Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ну, и намудрили вы, Дон Николаевич, — улыбнулся Миронов. — Можно сразу было встретиться здесь. Вот и здание НКВД не так далеко.
— Это ещё не всё, товарищ Мирон, — сказал я на подходе к огромной каменной опоре путепровода, — быстренько за мной по лестнице.
Мы поднялись по лестнице на пешеходную часть и остановились у железной дверцы опорной башни моста. Дверца была закрыта на огромный замок. Я отодвинул замок в сторону, вставил ключи и открыл внутренний замок. Висячий замок был для солидности. Мы вошли внутрь, и я закрыл дверь на засов.
Это место мне показал Борисов. Они ещё кадетами устраивали пирушки в технической комнате опорной башни. Я бы сам никогда не догадался, что опора внутри полая и там есть уютное помещение, а ключ у смотрителя Никанорыча.
Осмотревшись в маленькие оконца, и не видя суеты людей, потерявших объектов наблюдения, я пригласил Миронова к импровизированному столу.
— За встречу, — я налил по рюмке армянского коньяка. Или коньяку? Для коньяка и так, и так правильно. Мы выпили, закусив бутербродом с чёрной икрой.
— Хорошо прошла, — удовлетворённо сказал я, — как у вас дела, товарищ полковник?
— Николай Васильевич, с вашего позволения, — сказал Миронов, налегая на закуски. — Вы прямо мой ангел-хранитель. Взялись неизвестно откуда и исчезнете в неизвестно куда. Меня из тюрьмы вытащили, а я про вас ни слова не сказал, хотя мы с вами виделись во время работы над соглашением о сотрудничестве, да и вы не горели желанием встретиться со мной.
— Вот именно, — согласился я с его словами, — немецкие коммунисты буквально дезорганизованы сотрудничеством СССР с Германией. Запад заметался, понимая, что отталкиванием от себя советского государства он теряет возможного союзника в противостоянии фашизму. Но основное противостояние будет между двумя идеологиями — национал-социализмом и коммунизмом. И та, и другая идеологии предполагают завоевание мирового господства, но господином может быть только один. И всё-таки национал социализм ближе к идеологии капитализма, поэтому и Гитлер стал приближаться к границам СССР. С мирными намерениями никогда не приближаются к границам союзника.
— Да пока не видно, чтобы Германия приближалась к нашим границам, — сказал Миронов.
— Поверьте мне, что примерно через месяц что-то будет на границах Польши и Германии, — сказал я. — Будет что-то страшное. Я пока не могу что-то уверенно сказать, но возможны дальнейшие дипломатические контакты Германии и СССР по наказанию строптивого соседа — Польши. Только вот будет ли верить ваше руководство тому, что буду сообщать я? Система передачи информации по радио работает хорошо, а вот для канала обратной связи нужен будет преданный человек, который кровно связан с теми, кому я доверяю полностью.
— У вас уже и кандидатура есть? — удивился Миронов.
— Конечно, есть, — не преминул я подпустить ему шпильку, — Антонова Александра Александровна, комсомолка, дочь полковника Борисова, заключённая в Лефортово и её мать, Антонова Александра Васильевна, жена полковника Борисова.
— Добро, я доложу ваше мнение, — сказал Миронов. — А как ваша решимость по поводу выполнения главной задачи — ликвидации фюрера по сигналу?
— Как мне известно, — сказал я, — это практически невозможно. Второе, от этой акции будет больше вреда, чем пользы в любом случае. Главное, знать о намерениях, а лидеров должен судить суд и выносить им приговор, иначе мы просто сделаем ещё одного мученика, которому все будут поклоняться и давать клятву верности и мести.
— Вам, конечно, легко так говорить, — сказал Миронов, — а мне придётся говорить, что вы полны решимости...
— Что-то, Николай Васильевич, вы разговариваете со мной как со своим сотрудником, — сказал я, — а я ни на какие дела не подписывался и на службе у вас не состою...
— А это мы мигом, — сказал Миронов, — аттестуем на первое офицерское звание, денежное, вещевое довольствие, продпаёк...
— И выписку из отдела кадров в канцелярию Мюллера, — передразнил я его, — а ты уверен, что среди вас нет людей гестапо?
— И ты туда же, — сказал Миронов, — и так друг друга сторонимся, подозреваем в связях с разведками разных стран, так ты ещё тут со своим гестапо...
— Это не бдительность, а конспирация, — сказал я, — меньше знаешь, крепче спишь. Я буду спокойнее спать, если обо мне будут знать один-два человека, и достаточно.
— Да уж, после обращения к товарищу Сталину все языки и прижмут, — сказал Миронов, — здесь листочек с адресом, по которому нужно писать в экстренных случаях. Все сообщения для вас будут подписываться именем Мария. Сейчас вы выбирайте себе условное имя, чтобы спать спокойнее.
— А почему у Центра женское имя? — спросил я.
— Считайте, что это Дева Мария, — сказал Миронов, — а как же будем называть вас?
— Давайте запишем — Фред, — сказал я.
— Но это же не немецкое имя, — удивился Миронов.
— Если немецкое имя, то и коню понятно, что сообщение передаётся для Германии, зачем подчёркивать то, что не нужно, — ответил я.
— Резонно, — сказал Миронов, — на посошок и за удачу. И запомните ещё одно — сигнал опасности — слово �сказывать� в любой вариации, в том числе и в слове �рассказывать�.
— Запомнил, — сказал я, — но и ты учти, что в случае большой опасности для меня ты являешься единственной связью для доставки конфиденциальных сообщений от высших руководителей Рейха высшим руководителям СССР, и, если кто-то придёт к тебе от моего имени, гони его прочь. Сделай так, чтобы в моём деле осталась запись об этом направлении моего оперативного использования.
— А ты не думаешь, что это может стать нам смертным приговором? — спросил Миронов.
— Не думаю, — сказал я, — всё равно возникнет ситуация, когда понадобится наша помощь для устройства сверхсекретных контактов.
— Не слишком ли ты далеко заглядываешь? — спросил Николай Васильевич.
— Что значит далеко, — рассмеялся я, — время бежит так быстро, что даже эпохи начинают мелькать перед глазами.
Глава 37
На следующий день я выехал из Москвы в западном направлении и через двое суток предъявлял свой паспорт пограничному наряду на советско-польской границе.
— Счастливого пути, — сказал мне пограничный лейтенант и поставил в паспорте штамп выезда.
Часа через три в километре от этого места после смены колёсных пар на западный размер в вагон вошли польские пограничники. Мой паспорт только на зуб не пробовали.
— Шчесливэй подружы (Счастливого пути), — офицер приложил два пальца к козырьку конфедератки и пограничники вышли.
Мой немецкий язык и паспорт были как красная тряпка для быков. Я подолгу нигде не задерживался, потому что можно было натолкнуться на явную провокацию и быть обвинённым в агрессии. Вся пропаганда была настроена на лозунги, что чужой земли Польше не надо и своей земли они никому не отдадут. Никто не верил в то, что Германия осмелится поступить с Данцигом так же, как с Австрией. А Риббентроп в Москве подписывает Договор о ненападении.
Встреча со связным прошла хорошо. Ответ от высшего польского руководства поступил быстро, в устной форме. Польша не пойдёт на уступки и отразит любую агрессию.
Расстались со связным по-доброму, канал законсервировали до лучших времён.
Двадцать пятого августа я уже был в Южной Силезии и докладывал о прибытии Мюллеру. Шеф был раздражён, так у него бывало всегда, когда дела шли не так, как хотелось. Коллеги сказали, что он в числе других получил нагоняй от Гейдриха, поэтому лучше у него ничем не интересоваться.
Этим могла объясняться некоторая холодность Мюллера по отношению ко мне, но было непонятно равнодушие к результатам моей поездки в Россию и в Польшу.
— Возвращайтесь в Берлин, — сказал мне Мюллер, — и напишите подробный отчёт о поездке. До моего приезда вы будете находиться в изоляции на объекте �С�.
В Берлин я поехал в сопровождении двух сотрудников, а объектом �С� был загородный коттедж с охраной и сигнализацией. Там иногда встречались руководители СС и принимались ценные агенты.
Похоже, что мне был прописан сладкий арест. Но за что? Похоже, что и Мюллер тоже не знает, за что, иначе бы меня сразу отправили во внутреннюю тюрьму. Отчёт я написал быстро и стал ждать приезда шефа.
Тридцать первого августа �польские военные� напали на радиостанцию в Гливице, а уже первого сентября 1939 года вооружённые силы Германии с союзниками вторгаются в Польшу. Союзниками выступили войска Словакии.
Третьего сентября Великобритания, Франция, Австралия и Новая Зеландия объявляют войну Германии. В течение нескольких дней к ним присоединяются Канада, Ньюфаундленд, Южно-Африканский Союз и Непал.
Судя по всему, это не последние участники всех этих событий и война заполыхает на всех континентах.
Шестого сентября на объект прибыл Мюллер. Прочитал мой отчёт и спросил:
— Вы больше ничего не хотите добавить к написанному?
— Хотел бы, но только конфиденциально, господин бригадефюрер, — сказал я.
— Вот как, — Мюллер удивлённо поднял брови. — Хорошо, пойдёмте, прогуляемся.
Мы вышли на улицу и пошли по аллейке.
— Говорите, здесь можно, — сказал шеф.
— У меня плохие известия для вас, господин бригадефюрер, — сказал я.
Мюллер остановился, уставившись в меня пронизывающим взглядом своих маленьких глаз.
— Интересно, что может быть хуже того, что я приготовил для вас? — спросил он.
— А что может угрожать офицеру, — легкомысленно сказал я, — дальше Польши не пошлют, меньше взвода не дадут, а вот я почти на сто процентов уверен, что в системе гестапо работает агент НКВД.
Я предполагал, что речь идёт о доносе, но даже во французском периоде нет такого компромата, о котором Мюллер не был осведомлён. У шефа какие-то другие козыри и мне нужно перебивать их своими козырями. Как говорил Козьма Прутков — козыряй!
Мюллер резко остановился.
— Я своих сотрудников защищаю от любой клеветы, — сказал он, — но все сигналы проверяю, поэтому потрудитесь обосновать своё заявление, потому что речь идёт о возглавляемом мною управлении.
Я подробно рассказал Мюллеру о своих попытках установления связи со своим объектом в НКВД. Вероятно, о моём приезде уже знали, потому что репрессированный сотрудник был восстановлен в должности, а затем была проведена операция по моему задержанию с поличным во время встречи с сотрудником НКВД.
— Интересно, — сказал мне Мюллер, — а почему же вас не арестовали при выезде из СССР, если они знали, кто вы? Сколько вам нужно времени, чтобы найти достаточно убедительное объяснение по моему вопросу. Сообщите мне, когда надумаете, а я сейчас стеснён во времени из-за операции в Польше.
— Объяснение у меня такое, господин бригадефюрер, — твёрдо сказал я, — мой объект знал меня по дореволюционным данным, Дон Казанов, и не знал, кто я есть в действительности. НКВД знает о его встрече со мной, но связать меня, участника переговоров по заключению соглашения о сотрудничестве НКВД и гестапо, вряд ли кто додумался.
— Нельзя недооценивать противника, коллега Казанов, — сказал бригадефюрер, — здесь нужно искать другое объяснение.
— А, может, если они даже знают, кто я, — сделал я предположение, — то при моём аресте вы будете выяснять всё, что связано с моей командировкой и выйдете на их агента?
— Возможно, — с расстановкой сказал Мюллер, — возможно и дело нашей чести раскрыть этого человека. Всё, что вы мне рассказали, изложите на бумаге и передайте лично мне, а я постараюсь выяснить, откуда и что стало известно НКВД о вашей командировке. И не задерживайтесь с письменными делами, вы тут прохлаждаетесь на вилле, занимаетесь лирикой, а мы там крутимся как белки в колесе. Послезавтра мы выезжаем на польский фронт. У вас в пистолете, наверное, уже паутина завелась, а сотрудники гестапо без войны начинают заниматься Бог весть чем.
Глава 38
Похоже, что из одной переделки я выпутался. Получается, что в аппарате гестапо есть свой человек из НКВД, а в аппарате НКВД есть свой человек из гестапо. Значит, что это только я был дезориентирован в контактах НКВД и гестапо, а другие люди, которые умнее, заводили себе людей в Советах. Но и у меня есть человек в НКВД. Это большой плюс для меня, а при случае мы с Мироновым сыграем большую игру в интересах нашей Родины.
Четырнадцатого сентября немецкие войска завершили окружение Варшавы, а семнадцатого сентября советское правительство объявило, что польского государства не существует и все ранее заключённые договоры потеряли силу. �Ввиду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии�. Это означало советское вторжение в Польшу.
Двадцать восьмого сентября капитулировала Варшава. Польша исчезла с карты мира. Граница с Россией снова прошла по линии Керзона, как это было рекомендовано по окончании Первой мировой войны. И это уже была границы СССР и Германии.
Появилось генерал-губернаторство германской империи со столицей в Кракове. Одновременно увеличились территории советских республик Белоруссии и Украины.
Гитлер создавал государственные фантомы, как например генерал-губернаторство, так и большевики, и Сталин создавали фантомы в виде Белоруссии и Украины.
Белоруссию образовали первого января 1919 года как Советскую Социалистическую Республику Белоруссию.
Одиннадцатого декабря 1917 года образовали Советскую республику Украину. Затем Украинскую Народную Республику Советов (восточная Украина). Донецко-Криворожскую советскую республику. Одесскую Советскую Республику. Советскую Социалистическую Республику Тавриды (Крымская Советская Социалистическая Республика). Украинскую Народную Республику. Западно-Украинскую народную республику.
Не к добру всё это было.
Мы организовывали отделения гестапо на территории бывшей Польши, начинали работу по выявлению противников германского рейха и создавали условия по противодействию вражеским разведкам, в число которых входили и разведывательные подразделения НКВД. Как говорят, дружба дружбой, а табачок врозь.
Гитлер был обижен Сталиным тем, что Красная Армия очень быстро проскакала отведённые им территории, а ещё потребовала вывести германские войска из Бреста и из-под Львова.
А как всё хорошо начиналось. Львов не сдавался немцам, хотя ими было выдвинуто главное условие: �Если сдадите Львов нам — останетесь в Европе, если сдадите большевикам — станете навсегда Азией�. И львовский гарнизон сдался Красной Армии.
В ноябре начальником отдела Е (контрразведка) гестапо был назначен Вальтер Шелленберг, бывший офицером для поручений при рейхсфюрере СС. Двадцатидевятилетний парнишка, сын фабриканта роялей из Саарбрюкена, делал головокружительную карьеру, получив военный чин штурмбаннфюрера СС и классный чин регирунгсрата.
Я был включён в его группу по выявлению и захвату польских подразделений военной разведки и контрразведки — Вторых отделов штабов и дефензивы — политической разведки и контрразведки.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |