Божественная некромантия, или Тайны Океана Миров

— Элия, он смог снять твой блок сам или какая-то магия? — послал тактичную мысль Эйран.

— Никакой магии. Сам. Тебе ведь знакома истина: неразрушимых чар не существует. Если принц сознательно решил, что желает вернуть свои переживания, блок истаял дымом, — с сожалением о невозможности решить проблему раз и навсегда без убийства поклонника, откликнулась Элия и ответила мэсслендцу:

— Каждый выбирает свой путь. Я понимаю и принимаю ваш выбор принц, пусть и не одобряю его. Мне жаль, что все так получилось.

— Мне тоже жаль, светлая, родись я в Лоуленде, быть может, смог бы добиться хоть мимолетной благосклонной улыбки, прикосновения, но клеймо принца Мэссленда неодолимое препятствие, — глухо промолвил Натаниаль. — Впрочем, в этом есть своя справедливость. Мне всегда было интересно, что происходит в душе этих глупышек, плачущих от любви, молящих о единственном взгляде, как о величайшей милости. Я узнал и ни о чем не жалею.

— Один вопрос, принц. Что такое камень неодолимой дремы? Это некая мэсслендская поговорка-метафора или? — переспросила Элия, переводя разговор из привычно-скучного русла признаний и терзаний в более продуктивное. Она еще сама не поняла, что именно ее заинтересовало, но предпочла пойти на поводу интуиции.

— То и другое, принцесса, — с едва заметным удивлением относительно неосведомленности о столь элементарных вещах ответил Натаниаль. Его почти умилила эта черта, еще раз явственно указующая на чуждость богини Мэссленду. — Камни неодолимой дремы, или, если короче, камни дремы — природные музыкальные кристаллы, которые произрастают в каменном лесу мира Хидиар на границах с Топями. Они начинают звучать, стоит упасть на грань малейшему лучику света. Их мелодия навевает крепчайший сон на любого, услыхавшего песню, будь то зверь, смертное создание или бог. Жертва засыпает под пение леса, а живые корни дерев пьют сок жизни. Иногда мелкие несозревшие кристаллы опадают на землю и их можно забрать, но они звучат не более нескольких минут, а работа сборщика очень опасна. Зато песня кристалла способна справиться с самой злой бессонницей, их очень ценят лекари. Но есть и опасность. Слова, нашептанные под мелодию сна, становятся для больного равносильны приказу.

Крупные кристаллы поют бесконечно дольше. Их песня более восхитительна, но, насильно сорванные с дерева, они мгновенно рассыпаются в пыль. Музыка, переписанная на обычный кристалл, уже не несет в себе сонной магии, утрачивая очарование. Крупный зрелый кристалл, поющий полноценную песнь, в редчайших случаях способен заполучить лишь Колебатель. Их род сдает в аренду лишь целителям. Насовсем же расставаться со своими сокровищами Колебатели не желают ни за какие деньги. Я как-то просил Ульяду продать мне один единственный кристалл, хотел написать вариацию колыбельной, но она побоялась гнева Громердана. Лепетала мне о том, что де Каменный Лес священен и его созревшие плоды несут смерть неосторожным, пришлось слушать простые музыкальные кристаллы перезаписи.

Бог Магии подтвердил правдивость рассказа сдержанным кивком и ничего не прибавил мысленно, по-видимому, другой информацией не обладал.

— Красивая история, спасибо, прекрасного дня, принц, Эйран, — поблагодарила богиня Натаниаля, заодно попрощавшись с братом, и вышла из кабинета.

Все необходимые слова были сказаны, уговаривать того, кто выбрал и все решил для себя, бессмысленно. Возможно, выход существовал, но Элия пока не видела его. Если только и впрямь нашептать богу мысль отречься от любви, но такой поступок слишком явно попахивал нарушением Закона Равновесия, чтобы принцесса решилась на него без крайней необходимости. Зато кое-какая другая ситуация воистину требовала крайних мер.

— Ты убил ту скотину окончательной смертью? — уточнил Эйран, когда за принцессой сомкнулась дверь.

— О да, без надежды на воскрешение. Ни один бог-целитель то, что осталось, латать не возьмется, — кровожадно отозвался Бог Изящных Искусств. Он не просто прирезал покойного хвастунишку, скорее изысканно расчленил его на безвредные, не порочащие имя Светлой Богини составляющие.

— Хорошо, — позволил себе почти миролюбивую улыбку защитник чести сестры и сделал уже ставшее почти традиционным предложение: — Выпьешь чего-нибудь покрепче?

— Выпью, — согласился Натаниаль и опасливо поинтересовался: — Ты не собираешься топтаться мне по ушам и зудеть про фатальную ошибку?

— Если Элия не стала, так чего ради я? Перед отцом выкручиваться тебе и разбираться с прочими проблемами тоже. Станет невыносимо, всегда можешь попросить богиню вмешаться, — потер подбородок полосатый маг, доставая из запасника в боковой нише запыленную бутылку чего-то глубоко-фиолетового цвета и маленькие рюмочки размером с наперсток. Затем присел в глубокое кресло. Зачарованная мебель — разумный гриб, питающийся светом — тут же подстроилась под фигуру хозяина. Натаниаль занял соседнее сидение и принял рюмочку.

Подумав мгновенье, Эйран резюмировал: — Каждый имеет право портить себе жизнь, как пожелает.

И этот вывод стал замечательным тостом для дегустации крепкого напитка с неповторимым вкусом. Отдышавшись, налили по второй.

— Да, я сделал свой выбор, — серьезно продолжил тему Натаниаль. Даже в тонких пальцах рюмочка казалась почти игрушечной. После паузы последовал робкий, до близкого знакомства с мэсслендцем полосатый маг никогда бы не подумал, что принц может говорить таким тоном, вопрос: — Полагаешь, светлая богиня рассержена на меня?

— Нет, сестра не злится, скорее досадует на возможные проблемы, — рассудил маг. К тому, кому не видать милости Элии, как своих острых ушей без зеркала или глаз на стебельках, сын Лимбера мог проявить толику понимания и сочувствия.

— Я не доставлю ей неудобств, — пообещал поклонник. Как и каждый из клянущихся богов, он всерьез собирался сдержать данное слово.

Эйран молча отсалютовал собеседнику рюмочкой и пригубил напиток, казавшийся в мелкой таре почти черным. Если первая рюмочка была подобна проглоченному огненному шторму, то вторая походила на жидкий огонь, растекающийся по венам приятным теплом и удивительно освежающий голову, гудевшую у Натаниаля после отцовского допроса и разговора с принцессой так, будто там поселился рой гигантских пчел. Принц сделал выбор после долгих дней серых, как безнадежно моросящий дождь на Мингарзе, дней, когда не мог сотворить даже простейшей мелодии, наполненных фальшью отвратительно спокойных дней. В один из которых он понял, что более не желает этого неживого покоя и готов на все, только бы вернуть себя прежнего, со всеми муками и болью, рождающими музыку...

Глава 14. Камень дремы

Элия сплела заклинание связи, намеренно не используя в плетении чар видимости, чтобы ее вызов не сочли провокацией или приглашением к немедленному продолжению постельных забав, и позвала:

— Прошу прощения за беспокойство, лорд Громердан, я хотела просить Вас об услуге.

— Богиня? — удивленно откликнулся мужчина. Что-то звякнуло, как кастрюля на кухне или скорей уж шлем, возвращаемый на полку. Того, что Элия начнет донимать его какими-то просьбами, бог не ожидал и был почти заинтригован.

— Мне только что рассказали историю про камни дремы. Скажите, это правда, они могут усыпить своей песнью любое создание?

— Живые и созревшие камни, да, я не знаю тех, кто не поддался бы кристаллу, — отозвался Громердан.

— Я нижайше прошу вас, дорогой лорд, позволить мне воспользоваться таким камнем, обещаю, как только надобность в нем отпадет, незамедлительно возвратить его владельцу, — без заискивания, твердо и спокойно обратилась Элия к собеседнику.

— Я должен знать, зачем вам кристалл, только тогда смогу решить, — после весьма многозначительной паузы промолвил Громердан. В его словах не было жадности скупца, не желавшего расставаться с сокровищем, скорей уж он походил на родителя, опасающегося отпускать ребенка в опасное путешествие.

— Я не хочу убивать того, кто ведет охоту за мной, не уверена, что смогу убить, понимаю, что убийство — худший из вариантов. Если камень дремы подействует, это будет лучшим выходом, — принцесса постаралась ответить честно, выдав минимум информации.

— Даже песня зрелого кристалла не длится вечно, рано или поздно, тот, кто повержен в сон, проснется, если уснул не у корней каменных деревьев, — промолвил Колебатель.

— Но, пока она звучит, можно воззвать к разуму дремлющего под напев камня? — уточнила условия Элия.

— Да, но только воззвать. Внушить противное самой сути спящего создания и противоречащее его желаниям невозможно, — скорректировал диапазон действия кристалла мужчина.

— Подходит идеально, — заключила богиня, убеждаясь в своем намерении, первоначально основанном лишь на интуитивном побуждении.

— Пока я в этом не убежден, — проронил мужчина, подразумевая необходимость объяснений.

— Тот, кто вышел на охоту, безумен. В здравом уме он никогда не причинил бы мне намеренного вреда, я рассчитываю, что камень сможет помочь, — откликнулась Элия, позволив искренней надежде на благополучный исход прозвучать в голосе.

— В моем свободном распоряжении нет сейчас живых кристаллов, они находятся в Каменном Лесу. Добыча зрелого камня смертельно опасна, богиня. Вы готовы серьезно рискнуть ради некоего безумца? — уточнил Колебатель Земли, сообщая условия и одновременно проверяя твердость намерений собеседницы.

— Готова, — односложно подтвердила богиня, понимая, что другого выхода у них с герцогом и в самом деле нет.

Против безумного жнеца не вошедший в силу Джокер не устоит, обоюдный рост силы в ответ на угрозу сделает бесполезным открытое столкновение. А заманить деда к Омуту, как самоуверенно предложила Элия брату поначалу, шансов немного. Но даже если такой трюк сработает, убийство жнеца ляжет тяжким бременем на души богов. Пусть сумасшедший, но он все еще Слуга Творца, в этом принцесса убедилась сама, когда лицезрела убийство демона-книжника. И реакция у дедули Леоранда совершенно не старческая.

— Это действительно настолько важно? — уже не грубо-допросным, отстраненным тоном, а с интересом и почти заботливо вопросил Громердан.

— Очень, — ответила богиня. — Так уж получается, дорогой лорд, что у меня в последнее время почти не бывает неважных дел.

— Хм, такое же важное, как тот сумасшедший, пытавшийся заполучить жезл? — недоверчиво переспросил Колебатель.

— Возможно, еще важнее, — честно призналась Богиня Любви.

— Вам везет на безумцев, светлая, — пошутил герцог, принимая решение.

— О, я даже живу среди них, — привычно отшутилась Элия, понимая, что Громердан соглашается исполнить ее просьбу.

— В таком случае, отправляемся, — скомандовал герцог Мэссленда, переходя от слов к действию.

В тот день, когда в его замок играючи ворвался могущественный безумец, Колебатель Земли дал себе слово отплатить долг чести лоулендской богине, спасшей его жизнь. Кроме того, сумасшедший, по душу которого пришел жнец, не был личной проблемой Громердана или любого из членов семьи лоулендского монарха, а значит, и тот, другой, кто преследовал Элию ныне, тоже мог оказаться угрозой для всего Уровня. В словах принцессы о серьезности ситуации не было лжи или преувеличения.

Богиня без колебаний оперлась на решительно протянутую через заклятье связи горячую руку и двое шагнули в сгущающийся смолистый сумрак леса. Но это был не каменный, а настоящий лес, с темной травой и толстыми замшелыми стволами могучих деревьев. Они не стояли навытяжку прямо, а плавно изгибались, словно гигантские змеи, переплетались кронами, сквозь которые просачивались редкие алые лучики заходящего солнца. Было почти тихо, слышался лишь далекий шелест ветра высоко в кронах, редкий посвист птиц и рык какого-то крупного хищного зверя.

Двое оказались перед мостком из поросших ковром мха каменных плит, перекинутым через небольшую речушку, серебристой говорливой змейкой пронизывающую лес. По другую сторону текучей воды лес снова вступал в свои права, но не сразу, на десяток-другой шагов древесные гиганты отступали, уступая место пятачку поляны. Там, в высокой, по колено, траве, где Элия не заметила ни одного цветка, напротив мостка стояло два каменных столба в две трети среднего роста человека с погасшими чашами-светильниками.

— Мы на границе с Хидиаром, время почти синхронно, здесь заканчивается день, там первые сумерки, — глуховато объяснил Колебатель. — Ночи обычно хмуры, но если хоть один луч упадет на камень дремы, лишенный защитных чешуек, сдутых ли ветром, осыпавшихся при ударе о землю или ветку, зазвучит музыка. Звездный свет, свет солнца, кристаллу все равно. Нам придется использовать оглушающие чары, Элия. И если заклятье тишины не подействует, мы можем остаться под корнями каменных деревьев навсегда, на прогулки в Каменный Лес не ходят. Не передумала?

— Мне нужен камень, — подтвердила свое намерение богиня.

— Быть по сему, — подытожил Громердан и, продолжая держать спутницу за руку, шагнул на мост.

Вспыхнули совершенно бесшумно и загорелись темными розами огни в чашах светильников. Нет, наверное, какой-то звук все-таки был, но ни Элия, ни Громердан уже ничего не слышали, заклятье, наложенное на мост, мягко окутало гостей, укрывая их защитным коконом абсолютной, до звона в ушах, тишины.

Ладонь Элии продолжала крепко сжимать горячая рука. Почему-то, несмотря на монолитную монументальность ничуть не громоздкой фигуры, производящей впечатление ожившего камня, тело бога было горячее обычного. А сейчас жар тела Громердана стал еще более ощутим, делая очевидным факт: само присутствие Колебателя Земли было пропуском в мир Каменного Леса Хидиар, через врата, запретные для созданий любого другого рода.

При приближении визитеров воздух между светильниками замерцал натянувшейся пленкой и потемнел, отмечая вход в постоянный портал, реагирующий лишь на силу и кровь рода создателя.

Через границу миров боги одновременно шагнули в Каменный Лес. Вместе же они влипли в вязкую, тугую, как резиновые жгуты паутину ловушки. Сеть гигантского паука-кстара, питающегося крупными млекопитающими. В эту категорию легко вписывались и прочие живые создания, даже боги, если имели глупость попасть в паутину, лишавшую возможности не только двигать конечностями, производя мелкие манипуляции, но и блокирующую магическую силу. Нити ловчей сети дивная тварь, походящая на живописный разноцветный клубок мохера, смазывала особым парализующим ядом. Если жертва дергалась сколько-нибудь интенсивно, пытаясь освободиться из ловушки, то яд не только парализовал мышцы, но и лишал сознания. Пожалуй, до некоторой степени это было даже милосердно. Съедаемая добыча не всегда успевала сообразить, что ее едят. Но что забыл теплокровный паук в каменном лесу? Именно эта мысль, одновременно осенила обоих охотников за камнями и парализовала их не хуже яда, спасая от пустых трепыханий.

— Вы не говорили, герцог, о том, что Лес обитаем, — послала мысль коллеге по ловушке богиня, ибо слышать они все еще ничего не могли, заклятье, наложенное на мосту, держалось крепко.