Вход не с той стороны

— Большой дом. Веранда — 780 метров, — это уже Инга прицеливается дальномером.

780 метров — это терпимо. Даже для меня и моей М-21. Почти критично, если стрелять по движущимся мишеням, но терпимо.

Шестнадцатикратный бинокль давал ощущение почти полного присутствия, будто смотришь на деревню метров с сорока. Деревня вымерла. Даже куры, о которых говорил Томас, исчезли. Ага. Согнали в большой сарай местных жителей, вон и часовой в тенечке пристроился. На пристани сидели несколько человек с оружием и курили. Черные физиономии, разгрузки на голое тело, и Калашниковы, стандартный образ африканского революционера, борца с белым игом. Вот еще группка играет в карты под навесом. Пока одиннадцать человек насчитал, и три лодки, похожие на широкие африканские долбленки, с пулеметами на тумбах в передней части. Кажется, ПКМы. Такому эти 780 метров совсем не расстояние, при необходимости выбреют нашу вершинку, как бритвой.

— Ближе к нам, сто метров от деревни, дерево с раздвоенной вершиной, двое с пулеметом, — раздался голос Герды.

Она тоже наблюдает. Переместил взгляд, действительно, двое. Лежат на спине, болтают, между ними на сошках РПД. Чтобы вас змеи покусали. Я бы так спокойно не лежал. Близко к нам лежат. Плохо. В случае чего, я ими и займусь.

— Наш берег, напротив деревни, лодка в кустах. Пулемет, двое, — это Инга.

Есть. Но они нам не помеха. Нашу позицию им не разглядеть, деревья мешают. Вот если на фарватер вырулят, тогда да.

Мы спускаемся после выстрелов перпендикулярно реке, и на всем спуске защищены скалой. Потом тоже не будет видно, растительность закрывает, однако палить в направлении им никто не помешает, и гнаться за нами тоже. А мины сейчас на пути отступления мы не можем поставить, в горячке сами налетим.

Ладно, надо прицел немного подправить. Щёлкнул барабанчик вертикальной поправки. Выставил на восемьсот метров, если буду стрелять, то первыми постараюсь выбить пулеметчиков и бежать, а придется переводить огонь на ближнее расстояние, так поправку на глаз прикину. Теперь общий инструктаж.

— Слушаем внимательно. Порядок отступления: первый Томас, затем Герда, затем Инга, дальше я. Отступление по команде. Все поняли?

— Внимание, — это Инга, продолжает наблюдать.

Что там? Из общинного дома выскочил белый... Белый человек? Нет, скорее латинос. Человек замахал руками. Мля... они же только завтра должны... Личный состав засуетился и забегал по деревне. Две лодки отчалили и заняли позиции, на фарватере, ниже деревни по течению. Одна выше. Якорь не бросают, подрабатывают моторами. Значит, скоро будут гости.

— Все, что успели распаковать — назад. Коврики здесь бросаем к бениной маме. Дамы, если надо, пописали и готовность номер ноль.

— Это как — ноль? — спросила Инга.

— Самая-самая готовность из всех готовностей. Ждем, — командовать мне всегда нравилось.

Появились. На реке показалась процессия. Довольно быстро приближался небольшой деревянный катер, с пулеметом на турели на носу. Сверху, на рубке, ещё один. Слава богу, не крупнокалиберные, ПКМы, хотя нам и этих, в случае чего, хватит по горло. Катер, как правительственный кортеж, окружили четыре лодки, набитые вооруженными людьми. На каждой пулемет. Тоже вроде крупнокалиберных нет, и, слава Богу.

Это первый пахан. Не будут же они вместе плыть, тогда проще было бы по пути договориться. У нас еще четыре часа светового дня, если они будут тянуть, то это нам даже хорошо. Уйдем в темноту качественно. Пилот говорил, ему все равно, когда летать.

Катер пристал к берегу, две лодки сопровождения сразу рванули в нашу сторону и остановились в ста метрах от скалы по разным берегам.

Из катера вышел сопровождаемый здоровенными телохранителями невысокий мужик в фуражке и белой форме, даже с золотыми лампасами. Подскочил латинос и отрапортовал. Мужик прошел в дом и появился на веранде. Сел в плетеное кресло и закурил сигару.

— Как видишь его, Инга?

— Четко. Импозантный, настоящий генерал.

Почти сразу появилась следующая процессия. Скромнее. Посередине просто большая лодка с тентом, и по бокам две поменьше. Тоже все с пулеметами. А вот на большой — крупнокалиберный Браунинг М-2.

Причалили, появился очередной главный повстанец. Попроще. Белый верх, черный низ. Фуражка белая. Кокарда блестит. Телохранители за ним. Остальные остались у причала. Подбежал латинос, ругается. Места нет для третьего. Его, очевидно, послали, но все-таки отчалили. Одна лодка вверх по течению, одна вниз. Главарь тоже поднялся на веранду и сердечно обнялся с первым, похлопали по плечам, сели.

Так, третья делегация. В очередь они, что ли, выстроились, по старшинству? Катер и лодки по бокам. Блядь, народу уже больше сотни.

Этот главарь совсем демократичный. Рубашка и джинсы. Телохранители за ним, лодки рассосались по реке. Он на веранду. Что такое? Обниматься с ним не хотят. Просто руки пожали. Рангом не вышел?

— Внимание. Порядок ухода тот же. Никто не стреляет, кроме Инги. Герда, снимаешь все на видео. Инга, я подстрахую. Огонь по команде, отход тоже. Как поняли? Не слышу?

Соратники по очереди доложились.

— Огонь.

Два очень быстрых выстрела, через долю секунды третий. Первым выстрелом Инга убила сразу двоих. Два атамана — или кто они там — вылетели из кресел одновременно, на одной линии сидели. Вторым выстрелом она достала последнего. А зачем третий?

Главари на веранде лежали без движения. Под ними расплывались лужи крови.

— Уходим, — прошипел я. Нас слышать не могли, но это от волнения.

Инга принялась быстро свинчивать глушитель с винтовки, а я продолжал смотреть на деревеньку. Интересно же. Первые несколько секунд ничего не происходило. Я сам, кстати, звук выстрелов с трудом расслышал, глушитель очень качественный, просто толстый и длинный, как самоварная труба. Потом на веранду выскочили телохранители и замахали руками, что они орали — не слышно, но понятно. Откатился в сторону, опустил крышечки на прицеле и винтовку за спину. Господи, помоги... ухожу.

На реке началась стрельба, как на маленькой войне, ревели моторы, казалось, что лодки вдруг все сразу начали ездить по реке. И то ли бандюги быстро поняли, откуда стреляли, то ли просто на всякий случай, но на верхушке скалы сошлись десятки очередей.

Я, скользя подошвами и цепляясь руками за ветки, спускался вниз, ниже меня — Инга. Ей было очень неудобно, мешала здоровенная винтовка, но она старалась спускаться быстро. И тут наше везение закончилось.

Инга приглушенно вскрикнула и сорвалась вниз, просто поехала на спине, все ускоряясь, пытаясь цепляться руками, сшибла Герду и исчезла с моих глаз. Томаса я не видел, но он двух девушек не поймает. Если даже они что-то и кричали, то голоса не доносились, все заглушали выстрелы и рев моторов.

Я максимально ускорился, стараясь поймать взглядом хоть одного человека на тропе. Есть. Томас грязный, но целый, склонился над девушками. М-мать. Инга лежит и стонет, держась за колено. Герда встает, но держится за плечо. Молодец.

— Томас, веди к лодке. Герда, сама идти можешь? — я склонился над Ингой. — Что с ногой? Сломала? Нет? Это лучше. Цепляйся сзади на спину.

Ох-х, какая же ты тяжелая! Ничего, до лодки допру. Шатаясь и стараясь ставить ноги почаще, я поспешил за Гердой и Томасом. Инга вцепилась мне в плечи и прижалась, как к самому родному человеку на свете. Это правильно, я и есть сейчас самый для тебя близкий человек.

Томас столкнул лодку на воду и уставился пулеметным стволом на заливчик. Правильно. Я перекинул Ингу в лодку и заскочил сам. За мной Герда. Кривится. Больно ей, что-то с плечом. Я нацелился стволом в заливчик, сменив проводника, он склонился к мотору. Застучал двигатель.

— Гони, — заорал я, увидев, как в залив заскочила лодка. Пулеметчик сразу нас заметил и попытался прицелиться, но скорость у лодки была большая, и рулевой заложил крутой вираж, стараясь не врезаться в берег. Пулеметчик наводил, отчаянно доворачивая ствол вправо, и не успевал, лодка на большой скорости уходила влево и разворачивалась. Он от отчаяния даже открыл огонь, но очередь прошла значительно правее.

До них было всего метров пятнадцать, и я двумя короткими очередями сбил рулевого и пулеметчика в воду. Лодка врезалась в берег и задергалась, мотор продолжал работать, поднимая фонтан мутной воды. Сразу же показались ещё две лодки, экипажи нас увидеть не успели, мы уходили в заросли. Я, попадая коленками по Инге и Герде, перескочил на корму, пригнул еще больше и так сгорбившегося Томаса и выпустил короткими очередями магазин, стараясь поймать в просветы зелени людей. Обеих пулеметчиков я срезал точно, дальше не видел, проводник свернул в боковой рукавчик.

Раздался рев и грохот. Кто-то, видимо, решил сходу рвануть за нами, но ему не было видно, что канал сразу заворачивает, так что преследователи вылетели на берег. Грохотали несколько пулеметов, но в протоках высотой берегов достигала полуметра, мы просто пригнулись и пули бесполезно секли зелень над нами.

— Ушли. Томас, гони что есть сил, — попросил, сам понимая, что это невозможно. Разгонимся — вылетим на берег.

— Хорошо, мистер, — просто сказал Томас и действительно чуть прибавил ход.

В метрах двадцати сзади грохнул взрыв и сразу еще один, немного правее. Стреляли из подствольных гранатометов.

Черт, а я этим не озаботился, сейчас пригодились бы. Мы в очередной раз свернули, но шум моторов преследователей не стихал. Казалось, что лодки обходят нас широким полукругом.

— Томас, они могут знать эти места?

— Как я — нет, мистер... но они могут угадать, — проводник спокойно вел лодку, эмоции никак не выражались на его лице.

Взрывы так и хлопали сзади, преследователи перестали стрелять из пулеметов и наугад палили из подствольников. Однако моторы все еще гудели, нас продолжали преследовать.

— "Король" — "Птенчику", как слышишь меня, — попытался я связаться с вертолетом. Ответили почти сразу.

— "Птенчик" — "Королю", принимаю чисто и громко.

— Готовьтесь. По сигналу раздувайте пары. Как принял, "Птенчик"?

— "Птенчик" — принял. По сигналу раздуваем пары.

Я прислушался, шум моторов отставал. Ушли.

— Герда, что с плечом?

— Выбила. Ерунда, но стрелять не могу, и вправлять надо.

— До вертолета дотерпишь или делать укол?

— Дотерплю, в вертолете сделаешь.

— Инга?

— Или сильное растяжение, или вывих. Терпеть могу, ступать на ногу нет. Не страшно, обойдусь без укола. Видели, как я двоих одним выстрелом? Будут в Новой Земле соревнования, стану выступать. Хочу стать чемпионом и здесь.

— Видели. Умница, дочка. Я думаю, станешь. Если выберемся. А чего третий раз стреляла?

— Для контроля. Хотя эта пуля, куда не попади, валит наглухо.

— Кто коньяк будет? — он у меня всегда с собой. Надо срочно релаксация.

— Я...

— И я...

— Мистер, мне просто необходима огненная вода...

Коньяк хотят, значит, жить будут.

Попетляв по протокам, мы мягко ткнулись в берег. Команду раскручиваться я уже дал, и мы слышали рокот вертолетного мотора, но сзади и сбоку нарастал еще далекий, но уже четко слышимый рев лодочных моторов.

— Томас, бери мою снайперку, рюкзак — и к вертолету. Герда за ним. Бегом!

Я подхватил на спину Ингу и тяжело побежал к вертолету. Хрен с лодкой, жизнь дороже. Не добежав до машины метров пятнадцать, упал. Инга навалилась сверху. Черт, рассек скулу камнем. Чьи-то руки сняли с меня Ингу. Я повернул голову, вставая, и увидел, что ее тащит в вертолет второй пилот. Спасибо, друг.

Вертолет медленно поднимался. Мне казалось — очень медленно. Второй пилот рыскал стволом "Минигана" по джунглям и матерился по-польски. "Хьюи" накренился, ложась на курс, поляк заорал и вывернул пулемет вниз, начали раскручиваться блоки стволов, но его вдруг оторвало от пулемета и бросило на переборку. По ней расплылось пятно крови. Пули мерно и гулко грохотали по вертолету, пилот еще раз бросил машину в сторону, меня рвануло за бедро и за бок, во рту сразу стало сухо, наплыла тошнота и помутилось в глазах. Скрючившись от боли, я увидел, как Томас полез к двери, выглянул и выставил пулемет, собираясь стрелять, но у него взорвалась ошметками камуфляжа и красными кусками грудь. М-мать... Пули перестали попадать в вертолет, я посмотрел на девушек. Герда и Инга вцепились в привязные ремни и смотрели на меня огромными глазами на белых лицах, руки у обеих одновременно потянулись к застежкам ремней. Я поднял руку, останавливая их. Чем они мне помогут, инвалиды? Глянул на ногу. Чуть выше колена вырвало кусок штанины и разорвало кожу с мышцами. Не смертельно, но болит, как кипящего свинца налили. Я снял с приклада жгут и перетянул ногу. Разрезал штанину, наложил на рану подушечки и замотал бинтом. Резанула острая боль, где-то под рукой, и я опять опрокинулся на пол. Да что же такое? Засунул руку под куртку, отчего-то мокрую, нащупал рану и чуть не потерял сознание от боли, два пальца провалились в дыру. Суки... чем это они меня... разорвал следующий пакет, размотал его, соорудил пучок бинтов и просто положил подмышку, прижав рукой.

На лежащего рядом мертвого Томаса старался не смотреть. Второй пилот вывалился из вертолета и сейчас болтался под нами на страховочных ремнях. Я ясно видел, как они при поворотах вертолета ерзают по порожку. Твою мать... все же хорошо шло. Как же мерзко я себя чувствую. Самих поранило, это ладно, сознательно шли, остальные причем...

— Целы?

Обе кивнули утвердительно. Я, стараясь не тревожить ногу и прижимая к себе руку, полез в кабину пилота. Двигатель мерно гудел, лопасти со свистом резали воздух. Вроде не подбили. Не дымим и не падаем. Втащил себя на место второго пилота, лобовое стекло было расхлестано, кабину наполнял горячий ветер. Ричард не смотрел на меня, он уставился вперед, все лицо у него было залито кровью, со лба свисали красные лохмотья, закрывая левый глаз.

— Что с Яцеком, сэр?

— Нету Яцека... не шевелись. Лоб перевяжу.

Балансируя на здоровой ноге, кое-как прилепил лоскут кожи ко лбу и перевязал голову. У него еще под глазом, в скуле, торчал здоровый кусок стекла, но его я вытаскивать не стал. Кровь по щеке уже не текла.

— Вести вертолет можешь? — я, матерясь от боли, опять уселся в кресло.

— Да, сэр. Могу, сэр. Вертолет в норме сэр. Почти, сэр, — от волнения или от шока Ричард перешел на уставной язык.

Я достал флягу и протянул ее пилоту. Он отхлебнул, зашипел от боли и вернул.

— Яцек у меня здесь уже третий второй пилот. Были Джонни и Том. А я все целый. Не совсем целый, но живой. Как считаете сэр, пора, наверное, завязывать с этим делом? — Ричард сидел неподвижно, как окаменевший, только рука легонько манипулировала ручкой управления.

— Завязывай, Ричард.

Что я могу ему еще сказать? Это был его третий пилот, а он жив. Везение штука переменчивая, летчики в России, если оставались живы, после третьего летного происшествия списывались на землю. По собственному желанию. Точно знаю.

Я полез в грузовой отсек. Попытался было затащить поляка на борт, но одной рукой не смог, а вторая не слушалась. Привалился к переборке рядом со своими женщинами.