Планета-мечта

Кэррона дотащили до комнаты отдыха на первом этаже, усадили там на диван. Я только подошла к двери, когда Стэнли и Кун выходили. Стэнли придержал меня за руку и кивнул Куну. Тот пошел прочь.

— Что? — сказала я.

— Что вы собираетесь с ним делать, Кристина?

— Накормить его. Вымыть. Дать ему выспаться. Дальше рассказывать?

— Он развязал войну, Кристина.

— Война отменяется, — сказала я вяло, — Вы, что, не заметили, Стэнли?

— Три человека погибли. Но вам это, похоже, безразлично.

— Заткнитесь, Стэнли, — сказала я, — Будете меня оскорблять, напишу на вас рапорт. Если вы еще не поняли, что произошло, объясняю специально для вас. Тот, кто играл против нас, изгнанник. Об этом мало кто знал, теперь об этом знают все, и никто на этой планете больше не поддержит его.... А ваши люди умерли не по его вине, поверьте мне, Стэнли. Это файны, это их манера. И дело может быть даже не в нас. Просто зашли не туда, и все. Сами знаете.... И вообще, чего вы хотите? Заточить его в темницу?

Стэнли усмехнулся.

— Что за изгнание? — спросил он, помолчав, — Большое заклятье изгнания?

— Да, — сказала я.

— Не повезло.

— Он не хотел войны, — сказала я со слабым смехом, — Теперь, как видите, захотел. А я вот сделала такой ход... и его доставили... как посылочку... даже ленточкой перевязали. Но, знаете, Стэнли, если бы он на самом деле... захотел войны, все мы были бы уже мертвы. Раз, и все. Ладно, пойду я к ним.

— Он вам нравиться, да, Кристина? — сказал Стэнли мне в спину. Я снова повернулась к нему и прислонилась спиной к стене.

— Да, — сказала я, — он мне нравиться. Всегда нравился. А недавно я узнала, что он чуть-чуть не сделал меня своей женой.

Стэнли улыбнулся.

— Шутите?

— Нет, как ни странно. Я едва не обиделась, когда узнала. Так что терпите, Стэнли, раз уж я его терплю. По его милости я едва не выросла в Серых горах. Представляете в сравнении с Вегой?

— Да уж.... Вы уверены — насчет изгнания?

— Да. Я с самого первого дня знаю.

— Вы думаете, от наших медиков толка не будет?

— Не будет. Это ворон, Стэнли.

— Вы еще скажите, что этот парень иллюзия. Синяки у него вполне реальные. У него ведь, наверное, и переломы есть.

— Угу. Я слышала, кто-то из наших врачей пытался смотреть воронов на рентгене....

— И что?

— В архиве посмотрите, — сказала я, улыбаясь.

Когда я вошла, взгляд у Кэррона был уже более осмысленным. Я закрыла дверь и остановилась подле нее.

— Кэр...

Он не отреагировал. Я до боли сжала кулаки. Маленькие кулаки, острые, но тем вернее я могла засадить костяшками пальцев в глаз. Себе, что ли, попробовать?

— Кэр, ведь ты даже не сопротивлялся. Они били тебя, и ты даже не сопротивлялся. Не хотел бежать от них, так хоть бы не дал себя избить.... Кэррон!

Он посмотрел на меня — таким затравленным взглядом, что я задрожала.

— Я так устал, — сказал он хрипло.

Сердце мое сжалось. Он смотрел на меня, тихий, измученный, черными-черными глазами. Я любого бы убила из тех, кто хоть пальцем прикоснулся к нему. Я убила бы любого, кто хоть немного причастен был к этой истории, даже Тэя, попадись он мне тогда. Я готова была и с собой что-нибудь сделать, когда Кэр так смотрел на меня. "Я так устал". В глазах моих вскипали слезы, но они так и не пролились.

— Кэр, — только и смогла выговорить я.

А подойти не посмела. Хотя сейчас я думаю, надо было подойти. Обнять, посидеть рядом с ним, погладить волосы. Этого ему надо было, а не моих испуганных глаз. Если б я смогла хоть немного его приласкать, может, он бы.... А так он только смотрел на меня и хрипло говорил, словно бредил:

— Знаешь, — сказал он, и мне и сейчас кажется, что он не понимал, что говорит, не понимал даже, что хочет этого, — знаешь, деточка, иногда я ненавижу ее.... Эту планету... ненавижу... иногда я хочу, чтобы она исчезла... чтобы взорвалась и чтобы летели в космосе обломки.... Иногда я думаю, за что... мне... за что мне это... и не могу понять....Иногда мне хочется раскрутить ее в обратную сторону... как детский волчок...

— Кэр!

Взгляд его вдруг образумел, стал осмысленным.

— Прости, я что-то говорю не то, — сказал он быстрым шепотом, — Я не то... я устал, деточка, так устал, — он даже смог улыбнуться, и я едва не закричала от этой улыбки, — Я, как бы это сказать, пленник?

— Наверное, — сказала я, — Извини.

Он невесело усмехнулся.

— Мне все равно идти некуда. И извиняться тебе не за что.

— Есть за что, — сказала я с упрямством отчаяния.

— Нет. Ты думаешь, я не знаю? — и он так просто посмотрел мне в глаза, — Думаешь, я не знаю, что это Тэй... и ты? — я похолодела, — Что ты, деточка! Это ведь случайность, что никто не знал. Рано или поздно это бы выплыло. Не так уж трудно угадать изгнанника.

— Кэр.... Кто тебя бил, файны?

Кэррон облизал разбитые губы и покачал головой.

— Не лги, — зло сказала я, — Больше некому.

— Ты стала другой, деточка, — тихо отозвался он, — Ты стала... — и тут его голос вдруг так странно изменился, я даже не поняла, в чем была эта перемена, — Милая, — сказал он хрипло, так странно растянув это слово, — милая, что-то происходит.

— Что?

— Что-то происходит, Ра!

Я испуганно смотрела на него. Кэррон вскочил — так неожиданно легко, словно не его тащили сюда на своих плечах Стэнли и Кун.

— ...Деточка, пусть только никто не подходит ко мне! Только пусть не подходят! Если жизнь дорога...

И только тогда я услышала крики на улице, и ощущение беды захлестнуло меня. Как кролики чувствуют землетрясение, так я почувствовала "Маракуйю".

Потом я узнала, что все это происходило в одно и то же время. В то самое время, когда мы перед дверьми миссии говорили с бургомистром, а потом вели Кэррона в здание, в это же время на звездолете "Маракуйя" (глупое название для звездолета, кстати сказать) произошло одновременно несколько поломок, которые привели к взрыву в центральном топливном отсеке. По данным бортовых компьютеров, единственному свидетельству трагедии, которое нам доступно, трое из пятнадцати членов экипажа погибли мгновенно. Остальным тоже досталось. Звездолет начал падать. Падал он, между прочим, на космодром, и неизбежный взрыв должен был уничтожить все вокруг. И Торже тоже.

Кэррон не побежал, конечно, вряд ли он был в состоянии бегать, но добрался он до выхода довольно быстро и почти без моей помощи. На улице были уже все работники миссии. "Маракуйю" было уже видно, она падала, объятая пламенем. Прекрасное зрелище, очень драматичное. Стояла полнейшая тишина, все, как завороженные, глядели в небо, задрав головы. Кэр пошел в сторону, отогнав меня. Остановился, и видно стало, что ему рано еще было вставать на ноги. Он качался, едва удерживаясь на ногах. "Маракуйя" была уже настолько низко, что виден был ее искореженный силуэт. Падала она боком — тонкая стрела, странно вмятая посредине.

А потом — так медленно и тихо, словно в кино — падение ее приостановилось. Звездолет выпрямился и так плавно опустился на поле космодрома — собственный пилот не смог бы посадить "Маракуйю" аккуратнее.

"Мне иногда хочется раскрутить ее в обратную сторону...".

Это был бы акт бессмысленной злобы, все равно, как если бы ребенок растоптал и разорвал книжку с картинками, потому что обиделся на мать. Раскрутить планету в обратную сторону.... Но вместо этого он спас Торже, землян и "Маракуйю".

Я стояла, вся дрожа, и думала: чувствуют ли все остальные? Чувствуют ли, как наэлектризован воздух? Чувствуют или нет? Я оглянулась.

Кэррон стоял, полураздетый, избитый, весь в крови и грязи, жалкий и страшный, и кровь лилась у него из носа — буквально хлестала. Он еще стоял, качался, но стоял. А потом голова его запрокинулась, подогнулись колени, и он мягко повалился на бетонную поверхность. Я, честно говоря, подумала: он умер. И бросилась к нему, совершенно не соображая, что делаю. Но я не добежала. Метрах в пяти от него я упала в обморок.

Я пролежала без сознания двенадцать часов. Подозреваю, что я еще легко отделалась. Если бы я была рядом с ним, то, наверное, умерла бы. Не раз и не два вспомнила я о почерневшем дереве в Угорских холмах, о круге, словно выжженном вокруг Кэррона. Вот что была бы со мной, если бы я стояла рядом. И мне, к стыду моему, страшно; я радуюсь, что не подошла к нему. И почти не радуюсь тому, что попыталась подойти, хотя, наверное, именно это спасло ему жизнь. Все-таки какую-то часть энергии он от меня взял, не зря же я свалилась так. Без этого Кэр, наверное, умер бы. Только я думаю, не лучше бы было, если бы он умер. Хотя меня так страшит его смерть, но ему самому было бы лучше. Господи, о чем я думаю!

Я очнулась в одной из комнат на втором этаже миссии. Лежала, укрытая одеялом. Солнечные зайчики были на стене, на обоях в желтенький цветочек. Одежда моя висела аккуратно на стуле возле кровати. Я повернулась на бок, оглядывая комнату: она была маленькая и узкая, как пенал. Что-то мешало мне, что-то постороннее, я высвободила из-под одеяла руку, посмотрела: на запястье была укреплена маленькая коробочка капельницы. Терпеть эту ерунду не могу! Я ее сняла и положила на стул.

Я лежала, а в голове моей было пусто-пусто, я почти слышала, как там гуляет ветер. Примерно через полчаса ко мне пришел Стэнли.

— Где Кэррон? — спросила я, как только он открыл дверь.

— В медицинском отсеке. Он еще не приходил в себя.

Я села на кровати.

— Лежите, Кристина, — сказал Стэнли, — Он никуда не денется.

— Но он жив?

— Жив, — сказал Стэнли, — Дышит.

Я вздохнула, провела рукой по спутанным волосам.

— А что звездолет?

Стэнли рассказал мне. Про то, как произошла авария, про то, что зафиксировали бортовые компьютеры, про личные ощущения экипажа. И про то, что сейчас нет ни малейшего следа разыгравшейся трагедии. Все живы и здоровы. Внутри звездолета нет и царапины. И топливные баки абсолютно пусты.

И слушая все это, я подумала: как бы Кэр и в самом деле не раскрутил Алатороа в обратную сторону. В здравом уме он не сделает этого, но в здравом уме он бы этого и не сказал. Если он помешается.... Сил у него не так много, но.... Сумасшедший маг? Упаси нас боже от этого. Сил у него не так много, но что-нибудь подлинно глобальное он еще может устроить нам — на прощание.

К Кэррону я смогла зайти только сегодня. До того ноги меня не держали. Только тогда, когда я первый раз попыталась встать и молча повалилась на кровать лицом вниз, я поняла, сколько же он из меня вычерпал. И в первый раз испугалась, поняла, что не умерла, может быть, чудом. Сегодня я уже смогла сама дойти до медицинского отсека.

Он лежал, как мертвый, — на кровати, до подбородка накрытый белой простыней. Кровать была медицинская, высокая. Я пододвинула табурет, села и, подперев кулаком щеку, стала смотреть на него. Лицо его заострилось, щеки запали. Я подумала еще, что от него остался один профиль. Чисто вымытые волосы лежали на подушке. На умытом лице слишком отчетливо видны были сине-желтые синяки. Губы у него были такие белые, что широкий рот был похож на шрам.

Я просто сидела и смотрела на него. Я уже ничего не чувствовала. Я просто думала: выживет ли он? и не сойдет ли в самом деле с ума? Я нашла под простыней его холодную руку и сжала ее — и ничего не почувствовала. Он выложился до конца, выложился без остатка, и, может быть, лишь мое вмешательство спасло его. Мое дурацкое вмешательство. Ведь говорили тебе, идиотка: не подходи близко.

— Кэр, — сказала я еле слышно, — Кэр, милый. Пожалуйста, просыпайся.

Но он, конечно, не проснулся.

— Не умирай, — сказала я тихонько, — Не умирай, милый. Тошно мне что-то, Кэр. Как-то мне так тошно.... Кэр, милый, проснись.... Мне не надо было прилетать сюда. Я ведь не хотела сюда возвращаться, не хотела. Знала, что будет. А теперь я не смогу улететь. Она держит меня, Кэр, мое сердце в ее руках. А я-то думала, что я умею себя контролировать... вторая категория, как никак.

Потом я немного поплакала, совсем немного. К тому времени, как Кэррон пришел в себя, я уже успела успокоиться. Он открыл глаза, посмотрел на меня и снова закрыл. Я вытерла еще не высохшие слезы свободной рукой.

— Много времени... прошло? — спросил он хрипло.

— Два дня.

Белые губы слегка улыбнулись.

— Кэр, — сказала я тихо, — Кэр.

— Ты плакала, что ли?

— Угу.

— Из-за меня?..

— Да...

Он улыбнулся — с закрытыми глазами. Я едва снова не расплакалась.

— Деточка....

— Я здесь, здесь.

— А ведь ты меня спасла.

— А ты, похоже, не рад.

— Не знаю, — пробормотал он.

Я погладила его холодные пальцы.

— Тебе... сильно досталось, детка?.. Ты такая бледная....

— На себя бы посмотрел, — сказала я. Я все-таки не выдержала и заплакала. Кэррон открыл глаза. Ничего не сказал, просто лежал и смотрел, как я плачу. Иногда в нем прорывается что-то такое странное, что я даже не знаю, как к этому относиться. Это взгляд, например, которым он смотрел на меня тогда. Казалось, он доволен, что я плачу. Или мне это просто показалось, я не знаю. Белые его губы шевельнулись, он хотел что-то сказать мне, но не успел. Дверь открылась, и вошел Стэнли. Если Кэррон и собирался что-то говорить, то передумал.

Стэнли заулыбался, когда увидел Кэррона. Улыбка была почти искренней, но на мой вкус все же не совсем.

— Пришел в себя? — сказала Стэнли, склоняясь надо мной, — Это хорошо. Возможно, тебе интересно, что с экипажем того звездолета все в порядке.

— Я знаю, — сказал Кэррон хрипло.

Стэнли отошел к кону и отдернул белые шторы, впуская в комнату солнечных зайчиков.

— Наши врачи ничем не смогли тебе помочь, к сожалению. Но я рад, что ты все же пришел в себя. Ты ведь нас спас, хотя я не знаю, хотел ли....

Кэррон снова улыбнулся. Стэнли, слава богу, не видел этой улыбки, он как раз открыл окно и выглянул наружу. Иначе бы он задумался, стоит ли хоть немного проявлять свою доброжелательность, и хотел ли спаси нас Кэррон. Я думаю, что все же не хотел, просто не успел еще научиться равнодушно смотреть на чужую беду, слишком привык всего себя отдавать, лишь бы только не случилось чего. Прав был лииен с горы Аль, ох, как прав. Кэру все казалось, что он несет ответственность за эту землю. Эта земля отреклась от него, а он все старался оградить ее от бед.

— Я думаю, немного свежего воздуха вам не повредит, — сказал Стэнли, отходя от окна, — Ночью был дождь.

Я поразилась. Мы были на втором этаже: не так уж и высоко, чтобы спрыгнуть отчаянному человеку. Если Стэнли и не привык еще к двойственной природе воронов (а ведь открыть дверцу в клетке — все равно, что своими руками выпустить птицу на волю), то мог бы хоть подумать о том, что здесь совсем не высоко. Умеючи даже ног не подвернешь, спрыгнешь и дальше побежишь. Ах, доктор археологии!

Кэррон сжал мою руку. Пожатие было довольно слабым, я подумала: а сможет ли он — лететь? Ведь сил у него, похоже, совсем нет.

— Я всегда буду на твоей стороне, — сказала я тихо.