Прекрасный новый мир (Мв-23)

Слово берёт представитель Индии, голос у него глухой, усталый, но стальной.

— Федеративная Республика Индия требует:

-Международного расследования;

-Компенсаций за гибель наших граждан;

-Ответственности всех, кто развязал бойню, вне зависимости от флага.

-И наконец, отвода всех иностранных войск с территории Мадрасской Конфедерации.

Снова слово берет Вышинский:

— Советский Союз предлагает: незамедлительно вывести с территории Мадрасской Конфедерации все иностранные войска. И провести международную конференцию по статусу Мадраса — с участием всех сил на местах. Иначе — мы предлагаем Совету Безопасности ООН вынести резолюцию о международной ответственности США.

Он смотрит в камеру — и добавляет:

— У истории долгая память. И длинный список преступников.

В ответ — Мак Леллан:

-В таком случае, Соединенные Штаты предлагают вынести аналогичную резолюцию об ответственности СССР! За агрессию против Мадрасской Конфедерации — что это вообще за термин, "специальная военная операция", в международном праве этого нет, мы знаем — или мир, или война! Конечно, захват мирного судна в международных водах в мирное время, это безусловно, акт пиратства — однако же замечу, что никто из ваших моряков не погиб! А вы в ответ напали и поубивали — ладно, пусть не гражданских, но военнослужащих Мадрасской Конфедерации, и в самом Мадрасе и на авиабазе Тамбарам! Если это не агрессия, то что тогда? То есть, ваша страна тоже виновна!

Председатель Совета (ударяет молоточком):

— Порядок! Совет заслушал аргументы сторон. Сейчас объявляется 30-минутный перерыв. После — голосование по двум предложенным резолюциям — от СССР и от США.

4 июня 1956. Заголовки газет.

"Правда". Американский империализм блокирует путь к миру. США наложили вето на советскую резолюцию: мир на грани атомной катастрофы.

"Известия". ООН — не арбитр, а заложник агрессоров. Вашингтон превращает международное право в фарс.

"Красная звезда". Бессилие ООН: как и Лига Наций — не способна остановить агрессора. Армия США топчет южную Индию, мировое сообщество — безучастно.

"Сабад неп" (Венгрия). Американское вето — пуля в спину мирному урегулированию.

"Трибуна люду" (Польша). Когда голосуют бомбы, ООН молчит. Империалисты блокируют решение кризиса.

"Руде право" (ЧССР). ООН стала ареной для шантажа, а не справедливости.

"Нью Йорк Таймс". Советы снова блокируют мир: вето хоронит резолюцию ООН по Индии. Растут призывы к реформе системы безопасности ООН.

"Вашингтон пост". Тупик в Совбезе: актуальна ли ещё ООН? Эксперты настаивают на реформе контроля за ядерным оружием.

"Таймс" (Лондон). Возвращение в 1930-е? Провал ООН в деле Индии вновь разжигает дебаты о коллективной безопасности.

"Ле Монд" (Франция). ООН бессильна перед гигантами. Призрак мировой войны снова пугает человечество.

"Хинду" (Индия, Дели). Тупик в ООН по Мадрасу: Индия расплачивается за крах мирового порядка.

"Нейе цюрхер цайтунг" (Швейцария). ООН на грани краха? Когда великие державы блокируют друг друга — для мира не остаётся места.

"Асахи Симбун" (Япония). ООН вновь на испытании: кто возьмёт ответственность за ядерный контроль?

Москва, Кремль. 5 июня 1956.

Заседание не было официальным. Ни папок на столе, ни стенографистов. Только два человека — вождь, и вице-адмирал Михаил Петрович Лазарев.

Сталин ходил по кабинету. Не быстро и не медленно — на нервах. Поглядывал на карту Индийского океана, разложенную прямо на столе. Его голос звучал чуть глуше обычного, и с акцентом — грузинский шипящий вылезал наружу, как всегда, когда он был зол или обеспокоен.

— Я вниматэльно прочэл все доклады... Все, что анналы нам дали. Ну а теперь — хочу услышать ваше мнэниэ, товарищ Лазарэв. Личное. Без лакировки и без протокола.

— Моё мнение, товарищ Сталин? — ответил адмирал — По волоску прошли. Взяли янки на блеф. Удивительно, но сработало. Видяев гениально догадался выпустить имитаторы, и те сработали. Американцы, по всем признакам, подумали, что лодок у нас там как минимум три, а не одна. Если бы они пошли ва-банк — была бы мясорубка. Но на две цели А-2 точно бы отработала.

— А потом?

— Потом было бы очень плохо. Потери с обеих сторон — чудовищные. И уйти из Мадраса без жертв с трофеями — уже не получилось бы. А если бы всё пошло совсем плохо — осталось бы только дать добро на "Закат". Они бы не выиграли, но и мы тоже. Вышло бы — "не доставайся же никому".

Сталин остановился. С минуту молчал. Затянулся — долго и глубоко.

— А что требовалось, чтобы не блеф был? Почему одна лодка, а не три? Сколько "Акул" у нас вообще есть?

— Пятнадцать, — отчеканил Лазарев. — Но в реальности — восемь с СФ, включены в план "Авалон", и на другие театры переброшены быть не могут, в текущей политической обстановке. Две на Средиземке, их также было запрещено оттуда снимать, решением Совета Труда и Обороны. Две лодки еще не завершили курс боевой подготовки, без которого отправлять их в дальний поход, это очень большой риск. Одна, А-15, еще в процессе приемки флотом. Оставались лишь две с ТОФ, А-2 и А-4. Однако вторую из названных, в последний момент пришлось поставить в ремонт. И проблема не в количестве, товарищ Сталин. А в том, что на ТОФ — инфраструктура почти нулевая. Для атомного флота нужны базы, снабжение, доки, реакторщики, ремонтники. А у нас на Тихом — еле-еле две лодки обеспечивают. Вот и осталась свободна только А-2 Видяева.

— Короче. — Сталин уселся в кресло — Каким должен быть состав нашей эскадры в Индийском океане? И что надо, чтобы она работала по-настоящему?

— В идеале, товарищ Сталин? Одна "Моржиха" с крылатыми ракетами, две торпедные "Акулы", и желательно, авианосное прикрытие. Этого хватило бы, чтобы всю американскую эскадру отправить в историю. Но главное — база. Хотя бы одна — в Сомали, с итальянцами договориться. Или плавбазу, с полным комплектом для атомных лодок.

Сталин усмехнулся. Усы дрогнули. Это была та усмешка, которую в Кремле знали как знак одобрения.

— Ну, если надо — обеспечим. Мы страна богатая, ресурсов у нас тут побольше, чем там. Завтра будет совещание в Ставке. Южная ось — Индия, Персия, Аденский пролив... Мир трещит, Михаил Петрович. Но мы не трещим. Мы — гнём.

— Товарищ Сталин, — осторожно добавил Лазарев. — Видяев — заслужил второго Героя, и лодке А-2 — гвардейское звание. Представления поданы, и Главный Штаб, и Министерство — поддерживают.

— Удостоим, — сказал Сталин. — Герои нам нужны, особенно в такие дни. Вы докладывали — через полтора года будут готовы две "Моржихи", и "Супрун" с "Осипенко"? Авианосцы с реактивными палубниками?

— Да, товарищ Сталин. Но не раньше. А палубные машины пока в испытаниях.

Сталин встал. Подошёл к окну. Смотрел куда-то вдаль, через шторы, через Москву, прямо в Индийский океан.

— Только нет у нас полутора лет, товарищ Лазарев. Индийский полуостров уже горит. И проект "Ящерица" выходит на финиш — и ждать не может. Мы завтра поговорим. А пока — держите американцев в напряжении. Пусть каждый их вдох — будет с мыслью: а не последний ли он?

Лазарев встал, подтянулся.

— Будет исполнено.

И подумал, выходя из кабинета.

— Сейчас еще в Министерстве дела — домой опять к ночи попаду. Анюта нервная стала, как из Ленинграда вернулась. Что они там по своей линии нарыли?

Но и времени у нас нет. Потому что мир снова качается. Как та Куба, на карте... зелёная, длинная... ящерица. С глазами, как влажные камни. Слова из песни — еще не написанной в этом мире.

Дели. Уличный митинг. 7 июня 1956.

Товарищ Ранадив стоял в кузове грузовика, служившего трибуной. Перед толпой своих сторонников. Его голос был твердым, полным горечи и решимости. Каждый взгляд был устремлен на него, каждое слово — как выстрел, пробивавший насквозь.

— Мы были близки к победе! — прогремел он, вознося к небу сжатый кулак — близки, чтобы раздавить южных крыс — угнетателей наших товарищей, наших соплеменников! Те, кто развязал волну "тамилизации", запрещая нашу культуру, нашу речь, нашу веру! Мы разбили их наёмников из Хайдарабада, сокрушили их, и готовы были гнать их, этих марионеток, до самого Мадраса — но нас остановили! Почему? Потому что Москва и Вашингтон тайно договорились между собой! Мы — лишь разменная монета на их шахматной доске!

Толпа, запрудившая площадь — всколыхнулась, загудела, поднимая руки, требуя продолжения.

— Наши товарищи, те, что плыли в Мадрас, были убиты американцами — при полном попустительстве советских! — продолжал Ранадив. — но между русскими и янки, ни одного выстрела не прозвучало! А вот в их газетенке — советские и американцы вместе, с улыбкой, перед американским посольством! Что вам еще нужно, чтобы поверить в сговор, в предательство за нашими спинами?

Он сделал паузу, бросая вызов.

— Да, русские коммунисты когда-то были передовым отрядом мировой революции! Но теперь они — лишь довесок к великому советскому государству и его геополитическим интересам. Но эти интересы — не наши! Мы — не их марионетки!

Толпа взревела как море. Ранадив продолжил:

— Кого вы считаете вершителем нашей судьбы? Москву? Римом и Меккой коммунистической веры? Кто и когда назначил московское руководство непогрешимым? Почему голос вождя в Кремле должен весить больше, чем голос нашего народа? Однако же, наша Партия, и наши товарищи, занимающие ответственные государственные посты — подчинились требованию из Москвы, заключить мир с южными шакалами, угнетающими наших братьев! Ради интересов коммунизма — нет! Ради интересов СССР!

Толпа взорвалась криками одобрения.

— Мы не враги коммунизма! — взвился Ранадив. — Мы — истинные хранители марксистской идеи, как она изложена у Карла Маркса, а не слепые исполнители московских директив! Я заявляю — отныне я отказываюсь подчиняться предательским директивам ЦК КПИ! И призываю всех, кто со мной согласен, потребовать от этих изменников нашего дела, окопавшихся на теплых местечках в руководстве, изменить свое решение и следовать правильной политике! Пока — призвать мирно, по-хорошему. Мы не хотим быть инициаторами раскола — но если они продолжат упорствовать в своих заблуждениях... Что ж — тогда возможны, как справедливый суд над предателями общего дела, с сохранением единства Партии — так и выход всех истинных коммунистов и патриотов нашей страны, из той Партии, скатившейся в оппортунизм и измену, и создание новой, нашей Партии, истинно коммунистической, истинно марксистской!

Толпа, запрудившая и площадь перед зданием ЦК, и ближние улицы, ответила единым, мощным рёвом.

— Ура, товарищи! За свободу! За марксизм! За нашу суверенную Индию!

Патрули Народной Армии скромно прижимались к стенам. Не стрелять же в своих братьев и сестер, родителей, детей? Тем более, очень многие в армии были недовольны — мы только что растоптали проклятый Хайдарабад, и казалось, немного оставалось, чтобы добить мадрасцев — но столичные вдруг заключили мир в шаге от победы, уж не измена ли?

-Смерть предателям! Смерть шакалам!

Чикаго. 9 июня 1956 года.

Он сидел в кожаном кресле, откинувшись назад и глядя в потолок, как в мутное небо перед бурей. Толстый джентльмен, лет шестидесяти с лишним, в безупречно пошитом костюме цвета дорогого черного кофе, с цепочкой от карманных часов на жилете и с манерами из другого века. Его можно было бы принять за карикатуру с советского плаката: "буржуй", "эксплуататор", "жирный кот". И пусть бы принимали — он не возражал. Поскольку знал: на этом свете не так важно, как тебя называют, куда важнее — кому ты звонишь первым, с утра, и кто отвечает тебе немедленно.

Он не занимал постов. Не светился на первых полосах. Даже на корпоративных банкетах не произносил речей. Но если бы сейчас, в эту самую минуту, позвонил Президенту — тот снял бы трубку. Или, по крайней мере, сразу связался бы через помощников. Потому что этот человек был не частью государства. Он был частью системы, которая ставила государство на службу себе. И он не был один.

Из ящичка на столе он извлёк тонкую коробку, раскрыл её — и с любовью выбрал кубинскую сигару. Отрезал кончик золотым гильотинным ножом. Щёлкнул спичкой — и затянулся. Первое облако дыма поднялось, как кадило в храме древней религии — власти без формы, контроля без имени.

На столе перед ним лежала тонкая пачка бумаг: сводка дня. Биржи, пресса, закрытые аналитики. На полях — пометки, оставленные его помощниками (которым ну очень не стоило ошибаться!): фамилии, страны, краткие характеристики, степени угрозы и возможности их обратить в ресурс.

"Ранадив — марксистский радикал, порвал с Индуистским блоком. Не наш агент. Но потенциал для раскола."

"Аннадурай — националист, не склонен к Советам. Вероятно, договороспособен."

"Лазарева — фактически, посол из мира Будущего. Установлено ее участие в советском кадровом проекте. Имеет прямой доступ к высшему руководству СССР. И прозвище "темная королева" — среди московской и ленинградской богемы."

Он перечитал последний пункт дважды.

"Эмиссар из будущего", — как сказано в докладной Райана. И если даже она заинтересовалась этой девчонкой...

На полях стоял карандашом вопрос:

"Поддержать контакт? Провести встречу на нейтральной территории?"

Он усмехнулся, дымясь сигарой. Улыбка вышла нерадостной.

Америка слабеет, думал он. Не физически — системно. Мозгом. Мы забыли, что победа — это искусство, а не грубая сила. Все кричат "свобода", "демократия", "наша армия" — а мир давно стал шахматной доской, на которой не выигрывают с наскока, с ломом, с пушкой. Выигрывают с улыбкой. С книгой. С девушкой из Айовы.

Он ткнул пальцем в одну из справок. Длинная фамилия на хинди, дата — 7 июня. Где-то на другом конце планеты, в Индии, ошибка одного фанатика, поспешность одного капитана, могут повлечь за собой тридцать лет новой войны. И этот фанатик не их человек. То есть — возможен торг.

Он сделал пометку:

"Индия. Углубить раскол. Работать с южными князьями. Оформить юридически оккупацию как "миротворческую". Базовая ставка — 3 года, потом уход с усилением влияния."

Он закурил снова. Сигара медленно тлела, пока мысли летели дальше: Европа. Африка. Ближний Восток. Куба. Там, где можно раскачать, вложить, внедрить, а потом выжать — это и есть бизнес. Не на бирже, а в истории.

— Всё может начаться с одной семьи, — сказал он вслух, глядя в пепельницу. — Девочка из Айовы. Вылетает в Москву с папой, мамой и братцем. И кто скажет, что она не настоящий посол — причем со свитой?

И он добавил уже мысленно:

Если Лазарева захочет её продвинуть — у нее будет шанс. Если нет — её ждёт другой путь. Но попробовать стоит. Мы не убиваем возможности, пока они дышат.

Он встал. Встряхнул пепел. Положил руку на папку с пометкой "НЕ ОПУБЛИКОВАНО. ВЫСШАЯ КАТЕГОРИЯ."