Дети Гамельна. Ярчуки

Диего коснулся губами тёплого креста, почувствовал на лице брызги святой воды.

— А слуга ваш? — грозно спросил ксёндз, оборачиваясь к Анчесу.

— Слуга иной конфессии и вообще в вере сугубо стоек, — заверил прощелыга, крестясь католическим образом, потом, на всякий случай, ещё дважды с должным разнообразием.

— Глаза-то отводить ухищрен, — процедил ксёндз, доставая из-под одеяния короткоствольный, но убедительный пистолет. — Сюда ступай, дьяволово семя!

— Чего пистоль-то сразу? — угрюмо заворчал Анчес. — Языком сказать невозможно?

Его сгребли за шиворот, молодой держал, старший ксёндз заставил целовать крест. Окропили святой водой, щедро плеснули за ворот.

— Это и вовсе не по канону, — ёжась, заметил кобельер.

— Да кто тебя разберет. Может ты и правда, лишь бродяга из жидовства выкрещенного, — с определенной досадой признал ксёндз, убеждаясь, что корчиться в судорогах или проваливаться сквозь землю подозрительная личность не намерена. — С нами пойдешь, с бочкой поможешь.

— Да с готовностью, — Анчес поднял слетевшую во время очистительного ритуала шляпу и сел на телегу рядом с насосом и бочкой святой воды.

— Время! — рявкнул Диего, с тревогой прислушиваясь к затихающим выстрелам.

* * *

— Бегом!!! — надсаживался капитан, расстреливая заряды в атакующих тварей. Но наёмников не надо было подгонять, они и так улепетывали со всех ног. Рядом жахнул мушкет Котодрала. Один из волков кувыркнулся через голову, упал. Самому Мирославу не везло, свинец летел впустую, дырявил лишь воздух.

В костел ввалились кучей — не до правильного строя, когда в стволах лишь свежий нагар, а в спину такой нечистой вонью дохнуло. Остатки дверей, кое-где обгоревшие, кое-где порубанные, придавили на место. В обугленные доски тут же будто пушечным ядром ударило. В прорубе мелькнула оскаленная пасть, шерстистый бок. Марек ткнул ордынкой наобум, но вроде попал: так заверещало, что куда там недавней дуде — уши заложило надежнее.

Мирослав, торопливо перезаряжаясь, обречённо ругался, ожидая следующей атаки. У грёбанного дудочника полные рукава тузов. И кроме волков может, кто угодно найтись! Что-то навроде разожравшегося до безобразия ужа, к примеру. И если такая сволочь вломится, спасения от нее не будет. Кого не передавит, тот сам чугунный гранатный осколок поймает. От звонкого кирпича будет чудесно рикошетировать.

Но противник не нападал. То ли чесал затылок, досадуя на две провальные атаки подряд, то ли злорадно ухмылялся в предвкушении потрясающей гадости, что вот-вот и воспоследует. Так-то, что дуда, что волки — это мелочи для орденских, против которых и не такое закручивали.

Если против орденских, действительно, мелочи. Но против остатков неумелой наёмничьей банды могло и хватить...

Песчинки в невидимых песочных часах отсыпали уже которую минуту, а атаки всё не было и не было. Значит, имелось время подготовиться. И продать шкуры дороже.

В выгоревшей коробке костёла из внутреннего убранства уцелело не так уж много. Но нашлись тяжеленные дубовые лавки, лишь чутка пообгрызенные огнем. Хватаясь вчетвером за раз, заслонили несколько окон, узостью своею больше походивших на бойницы. Впрочем, по-другому здесь и не строили, разумно подгоняя каждую деталь под возможность обороны и создавая из костёла подобие замка. Правда, тем, кто оборонялся в прошлый раз, ухищрения архитектора не помогли. Не соврал отец Казимеж, не соврал...

Мирослав не присматривался, что за кости хрустят под сапогами. И так понятно. Если тут горожане вздумали обороняться, то всё подряд лежат. И женщины, и дети. Когда-то, очень давно, когда капитан еще даже и сержантом не был, и звали его не так, он поджигал церковь. И крики сгорающих людей иногда вспоминались. Вот и сейчас что-то такое слышится.

— Что за нахер такой?! — совершенно не куртуазно завопил Литвин, тыча пистолем в угол. Оттуда на перепуганного Збыха медленно наплывал призрак. — Сгинь, падлюка драная!

Но блёклое создание пропадать не собиралось, тянуло полупрозрачные скрюченные пальцы к горлу княжича. И беззвучно распахивало бездонный рот.

Испуганно ойкнул кто-то из наёмников. Литвин выпалил. Пуля закономерно прошла навылет, ударила в стену. На груди призрака образовалась туманная дыра, прямо на глазах начала затягиваться...

— Не стрелять! — крикнул Мирослав, видя, как Збых тянет из-за пояса второй пистолет. — Они только пугают!

И понимая, что на слово ему сейчас никто не поверит, капитан шагнул навстречу клоку тумана, по злой прихоти сложившегося в человеческую фигуру, махнул рукой по перекошенному злобой лицу... Показалось, будто осыпало снежным вихрем. Даже не осыпало, а прошуршало где-то очень-очень близко. Непонятное ощущение. Впрочем, не опасное, и это главное. Призраки-то, разве что могут смутить неожиданным появлением. Ну или неверно подсказать. Отвлечь...

Призраков становилось всё больше: вереницами выплывали из тьмы углов, кружились вокруг живых, цепляя лица, пытаясь ослепить. Наёмники, ругаясь, отмахивались, Густав бессмысленно пытался отпихнуть прикладом коренастого безголового красавца в богатом, опушенном мехом камзоле. Внезапно в уши живых ударили глубокие вздохи органа — возникли у стены смутные очертания огромного инструмента, торжественно сгорбился органист. Клубились мрачная мелодия, сгущала тьму выгоревших стен...

— Твари! — заорал от окна Йозеф. — Ежа вам всем в сраку поперёк шерсти! Атакуют!

Наёмники, кривясь от мощных вздохов органа, кинулись к окнам, что выходили на левую сторону. Захлопали приглушенные, удушаемые мрачным призрачным гимном, выстрелы, затягивая костел дымом. Пороховая кислятина мешалась с затупившейся от времени гарью пожарища и туманом мечущихся привидений...

Вплелся в надрывные стоны труб и стук выстрелов странный шорох. Мирослав подскочил к окну-бойнице, глянул наружу. В первую секунду не сумел ничего разобрать. Темнота и темнота. Но потом...

На костел накатывала серая волна. Крысы.

От стрельбы толку не было. Разве что два мушкетона сумели разорвать картечью с десяток грызунов. Но остальные добрались до стен. Любая крыса может допрыгнуть взрослому мужчине до пояса. До окон было больше раза в полтора. Но крыс было очень много. И ими умело управляли...

Звери сбивались в плотную кучу, упирались в стену цепкими лапками, что кажутся пародией на человечью ладонь, выстраивали живой мост. И по спинам, что блестели в лунном свете, хлынула внутрь костёла целая армия. Хвостатая, усатая, и с длинными острыми зубами.

Завопил, шатаясь, облепленный грызунами Янек, рухнул на колени.

— Гранаты к бою! — схватился за последнюю соломинку капитан.

Зашипели фитили, разбрасывая ослепительные искры...

Первый взрыв был оглушительным. Те, что рвались позже, почти утонули в разноголосом писке раненных и отброшенных зверьков и надрывном восторге вздохов органа. Гранат было немного, но чтобы расстроить ряды атакующей хвостатой армии хватило пяти штук.

— Три штуки осталось! — доложил Юхан. Датчанин уступал силой только Котодралу, но стрелял препаршивейше и фехтовал как вчерашний крестьянин, потому капитан использовал его в качестве ходячего арсенала.

— Еще разок отобьемся!

Янек уже затих на полу — вокруг него лежали лишь мёртвые грызуны. От дальнего угла, надсадно заорал Марек, ему вторил радостный, а от того в два раза более гнусный крысиный писк. И тут же, в стены ударили первые пули, подобравшихся к костелу стрелков врага...

* * *

Шагах в сорока от костела появились три казака. Неожиданно, будто из-под земли вынырнули. Судя по обтрёпанности одежд и обилию оружия — запорожцы.

— Кобольды задрыстанные, — снова вспомнился капитану Шварцвальд и прочие боггарты.

— Чаривныки91 казацкие, — уточнил пораненный и покусанный литвин, шипя сквозь зубы. — Ох и веселье сейчас начнется! Они ж заговорённые.

— И хер им в зубы, на ту заговоренность! — зло оскалился Мирослав и повернулся к Котодралу: — Друже Йозеф, похоже, самое время пришло. Доставай ружейные...

Наёмник кивнул, улыбнулся столь же ласково. Вытащил из-за пазухи кисет, где лежало несколько серебряных пуль, выкатил на ладонь. Мирослав глянул на характерников, что так и стояли на месте, будто ожидая выстрелов. Впрочем, скорее всего, так и было. Обычный свинец делу не поможет. Вот и хотят показать бессилие обороняющихся.

— На каждую хитрую сраку у нас кое-чего с винтом припасено!

Ухмыльнувшись, капитан перекрестил Котодралову ладонь с мушкетными пулями. Йозеф взял один шарик в зубы, еще один взял Густав, за третьим потянулся Збых. Оставшиеся Котодрал осторожно сложил в шляпу и пристроил на перевёрнутую лавку. Ещё пригодятся. Да и ничейное оружие перезарядить пригодятся.

Легли на землю рубахи.

Тоненькими струйками посыпался порох.

Блеснули в руках сабли и кинжалы.

Грюкнулись пули, укрытые пыжами.

Взлетели изогнутые клинки над головами, очертили круги.

Мерно заходили шомпола в стволах.

-Уррр-га! — рявкнули хором казацкие колдуны, срываясь с места.

Зашипел порох на полках. Полыхнуло рыжим пламенем из стволов.

Плеснула чёрная кровь из белых тел. Остановились изумленные казаки. Тот, что слева был, и вовсе упал, зажимая рану в животе. Збых из врожденной вреднючести засадил точно в печёнку. Оставшиеся двое замерли. Стояли, глядя, как выплескивается толчками утекающая жизнь...

— Бьём!

Капитан с Йозефом вскинули запасные мушкеты. Котодрал перебросил свой Збыху. Литвин торопливо начал заряжать. Мирослав прицелился, наведя ствол на бритый лоб с длинным, почти до груди чубом...

Тот, в кого метил капитан, упал, расплескавши по траве мозги. Второй же, уклонившись от Котодраловой пули, в несколько прыжков преодолел оставшееся до костёла расстояние и сиганул, плечом грянувшись в закрывающую окно лавку. Та рухнула в сторону. Хлопнули зазря пистолеты Збыха...

Характерник, будто понимая, что кончились у наёмников чудо-пули, которые на любые чары плевали с высокой горы, стоял, лыбился по сторонам.

Мирослав сплюнул на разбитые плиты. Надо же, свиделись! Перед ним был давний знакомый. Тот самый недобиток, что предпочел быстрому отрубанию головы прыжок в горную реку. Сменивший наряд итальянского бандито на казацкий жупан. В руке его играла сабля с хитрой елманью, изуродованной кучей выемок. Очень похожая на ту, что недобиток бросил на каменистом берегу. Старый враг, чуть пружиня на полусогнутых ногах, стоял напротив. Скалился, показывая вовсе не людские клыки. Капитан ощерился в ответ, нехорошими словами помянул оборотневу матушку-суку, что определенно согрешила со всеми кобелями от Жмеринки до Парижу. Оборотень нечленораздельно зарычал, прыгнул вперед...

Сабельные клинки со звоном встретились, ушли вверх, рубаки столкнулись грудь в грудь. В лицо Мирославу полетела слюна. Клацнули перед носом клыки. Наёмник ударил локтем левой, свободной руки — казак дернул чубатой головой, схлопотав полновесный удар. Откинулся чуть, навалился с новой силой, угрожающе рыча и брызгая кровью из разбитой пасти.

— И сам ты щенок мокрожопый, — прохрипел Мирослав, прижимая противника спиной к стене...

Рядом кипел бой. Верещали истребляемые во множестве крысы, истошно выл кто-то из солдат, съедаемый заживо, стонал орган, мельтешили по костелу клочьями тумана призраки, шипел порох на полках, грохотали выстрелы...

— Убью... — прорычал оборотень.

— От натуги не усрись!

Капитан, рискуя остаться без руки, ухватился за сукно оборотневого короткого жупана, рванул на себя. Колено с хрустом впечаталось в брюхо. Не успел казак и охнуть, как его хитрая сабля вылетела из ладони, закувыркавшись по полу. Тут же левый кулак впечатался оборотню в ухо. Да так, что тот аж клыками щелкнул.

Ошалевший казак не успел и заметить, как вжикнула сабля, ударила в шею.

— Грх... — плеснула яркая кровь.

— Да на тебе ещё, не жалко!

Голова, снесенная повторным ударом, покатилась по полу. Мирослав выдернул из кобуры-напузника "утиную лапу", жахнул в упор — разлетелся череп, разбрызгал серое с красным по чёрной грязи. Обезглавленное тело простояло не долго. Завалилось бревном, ногой не дёрнув.

* * *

Дмитро отполз ближе к кресту — тень распятия тянулась по истоптанной траве, дрожали на стебельках капли крови...

... Всё случилось слишком быстро. Сначала стало как-то не по себе, казак отошёл от лошадей, прислушиваясь. Чудилось невесть что: донеслась тихая музыка, словно кабак где-то рядом притаился. Казак пожал плечами — не иначе, морок. Дудели, по правде сказать, не особо изящно. А может, и вообще причудилось? Потом на холме глухо и внезапно громыхнуло. Пушка?! Да откуда?!

Дмитро уловил движение краем глаза — вскинул мушкет. Показалось за дорогой стоит человек. Нет, никого... С другой стороны! Тень ускользала, на глазах стала ниже. Вовкулака! Опытный казак взял упрежденье и спустил курок. Лови-ка свинца! Дмитро шагнул в сторону из клуба дыма. Нет никого. Под деревьями лошади стоят смирно, словно и не бабахал рядом выстрел. Вертя головой, казак спешно зарядил мушкет. Ничего, не в первый раз, только покажитесь, сучьи дети!

... Тень чудилась то там, то здесь... Дмитро пятился-отступал к лошадям. Явно чарует кто-то. Но не подступятся — казак на миг снял руку с изготовленного ружья, сунул в рот гайтан, перехватил зубами крест. Вкус железа вернул остроту зрению, тени вроде бы отступили...

Далее и оглянуться не успел — кони взбесились разом. Дрогнула земля под копытами, скрипнуло дерево, лопнули поводья. Ни ржаний, ни фырканья, лишь хрип распаленный. Дмитра мгновенно сшибло на землю, удар одного из копыт чуть не сломал хребет казаку, тут же крепко наступили на спину, мушкет вышибло из рук. Из глаз полетели искры — подкованое копыто угостило, чуть ли не в висок. Казак откатился вбок, выцепил пистоль из-за пояса. Вздымалась огромная хрипящая тень, грозила передними копытами — Дмитро выстрелил, почти не глядя. Взвизгнул мерин с продырявленным брюхом, метнулся в сторону, остальные кони шарахнулись. Но казак и дух не успел перевести — вздрагивала под копытами земля — налетали сорвавшиеся от коновязи у другого дерева скакуны. Дмитро успел закричать, но не увернуться. Ударили копыта в живот, в бок, отшвырнули человека, словно соломенную куклу. Казак скорчился, нашаривая за поясом второй пистолет. Боль рванула локоть — вороной куснул крепко, Дмитро слепо отмахнулся, попал по разгорячённой морде. Тут же обжигающе дыхнуло с другой стороны — только и успел услышать хруст. Боль была такой, что и своего вопля не слышал. Ухо!

... Избиваемый копытами, откатывался прямо под них. Лошади мешали друг другу, только то и спасало. Дмитро, наконец, изловчился, вскинул второй пистолет. Бахнул прямо в лоб щерящегося буланого...

... Метнулись лошади прочь, казак еще раз крепко получил по спине, но то бьющийся в предсмертном дерганьи буланый случайно врезал. Дмитро отполз от лягающих лунный свет, взблескивающих истертыми подковами лошадиных ног, потянул бессильной рукой из ножен саблю-чечугу. Та, что за глупость?! Мушкет же есть. Левая сломанная нога не держала, докатился до оружия, проверил замок. Боже ж ты мой, да за что мука такая?! Лучше бы сразу убили. Изломанное тело слушаться не хотело, ребра изнутри протыкали грудь при каждом движении. Опираясь на здоровый локоть, Дмитро пополз прочь от лошадей: буланый затих, но второй, подраненный, всё пошатывался, неловко ступая у дороги. Всхрипов коня казак не слышал — в голове шумело, словно у порога бурливой горной реки валялся. Тронул башку — нету там уха, только клочки торчат, от крови скользкие. Начисто сгрыз, сволочь.