— Напрасно ты в них впускаешь всякую чушь.
— Твоя речь — чушь?
— Во-первых, она не совсем моя. Ее писал мой помощник Несмеянов. Во-вторых... — Он вдруг запнулся.
— Что же у нас, во-вторых? — напомнила Виолетта.
— Мне не нравится моя речь, которую писал Несмеянов.
— Почему же ты ее произнес?
— По большому счету меня заставили.
— Кто же мог заставить губернатора? Разве не ты тут главный?
— Формально я, а реально... — Он задумался. — Есть люди и структуры, мнение которых я не могу не учитывать. Мы все живем не в вакууме. — Он посмотрел на одну их стен, Виолетта догадалась, что он намекает на возможное наличие прослушки.
— Я поела, — сказала она. — Пойдем, погуляем.
Они вышли в окружающий особняк небольшой парк. Они уже привыкли обсуждать наиболее интимные или нелояльные общественно-политические вопросы среди деревьев. Так им было спокойней и надежней. Но даже на этих полулесных тропинках они обычно разговаривали в полголоса.
— Ты сегодня не такой, как обычно, а какой-то другой, — произнесла Виолетта, не спуская с него взгляда. — Неужели на тебя так сильно подействовала эта речь?
Каракозов кивнул головой.
— Как ни странно, но это именно так. И сама речь, и весь этот митинг произвел на меня тягостное впечатление.
— По поводу речи, я понимаю, ты говорил прямо противоположное тому, что думаешь. Но причем тут митинг; это всего лишь сборище полусумасшедших людей.
— В том-то все и дело, Виола. Когда я смотрел на них, мне становилось страшно. Я начинаю понимать, какая эта могущественная сила — толпа, охваченная безумными идеями. Против нее ничего невозможно сделать, она не внимает никаким аргументам, которые противоречат ее представлениям. Нужна огромная мощь, которую просто неоткуда взять, чтобы ее хотя бы остановить. Мне это точно не под силу.
Виолетта провела рукой по плечу Каракозова.
— Но если ничего нельзя сделать, стоит ли не только что-то пытаться сделать, но и даже жалеть об этом. Если люди хотят сойти с ума, зачем им мешать.
— Но ведь они хотят заставить всех остальных быть такими же, как они. Это как раз тот тип личности, который не терпит оппонентов, инакомыслящих. Они намерены всех заставить думать и поступать, как они. Ты даже не представляешь, на какие жестокости ради этого они способны.
— Очень даже представляю, Игорь. Я все же иногда смотрю телевизор и — не поверишь — читаю книги. Под твоим влиянием я увлеклась античностью, эпохой Плотина. Меня поразило, как было там очень много жестокостей. Одни гладиаторские бои чего только стоят.
— Ну, гладиаторские бои — это пустяки по сравнению с тем, что происходило во время боевых действий или подавления восстаний. Люди — невероятно жестокие существа, и побороть в них это свойство ничего не способно. Но самое ужасное то, что человек в массе своей даже не осознает собственную чудовищность, наоборот, он ее всячески культивирует.
— Но почему это происходит, Игорь? Например, искусство, тот же самый театр ответа на этот вопрос не дает. По крайней мере, я его там не нашла. А что говорит твой Плотин?
— Плотин постоянно подчеркивал, что человек состоит из бессмертной души и смертного тела. Он считал, что зло возрастает по мере удаления от Единого. Иными словами, чем в человеке слабей стремление к высшему, тем сильней в нем проявление самых негативных, примитивных свойств. — Внезапно Каракозов застыл на месте. — Я вспомнил, что он писал! Когда у человека нет стремления подниматься вверх, то душа сближается с телом и становится покалеченной. Люди не воспринимают ее как нечто божественное и бессмертное. Для них важнее становится жизнь, связанная с удовлетворением материальных, а не духовных интересов. Поэтому душа теряет чистоту своих помыслов, становится безобразной, необузданной и неправедной, преисполненной как величайших вожделений, так и величайшего смятения. Понимаешь, что Плотин имел в виду?
— Конечно, Игорь. Я всегда это ощущала и по себе, и по другим.
— Хотя, когда я видел эту толпу, я не вспоминал Плотина, но меня обуял ужас от того потока негативной и примитивной энергии, которая исходила от нее. Но самое мерзкое в этой ситуации то, что я причастен ко всему этому негативу. И не просто причастен, а получается, что возглавляю это страшное воинство. Ты в праве меня презирать.
Виолетта какое-то время молчала.
— Я не могу тебя презирать, я слишком люблю тебя. И я тебе безмерно сочувствую. Пойдем в дом. Я сейчас хочу только одного — быть целиком твоей.
Обычно они возвращались со свидания вместе. Каракозов довозил Виолетту до окраины города, высаживал, она вызывала такси и ехала домой. Но на этот раз ее ждал муж на недавно приобретенной даче. И ей надо было ехать в другом направлении. Поэтому она добралась до гостевого дома на своей машине и сейчас на ней же и уехала.
Каракозов вел машину и параллельно в голове с еще большей скоростью мчались мысли. Они были отнюдь не новыми, в последние дни постоянно одолевали его. Но сейчас особенно были настойчивыми и ясными.
А не совершил ли он в свое время роковую ошибку, поддавшись искушению власти, денег, возможности проникнуть в элитные сферы? Он все отчетливей понимает, что ему становится все трудней играть роль своего парня. Когда он только начинал это делать, то безмерно радовался новым перспективам, новому своему положению, просто новым чувствам и эмоциям, которые подчас захлестывали его, словно океанские волны. Но сейчас он ощущает, как стремительно мчится к финалу. С каждым днем становится все нестерпимей изображать из себя того, кем он по своей сути не является. Да, он попытался им встать, но у него ничего не выходит. Иногда кажется, что он почти вошел в этот свой новый образ, но вдруг случается какое-то событие, подчас совсем пустяковое, как он из него выпадает. И затем приходится затрачивать большие усилия, дабы снова превратиться в прежнего.
Но сегодня ситуация иная, все зашло чересчур далеко. Жизнь требует переступить такую жирную красную черту, после чего обратной дороги уже не будет ни в каком виде. Он стоит перед нечто страшным, это дракон, который приготовился его сожрать без остатка.
Вопрос в том, а ради чего эта жертва? В свое время его искусило стремление к новой жизни, возможность вырваться из бедности, безвестности на просторы богатства, карьеры, принадлежности к элите, к тем, кто решает судьбы страны. Все он это получил даже в большем объеме, чем первоначально надеялся. Но почему-то вместо счастья чувствует себя глубоко несчастным и потерянным. Он не до оценил ряд факторов, и прежде всего не понял самого себя. То, что казалось, имеет приемлемую цену, на самом деле, как выясняется, стоит неизмеримо дороже. Ему больше не хочется быть губернатором, мужем своей жены, выступать на этих страшных митингах перед свихнувшейся толпой.
Ему надо понять, чего он действительно хочет, что сделает его счастливым? В свое время он повелся на трафаретные желания: денег, известности, влияния, славы. Понадобилось более двух десятков лет, дабы понять, что все это не его, он чуждое принял за свое. Но тогда, что же свое? Он весь от кончиков пальцев на ногах до волос на макушке головы переполнен любовью к Виолетте. Ему все больше кажется, что кроме нее, ничего и никто не нужен. Просто быть рядом с ней — этого достаточно для погружения в теплый океан блаженства, для того, чтобы душа наконец-то начала восхождение ввысь. Он хочет жить обыденной жизнью обывателя: ходить на работу, возвращаться домой, где его ждет безмерно любимая женщина. И этого самого простого поведенческого набора вполне достаточно для счастья. Он не желает больше быть губернатором, ежесекундно кривить душой; вместо этого может преподавать философию. К сожалению, по глупости в свое время он не защитил уже почти готовую диссертацию, а потому путь в высшие учебные заведения ему закрыт. Но можно найти для работы в колледже, даже в школе, учить детей обществоведению или другим смежным дисциплинам.
Наконец-то с его души и ума спала покрывающая их плотная пелена, которая все эти долгие годы не позволяла жить так, как хочется ему, а не так, как навязывало общество. Он находился настолько под властью иллюзий, что даже не ощущал давящую на его плечи огромную тяжесть. Да, жизнь это огромный и сплошной обман, которому мы легко и часто с большим удовольствием поддаемся. Зачастую не желаем выбираться из этого плена. Требуются сильные причины и обстоятельства, чтобы начать пытаться выйти из-под из него. Для него таким побудительным моментом стала любовь к Виолетте и то, что происходит в стране, то безумие, тот военный угар, который охватил значительную часть населения.
В какой-то момент он ясно понял, что больше не в состоянии делать вид, что принадлежит этому миру, он совсем из другой Вселенной, которая с ним не пересекается. Да, на какое-то время он попытался забыть об этом, но есть закон: то, что забылось, однажды вспомнится. Ничего не уходит и не проходит навсегда, все рано или поздно возвращается.
Каракозов усилием воли приостановил непрерывный поток своих мыслей. Хватит думать об одном и том же, это можно делать бесконечно. Он уже все понял и пора переходить к принятию решений. А они предельно просты: уже завтра он подает заявление о своей отставки с поста губернатора и сообщает жене о разводе. Он очень надеется, что Виолетта, узнав об этом, поступить точно так же. И уже через месяц, может быть, от силы через два они смогут по-настоящему соединиться.
Каракозову вдруг стало невероятно легко — давно он не переживал подобного состояния. Долгие годы он пребывал в плотном коконе обстоятельств и даже не делал слабых попыток выбраться из него, да, что ты выдраться, хотя бы пробить в нем небольшую брешь. А сейчас он решительно его разрывает и отбрасывает подальше от себя.
Ему захотелось петь — желание, которое возникало у него нечасто. Он громко затянул песню, даже не очень сознавая, какую именно. Для него в данный момент это не имело ни малейшего значения. Да и причем тут это, сегодня последний день его прежней жизни, а завтра начнется пора освобождения от нее. Наконец-то он станет счастливым. А ведь он на это уже не надеялся. Благополучие и счастье — разные вещи. Благополучие — это достижение некого равновесия, когда невозможно реальное развитие, так как оно выбивает систему из этого состояния. А потому благополучные люди обычно самые унылые, ничего не желающие, кроме удовлетворения повседневных нужд. Счастье — это взлет всех интеллектуальных, эмоциональных и духовных сил, когда все начинает двигаться, перемещаться с места на место. Именно это и позволяет ощутить небывалый прилив энергии, ни с чем несравнимое ощущение полноты жизни. Перед человеком она открывает совсем иные горизонты, он постигает ее и красоту, и глубину, и переливчатость, и бесконечность своих внутренних потенций. Если при благополучии река жизни течет ровно и вяло, создавая ощущения незыблемой, зато такой надежной и знакомой во всех своих проявлениях скуки, то счастье заставляет бежать вперед, потому что хочется как можно быстрей достичь нечто новое и неизведанное и невероятно привлекательное.
Каракозов радостно засмеялся; ему нравились его мысли. Он снова стал мыслить, как философ. Нет, конечно, надо быть честным с самим собой, до этого уровня ему еще далековато — более двадцати лет простоя и забвения не могут пройти бесследно. Но ведь с чего же то надо начинать, главное то, что у него не атрофировались мозги; если их регулярно использовать, они еще способны на многое.
Час был уже достаточно поздний, и на дороге машин было немного. Эмоции требовали все время увеличивать скорость, но Каракозов сдерживал себя. Пока он еще губернатор, то должен показывать всем пример поведения и не нарушать правила дорожного движения. А потому не превышать установленного на этом участке скоростного режима.
Каракозов все же немного увеличил скорость. Он не обратил внимания, что на развилке стоит грузовик. Едва автомобиль губернатора пронесся мимо него, автомобиль тут же начал движение. Он отсек сопровождающие в кортеже машины, поравнялся с машиной Каракозова и ударил ее сбоку.
Столкновение оказалось стол сильным, что автомобиль губернатора мгновенно занесло, он вылетел на обочину, немного пронесся по ней и перевернулся.
Часть вторая
1.
Татьяна узнала о катастрофе через три часа после случившегося. Было уже довольно поздно, она уже готовилась ко сну. Но тут же стала быстро одеваться. Позвонила диспетчеру, чтобы немедленно прислали машину. И через полчаса приехала в клинику.
Несмотря на поздний час, в здании горело большинство окон. Уже в приемном покое ощущалось напряжение, у всех были какие-то странные озабоченные или скорбные лица. Но они Татьяну не интересовали, она потребовала, чтобы ее немедленно провели к лечащему врачу.
Все тут же забегали вокруг нее, но шли минуты, а к врачу ее так и не проводили. Она не понимала, что тут происходит, почему никто не приходит к ней и не говорит о том, что же случилось. Она громко закричала, потребовав, чтобы ей сказали, что тут творится.
Только после этого к ней подошел главный врач больницы Александр Арнольдович Городец. Она неплохо знала его, они периодически пересекались на разных тусовках, с удовольствием разговаривали на разные темы.
— Александр Арнольдович, я требую, чтобы мне немедленно сообщили, что с мужем?
Но главный врач сам только что приехал в клинику и толком ничего еще не знал. Он попросил дать ему немного времени, чтобы разузнать, в каком губернатор состоянии. И почти сразу исчез в лифте.
Вернулся он минут через пятнадцать. Его лицо было печальным, но не трагичным.
— Говорите, что с мужем? Только правду, — потребовала Татьяна.
— Нет смысла от вас что-то скрывать, Татьяна Евгеньевна, — ответил главврач. — Идет сложная операция уже третий час. У Игоря Теодоровича серьезная черепно-мозговая травма.
— Он выживет?
— Это станет ясным только после операции. Как меня уверили, она близится к концу. Через час что-то будет ясно. А пока пройдемте в мой кабинет, я вас напою чаем или кофе. А если желаете, налью что-нибудь и покрепче.
Главврач привел Татьяну в свой кабинет и предложил на выбор большой ассортимент напитков. Она выбрала коньяк. Организму требовалось что-то крепкое, дабы заглушить тревогу. Ей не хотелось ни о чем думать, потому что любая мысль сейчас усиливала состояние беспокойства.
Александр Арнольдович стал говорить о том, что губернатора оперируют лучшие хирурги клиники, а это одновременно означает, что они и лучшие врачи в области, какое у них современное оборудование, в том числе благодаря стараниям Игоря Теодоровича. Теперь оно помогает сохранить ему жизнь.
Татьяна хотя и не слишком внимательно вслушивалась в его слова, но была ему благодарна за них, так как они помогали немного отвлечься от мыслей о том, что происходит сейчас в операционной. Она знала, что как супружеская пара они были далеки от идеала, особенно в последние годы, когда каждый до некоторой степени был недоволен своим партнером по браку, и каждый, по крайней мере, частично, жил собственной жизнью. Но в данную минуту это не имело значения, она хотела лишь одного, чтобы муж остался бы жив. А что будет дальше, жизнь покажет.
