажем непосредственно Левиафанов, мы достигнем слишком небольшого успеха. Жнецы — полумашины и отступать и останавливаться на полдороге они не умеют, не будут и не смогут. А войну на два фронта с такими противниками, как это ни банально, ни избито звучит, нам ныне живущим разумным органикам, не только не выиграть, но и не потянуть. Если Жнецы и Левиафаны друг друга стоят и они работают и действуют на одной стороне, то мы, как ты уже имел возможность убедиться и, думаю, не раз, даже против Жнецов имеем пока что слишком малые шансы выстоять. А если тут и Левиафаны подключатся...
— А если...
— Не надо, Джон. Левиафаны хорошо если передали Жнецам две трети своего могущества. Но одну треть они оставили себе и ничего о её сути, содержимом Жнецам не поведали. Так что если они сцепятся между собой — всем органикам будет тошно и больно. Будет, Джон, можешь не сомневаться, — подчеркнул воин древней расы. — Их война затронет слишком многие миры, проще говоря — она их разрушит до основания. Битва титанов, всё такое.
— Угум. 'Паны — дерутся, а у холопов — чубы трещат', — сказал Шепард.
— Именно так, Джон. Именно так, — подтвердил Явик. — Я не думаю, я уверен, что даже Андерсон понимает — бросать сейчас фрегат-прототип на Деспойну, где скрылись Левиафаны... Хоть это и не слишком проверенные данные, но других вариантов, столь же работоспособных, нет. И вряд ли они появятся в обозримом будущем... Так вот, нельзя бросать туда 'Нормандию'. С одним Жнецом при планетной поддержке мы хоть как-то, но разобрались без особых проблем, а там этих Левиафанов хоть два, хоть три, хоть десяток... вряд ли у нас получится повоевать одним кораблём и одним экипажем с расой, правившей всей галактикой миллиард лет. — Явик помолчал несколько секунд. — Да, магия больших цифр, больших чисел, но ведь главное-то не это, а главное — левиафанская сила, левиафанский опыт, которые всяко превышают жнеческие. И Жнецы — их слуги. И будут воевать, скорее всего, за Левиафанов, а не за нас, — подчеркнул собеседник Шепарда. — Так что война на два фронта, можно сказать, нам гарантирована. И её ни в коем случае нельзя допустить, Джон. Как бы там ни было, для такой войны мы действительно слишком примитивны, хотя бы потому, что многие расы откажутся участвовать в таком противостоянии, измыслив до десятка неслабых обоснований.
— Всётаки — примитивны, — произнёс Шепард.
— А ты как думал. Мы, протеане, только оттягивали момент своей гибели, Джон, — понизив громкость голоса, сказал Явик. — Многие из нас знали, что мы, протеане, не выживем. Да ещё и эта наша теория о том, что можно выжить в криостазисе, что тогда мы не будем Жнецам интересны. Только сейчас я понимаю, насколько глупой была эта теория! — чуть повысив громкость голоса, заявил напарник. — А тогда... в эту теорию, кстати, очень многие верили. И чистокровные протеане и те, кто только недавно принял наше имперское верховенство. Всегда кто-то является большим примитивом, чем остальные. Вопрос в том, насколько быстро он захочет перестать быть примитивом.
— Своеобразная шоковая терапия, Явик? — осведомился Шепард.
— В какой-то мере да, — не стал отрицать протеанин. — А как ещё сдвинуть с места тех, кто не привык напрягаться? В том числе и воздействием на глубинные механизмы управления поведением! Да, не скрою, с обычных позиций это достаточно неоднозначный выбор инструмента или средства воздействия. Но уж — как кому. Понимаю, Джон, что не все земляне понимали, желая познакомиться с инопланетянами, насколько это сложно.
— Согласен, не все. — Шепард чувствовал, что разговор ушёл не в ту сторону.
— Понимаю, Джон. — Явик уловил беспокойство напарника. — Разговор у нас не клеится, как вы, люди, часто выражаетесь.
— Намекаешь, что при встрече с чем-то сильнее нас есть вариант победы над ним?
— Всегда есть, да не все этот вариант находят. Может быть, и в этом есть своя прелесть, — не возразил на этот раз протеанин.
— Может быть, — понизив громкость голоса, сказал Шепард. — Очень даже может быть.
— Твоя любимая присказка, — чуть обернувшись, сказал Явик.
— Да. С детдома. Само как-то сложилось. Не знаю. Не помню этого момента. Это ещё до встречи с Дэйной было.
— Пишет? — поинтересовался протеанин.
— Пишет, — ответил Шепард. — Редко, правда. Я понимаю, у неё времени свободного... всегда было мало. Каждое её письмо... Я запоминаю дословно... — Шепард опустил голову. — Не знаю. Трудно мне это говорить...
— И не надо, — негромко сказал Явик. — Есть то, что не озвучивают голосом. Только сердцем.
Несколько минут они молчали.
— Мне Таэла тоже пишет. И — тоже редко. — Явик не смотрел на напарника, говорил, глядя куда-то в темноту дальнего угла каюты. — Видимся редко, общаемся редко. А кажется — и не разлучались никогда. Хотя... кто я и кто она? Я — простой десантник, а она — командир корабля, пилот высококлассный, офицер элиты...
— Для тебя она — не только это всё, Яв. Для тебя она — нечто большее, — негромко сказал Шепард.
— Да. Ты прав. Нечто большее. Она уводила протеан, шла впереди. База ей повиновалась... Наверное, никому автоматика базы не повиновалась так... А я — отступал в арьергарде. Жнецы давили... Знал ведь, что случись что — она подорвёт базу, не сробеет, а всё же... надеялся, что этого не произойдёт. И Жнецы ушли... То ли поняли, что мы недоступны для них стали, то ли ещё что... Она, а не я спасла выживших протеан. Я... Я только выполнил то, что должен был сделать. А она — сделала больше. Она сохранила веру протеан в лучшее. Потому что она — женщина. И ей поверят больше, чем мне. По полному праву поверят.
— Поверят, Яв. И будут верить ещё очень долго...
— Да, — негромко сказал воин древней расы. — Мы живём... долго, очень долго. А тогда казалось... что мы живём последние месяцы, декады, недели, дни. Не учат этому в школах, рассказывают сказки, а проще говоря — пишут и говорят детям неправду. О всевластии и всесилии добра в том числе...
— А разве добро не всесильно, Яв? — спросил Шепард.
— Всесильно... До определённого предела. Предела выбора. Когда добру придётся напрячься. В очередной раз. И будет очень плохо, если не найдётся тот или та, что докажет силу добра. Вот Таэла и доказала. Трудно ей сейчас. Протеане недавно, те, кто выжил, на общем собрании решили, что надо резко поднять численность в короткие сроки. На наших девушек и женщин — снова ложится двойная и тройная нагрузка. А они, я знаю это точно, Джон, ещё не восстановились полностью. Ослабели. И физически, и духовно. А тут... порождать новые поколения... Сразу многодетные семьи, без раскачки, разминки, особой подготовки... Общее собрание выживших приняло решение начать этот процесс ещё на корабле, — добавил Явик. — Фрегат был рассчитан на несколько тысяч протеан. Не буду уточнять, на сколько, сейчас это — не важно. А их сейчас там — всего сотня. И не все из них здоровы и целостны.
— Таэла...
— Её освободили от этого, — негромко сказал Явик. — Прежде всего — потому, что она командир корабля.
— Я чувствую, Яв, что здесь есть...
— Двойное дно? Ты прав. Ей... даже не знаю, как это определить. Рекомендовали, попросили, приказали... В общем... Если будет найдена планета — она станет главой совета колонии.
— И...
— А что ей оставалось делать? Согласилась. Выбор-то небольшой.
— Не понял, Яв. У вас что, женщин принудительно решили... — Шепард с трудом удержался, чтобы повернуться к напарнику.
— А ты бы как поступил, Джон? Сотня осталась! Сотня! Меньше или больше — некритично, но сотня — это слишком мало. Как ты предполагаешь, мы должны выживать здесь, в другом мире, в другом времени? Да ещё скрываться от всех! Я прекрасно знаю, что Жнецы уже в достаточной степени осведомлены о том, что мы выжили. И это, по их мнению, что-то должно изменить. Но это — ничего не изменит. Тебе напомнить, Джон, что мы, протеане, уже один раз умерли? Как ты полагаешь, нас может испугать вторая наша смерть?
Шепард несколько секунд смотрел на напарника. Впервые он видел его таким.
— Не отвечаешь? — спросил Явик. — Не отвечай, не надо. Каждый отвечает на такие вопросы внутренне, не внешне, — он замолчал на несколько секунд, затем продолжил. — Жнецы хотят выжить, Джон. Просто хотят выжить. И мы — тоже хотим выжить. Вопрос в том, кто выживет из нас на этот раз: мы или они.
— Мы хотим выжить... — тихо сказал старпом.
— Достаточно ли сильно мы хотим выжить, если не готовы для этого сделать всё по максимуму, Джон? В вашей культуре этого фрагмента — нет. Вы готовы на крайности, но не на все и не всегда. А нам, протеанам, руководившим десятками рас, пришлось совершенствоваться ураганными темпами, принимать в свою культуру, в свою суть слишком много того, что было изначально свойственно другим расам. Только для того, чтобы эти расы нас не победили, — добавил он после двухсекундной паузы. — Возможно, нас, протеан, можно счесть некоей имперской расой, но мы тратили предостаточно ресурсов, чтобы сохраниться. И одновременно — не упустить управление. Вы, земляне, люди, человечество — всего лишь тридцать лет в Большом Космосе и вас — уже не любят. Сначала к вам относились равнодушно, теперь — с опаской и с ненавистью.
— Нас часто называли слишком молодой расой...
— Ты ещё скажи, что у молодости слишком много энергии, а точнее — энергетики, — добавил протеанин. — Только ты забыл, что тогда вы — просто дети. По сравнению с другими расами. Да, Старыми Расами. Энергии — много, а ума, мудрости, разума — мало. И дело ведь даже не в количестве всего этого, а в качестве, Джон. В том, что вы до сих пор не делите зло и добро.
