Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Я благодарен тебе, Тутимосе, — Ипи едва заметно кивнул, — помимо отчёта о потерях, у меня есть ещё кое-что, чрезвычайно важное.
Ранефер подошёл к колеснице, все так же пошатываясь, поднял с площадки кожаный свёрток, судя по всему, довольно увесистый. Второй, такой же, закинул себе за спину Анхнасир.
Поморщившись от боли, Ипи сел на корточки и положил свою ношу на землю. Аменемхеб наклонился и развернул кожу. Выпрямился. Недоумённо посмотрел на Верховного Хранителя.
— Это оружие нечестивцев?
Менхеперра взял в руки необычайно длинный узкий меч с рукоятью, соразмерной клинку.
— Железо?
Ипи кивнул.
Фараон попробовал пальцем остриё странного клинка. Отступив на шаг, осторожно взмахнул им. Хмыкнул.
— Этот двумя руками держат, — подсказал Ипи.
— Здесь только железо. У них, что, все оружие железное? Ты это имел в виду?
— Да. Но шлемы бронзовые. Щиты обиты бронзой. С убитых всадников мы сняли несколько чешуйчатых бронёй на льняной основе. Полагаю, это высокородные. Большинство пиратов не имеют доспехов вообще. Думаю, они и с железом связались, по той же причине, что и хатти — их земли бедны оловом и медью.
Тутимосе попытался согнуть необычно длинный клинок, снабжённый для жёсткости сразу двумя долами. Тот поддавался с трудом. Человек, сложения менее могучего, нежели Менхеперра, не справился бы и махнул рукой, но Величайшему упорства было не занимать.
— А у хатти железо намного мягче. Испытать бы неплохо.
Ранефер дал знак Анхнасиру. В руках того появился хопеш, специально принесённый для испытания. Ипи поднял слабо изогнутый широкий клинок, кивнул поверенному. Они одновременно взмахнули мечами. Застонало железо, запела бронза.
Ранефер протянул фараону оружие пришельцев. На лезвии появилась большая выщерблина.
— Ещё один такой удар и клинок сломается.
Аменемхеб осмотрел хопеш, удовлетворённо крякнул. На бронзе тоже появилась щербинка, но гораздо менее заметная.
— Давай теперь этот, Анхнасир.
Испытали ещё один меч. Он сразу сломался. Большой обломок взлетел, вращаясь, и Верховный Хранитель сбил его наручем, чтоб не поранил кого.
— А этот слишком хрупкий, — прокомментировал старик.
— Да, — согласился Ипи, — все железо или мягкое или, если его перекалили, хрупкое.
— Мя-а-гкое... — лицо фараона потемнело от натуги, но он все же согнул клинок.
Тот в таком состоянии и остался. Фараон озадаченно повертел испорченный меч.
— Негодное оружие, — высказал недоумение Аменемхеб, — и такое дорогое... Какое-то здесь противоречие. Не проще ли покупать у соседей бронзу, ведь это обошлось бы гораздо дешевле?
— Нет, не проще, — Ипи покачал головой.
Все присутствующие знали, что в землях Хатти и Нахарина бронза, самая обычная, при выплавке которой не применялась синяя краска[110] вдвое дороже, чем в Священной Земле.
[110] Кобальтовый колчедан использовался, как лигатура для бронзы, сырье для производства "синего золота", главный компонент для окраски знаменитого древнеегипетского стекла. Бронза, легированная кобальтом, значительно превосходила по прочности (и по цене) обычную оловяннистую. В чистом виде кобальт в Древнем Египте не был известен.
— Проще покупать у нас, — сказал фараон, — в Уасите купцы акайвашта занимают целый квартал. Но Ипи упомянул, что эти пришельцы из более отдалённых северных земель. Если их южные сородичи или те же хатти, продают бронзу по цене в три-четыре раза выше, чем мы? Ведь ни один купец в здравом уме не перепродаст товар за те же деньги, что купил.
— Ты хочешь сказать, Величайший... — начал Аменемхеб.
— Разумное объяснение только одно: акайвашта научились получать железо, которое выходит им дешевле привозной бронзы. То есть, втрое дешевле того железа, что выплавляем мы. Так, Ипи? Этой демонстрацией ты намекаешь, что неплохо бы поискать среди пленных кузнецов и рудознатцев? Хотя бы даже просто высокородного, имеющего на родине рудники и мастерские?
Ранефер кивнул.
— Именно так. Если бы это удалось, мы могли бы пустить железо на многие инструменты, простые скобяные изделия, высвободив сотни и тысячи хека бронзы, и, тем самым, увеличить и усилить доспешное воинство!
Аменемхеб посмотрел на Верховного Хранителя, не скрывая восхищения. Тутимосе, который задумчиво скрёб подбородок, заметил его взгляд и сказал:
— Не спеши радоваться, достойнейший. Мы пока ещё увидели лишь морок в пустыне, но не достигли оазиса. Я бы сказал, что найти опытного кузнеца среди пиратов, которые живут войной и грабежом, было бы поистине невероятной удачей.
Ранефер с улыбкой посмотрел на побратима, потом на старого полководца и сказал:
— Это ещё не все достойнейшие!
Анхнасир подал ему ещё один меч, формой неотличимый от тех, что только что подверглись испытанию.
— Ты прав, достойнейший Аменемхеб. Все эти мечи акайвашта никуда не годятся. Кроме этого.
Ранефер протянул клинок Тутимосе. Фараон взглянул на клинок с удивлением.
— А чем он примечателен? С виду — такой же.
— Этим мечом военачальник пришельцев разрубил хопеш Нахтра, как тростинку.
— Вот как? — фараон поднял глаза на Верховного Хранителя, — может, в пылу битвы...
— Нет, Величайший, — перебил Ипи фараона (на что дерзости хватало у немногих, хотя Тутимосе в подобных случаях даже не пытался изображать гнев), — три Хранителя тому свидетели. Павший воин действительно перерубил хопеш Нахтра этим мечом. Клинок у Коршуна, кстати, не из последних. Я знаю, он им часто похвалялся. Дедовский, во многих схватках побывал без малейшего урона для себя.
Заинтригованный Тутимосе сомкнул ладонь на рукояти меча акайвашта.
— Может, небесное железо? — предположил Аменемхеб.
— Нет, достойный Аменемхеб. Величайший, попробуй согнуть клинок.
Фараон упёр остриё в борт колесницы. Налёг.
— Как прутик гнётся, — сказал Ипи.
— Действительно, — подтвердил фараон, — железо Незыблемых Звёзд прочное, но совсем не гибкое.
— И ещё! — Ранефер провёл лезвием меча неизвестного металла по хопешу, затем — наоборот, — они оставляют друг на друге царапины. Значит, прочность этого железа равна бронзе с краской для синего стекла. Но посмотрите, сколь тонок сей клинок!
Менхеперра восхитился трофеем
— Я беру его, и пусть посвящённые Тути разгадывают секрет этого железа. Ценнейшее приобретение! А ты, Ипи, тщательно расспроси пленных об этом металле. Если же будут молчать...
— Заговорят.
Ранефер вдруг прикрыл глаза и покачнулся. Тутимосе успел его подхватить.
— Ты же на ногах не стоишь!
— Не мудрено, — добавил Аменемхеб.
Ипи встряхнулся.
— Нет, вполне здоров, отделался небольшими царапинами. Ты знаешь, Величайший, эти акайвашта... Каждый из них в отдельности вряд ли долго продержится против почти любого из Хранителей или Храбрейших, но в строю они...
— Все это расскажешь потом! — отрезал фараон, — ты переутомлён, верно, ещё не оправился от удара по голове. Напрасно я не послушался Нибамена...
Тутимосе повернулся к поверенному Ипи.
— Достойнейший Анхнасир, немедленно отвези его в наш лагерь у стен Мегиддо. Проследи, чтобы после осмотра врачом Ранефер сразу лёг спать. А если он начнёт тебе рассказывать, что является Верховным Хранителем и припомнит какие-то свои обязанности, я разрешаю тебе его связать.
— Не надо, — слабо улыбнулся Ипи.
Пошатываясь, он взошёл на площадку хевити.
— Слушаюсь! — поверенный вытянулся перед фараоном в струну, потом вспрыгнул на колесницу и стегнул лошадей.
Выполняя приказ Верховного Хранителя, его люди свалили на опушке леса несколько мёртвых, не переживших давнего пожара, но все ещё стоявших на корню, кедров. Их порубили на дрова и сложили погребальный костёр для полководца акайвашта.
Отбывая с Пепельной Пустоши, Ипи бросил взгляд на пламя, пожиравшее тело доблестного воина. Пленные, кто мог стоять, выстроились вокруг костра. Хранители не препятствовали им отдать почести своему командиру. Ранефер заметил, что многие из пиратов не скрывали слёз.
Воины, коих привёл с собой Менхеперра, продолжали собирать тела и трофеи, перевязывали раненых. Хранителей фараон отпустил в лагерь. С ними же отправили и первую партию пленных, тех, кто мог самостоятельно идти. В большинстве своём это были обозные. Ипи приметил среди них несколько "пурпурных". Те обликом резко отличались от акайвашта, бритых, как истинные дети Реки. Все фенех одеты неброско, очевидно это слуги, погонщики мулов и носильщики. Ранефер обратил внимание и на то, что среди пленных, тех, кто явно не участвовал в сражении и не имел отношения к охране обоза, большинство так же следует отнести к тому же племени, что и пиратов-воинов. Фенех среди обозных немного.
Многие Хранители, прибывшие к месту битвы на колесницах, теперь вынуждены были идти в лагерь пешком. Анхнасир и прочие колесничие не отрывались от пешей колонны, потому лёгкая меркобт с посыльным фараона опередила отряд Ранефера, и, по вступлении в лагерь, войска устроили Верховному Хранителю торжественный приём, как победителю.
Вдоль дороги выстроились почти все воины, кто не занят в караулах и осадных работах. В первых рядах славословящих его, Ипи заметил много кетет-аха, "младших воинов". Эти юноши, набираемые в пятнадцать лет, не смотря на то, что находились при войске, в битве при Мегиддо не участвовали. Их берегли, обучая воинскому искусству в течение пяти лет, привлекая к осадным работам (как сейчас), службе в гарнизонах и походам на неопасного противника — племена "девяти луков"[111]. После окончания обучения, "младшие воины" переводились в разряд "старших", получали дощатую броню, высокое жалование и земельные наделы. Наиболее отличившиеся на службе, достигали почётного звания пехти-аха и именовались в дальнейшем "высокородными". Простолюдины и даже чиновники среднего ранга должны были обращаться к ним с добавлением перед именем слов "почтенный воитель".
[111] Ливийцы, кушиты и эфиопы постепенно покорялись фараонам Нового царства при расширении державы на запад и юг. К описываемому времени многие из этих племён уже были верными подданными Египта.
Кетет-аха восторженно смотрели на Ранефера. Нибамен и Усермин, оставшиеся в лагере, запрягли молодёжь нарвать священных белых ирисов. По весне их росло в Долине Врат великое множество.
Цветы сыпались под ноги людей и лошадей, под колёса хевити. Ипи закрыл глаза. Он не слышал тысячеголосого торжественного хора. В голове его звучала музыка:
С белым ирисом на камнях
Над Долиной взошла весна.
Белый ирис вернул меня
Из страны блаженства и сна.
Пронеслись над землёй века,
И проплыли тысячи лет:
Те же белые облака,
Амен-Ра золотистый свет.
Там, где кровь потоком лилась,
Где не раз гремела война, —
Белым ирисом взорвалась
Над Мегиддо опять весна...
Где же кедры? Где же ручей?
Все иначе, все как во сне...
Только звонкой бронзой мечей
Пробудилась память во мне.
...Воды Хапи в бессмертье нёс,
И в лучах закатного Ра
Утаить не сумела слёз,
Провожая меня, сестра.
"Не печалься, достойный Брат!" —
Ободрял меня фараон
По дороге к Долине Врат.
Только был удручён и он...
Показались стены Мегиддо. Пленные фенех зароптали.
— Этого не может быть! Это мир Муту! Мёртвые восстали!
Анхнасир тронул Верховного Хранителя за локоть. Ипи очнулся от оцепенения, оглянулся назад, туда, где вели пленных.
Волновались только "пурпурные". Акайвашта, идущие рядом, смотрели на них с недоумением. Один из фенех вырвался и сломя голову, не разбирая дороги, бросился бежать. Убежал недалеко, Хранители сбили его с ног, он кубарем покатился по земле и сжался в комочек, как побитая собака, со всхлипами приговаривая:
— Мёртвые... мёртвые...
Знаменитое хладнокровие Ранефера на миг ему отказало, по спине мурашки пробежали.
"Являлись люди... те, кто был ниже по течению Реки Вечности..."
Протолкавшись сквозь ряды славящих его воинов, он прошёл к своей палатке. Сел на походное ложе. Следом заглянул Анхнасир, протянул кувшин пива, в котором Ипи уловил слабый запах макового сока. Это кстати.
Потом приходил личный врач Тутимосе. Едва отбившись от его настойчивого внимания, Ранефер извлёк из футляра чистый папирус, разгладил его, придавил кедровой дощечкой. Немного подержав лист под спудом, перевернул дощечку и приклеил края папируса мёдом. Он не собирался отдыхать. Этот бесконечный день принёс столько всего... Каша в голове. Нужно сосредоточиться, собраться. Осмыслить все как следует. Сейчас, по горячим следам. Отдых подождёт.
С чего начать?
Он достал из ящичка с письменными принадлежностями пару заточенных палочек для письма, идеально ровную золотую полоску с насечками, стеклянную палетку. Уселся поудобнее и начал чертить.
За час до заката в палатку снова зашёл Анхнасир.
— Гонец из Сихема только что привёз папирусы для Величайшего и Верховного Хранителя.
Поверенный передал свитки. Ипи сломал печать и развернул первый из них, пробежал глазами. Удивлённо поднял глаза на поверенного.
— Будут какие-то указания? — спросил тот.
— Пока нет. Ступай.
Странно. Это письмо написала вовсе не Мерит-Ра, как он ожидал. Послание из Тисури, от Анхнофрет. Ипи развернул второй папирус. А вот это уже Мерит.
"Брат мой, я пересылаю тебе это письмо, дабы не тратить время на пересказ своими словами..."
Он дважды перечитал оба послания. Отложил свитки и потёр пальцами виски. Все сходится. Пришельцы не лгали, говоря о своём воинстве у стен Тисури. Не менее сорока тысяч человек, множество ладей...
Мерит сообщала, что приказала наместнику оставить город. Правильное решение. Она написала, что совы прилетели в Бехдет около полудня. Если она отправила ответ сразу, то Тутии получит его с минуты на минуту, если уже не получил.
Ранефер встал и вышел из палатки, вручив письма Анхнасиру с приказом отнести их Величайшему. Хранитель не мог сидеть на месте, когда вокруг зачинались столь важные дела, но прекрасно понимал, что сейчас нет смысла куда-то рваться, гнать колесницы, чего-то срочно решать. Утро вечера мудренее. Нужно немного прогуляться, собраться с мыслями.
Атум-Ра опускался к горизонту, разливая красное золото на кедровые кроны. Ранефер раздумывал — согласится ли Величайший смягчить условия сдачи для тех, кто заперт в Мегиддо? Если ещё на рассвете они могли рассуждать о сколь угодно длительной осаде Врат, то теперь это невозможно. Ситуация изменилась. Надо убедить Менхеперра пойти на уступки. Анхнофрет писала в спешке, скорописью. Рука дрожала, но верить ей можно как себе.
Надо было брать вождя живым... Но теперь сетования бесполезны. Ипи сделал все, что смог.
И все же откуда? На всех землях этих пиратов и скотоводов не наберётся сорока тысяч мужей, знающих, как держать копьё. Как осведомители упустили такое воинство? А ладьи? Даже если те топили любую посудину, встретившуюся на пути своих кораблей, они не могли вырезать тех, кто видел их на берегу. Наконец, Циданта никогда не задружился бы с Баалшур Сипишем, если бы по его землям гулял столь лихой и удачливый пират. С огромным войском, вдвое превышающим то, что привёл Менхеперра под стены Мегиддо.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |