Квинт Лициний 3

"Впрочем, — кивнул Фрэнк своим мыслям, — может, старики и по делу что-то интересное надумают? Они-то, в отличие от оперативного руководства, не озабочены ни скверными новостями, ни очередными вздорными идеями офисных бюрократов и заносчивых сенаторов. А фантазии им не занимать".

Где-то наверху, за цветущими вишнями, что окаймляли склон лощины, мягко рыкнул мощный мотор, и Карлуччи заторопился к дому. Со стороны его очень низкая и субтильная фигура напоминала сейчас смешного суетливого гномика, что резвым козликом скачет по ступенькам вверх. Лишь вблизи, приглядевшись к его холодным спокойным глазам, можно было вдруг понять, что он неоднократно дарил смерть, и забавного в нем на самом деле немного.

Оба ветерана были пунктуальны и прибыли на встречу почти одновременно.

— Иган, Джон, спасибо, что откликнулись, — улыбнулся Карлуччи, пожимая руки.

— Добрый день, Фрэнк, если, разумеется, в Компании сейчас вдруг случаются добрые дни, — отозвался Джон Бросс.

В этом мягком и спокойном человеке, обладающем изысканными манерами и приятной улыбкой, сложно было разглядеть матерого специалиста по диверсиям и рукопашному бою. Этот воспитанник Донована прошел все, что мог пройти человек такого профиля в непростые времена его молодости, и засверкал как мощный аналитик поздно и внезапно, лишь будучи списанным по ранению в синекуру кабинетов.

— Ранней весной и поздней осенью Арлингтонский лес поблизости от Амфитеатра Лаббер Ран — это Хорошее Место, чтобы поговорить о Серьезных Вещах, — в тон ему отозвался Фрэнк Карлуччи.

Весеннее солнце уже разогнало и рассветный туман, и утреннюю зябкость. Воздух мягко овевал кожу, природа вокруг пела оду весне, и Фрэнк вытащил раскладные кресла прямо на стриженый газон. Колби закурил, а Бросс запрокинул голову, подставив лицо ниспадающему с неба теплу.

— Кстати, Иган. — Карлуччи развернулся к Колби и глянул на того в упор. — Ты знаешь, твой ленинградский протеже, похоже, засветился не только в Израиле, но и в последних событиях в Италии.

— И кто пострадал на сей раз?.. Хотя... Стоп! — Глаза Колби внезапно полыхнули пониманием. — Хочешь сказать, что он приложил руку и к разгрому "бригадистов"?

— Бинго! — довольно ухмыльнулся Карлуччи.

Колби довольно потер руки.

— Ха, Фрэнк, вообще-то меня это не особо удивляет. — По недобритой, как обычно, со времен Вьетнама физиономии коллеги и бывшего "особо важного шпиона", человека опасного, иногда смертоносного и уж точно не сентиментального, проплыла легкая, почти мечтательная улыбка. — Это, напротив, еще раз подтверждает мои мысли.

Карлуччи внимательно посмотрел на бывшего шефа. Ну как бывшего... Формально отойдя от дел, Колби оставался негласным куратором ушедшей после комиссии Черча в тень сети оперативников, что не боялись ни крови, ни черта, а также хранителем тайн "старого ЦРУ" — исключительно опасная, между нами говоря, должность. Слишком многие хотели бы порыться в этих "фамильных сокровищах", и слишком многие боялись таких раскопок.

— Карл что-то накопал для тебя в Ленинграде и по привычке послал к чертовой матери субординацию и порядок оповещения боссов нашей Фирмы? — осторожно уточнил Фрэнк Карлуччи.

— На сей раз — нет. — Теперь улыбка Колби стала откровенной. — Просто это очевидно из уже имеющихся материалов.

— Объясни. — Карлуччи обозначил умеренную заинтересованность. — Только без новых загадок, Иган, — и так забот полон рот.

— Для начала: если я правильно понял наш феномен, Фрэнк, он принципиально настроен гасить напряженность. — В голосе Колби появились профессорские нотки. — Воевать, так сказать, с несовершенством этого мира. Представь себе свежего, не отягощенного еще бременем зла из-за принятия решений студента-рекрута, только-только попавшего на нашу "Ферму"... Представил? Мы даем ему информацию и ставим оперативные навыки, а он еще верит, что попал именно туда, где учат на спасителя мира. Смотри: наркотики, афганский заговор, террор-группа в Израиле, "бригадисты" в Риме. Все ровненько ложится. Как тебе такая мысль?

Карлуччи озадаченно поморгал:

— Добавить что-то можешь? Скажем, что заинтересует его в следующий раз?

— Да что угодно. Иран, Африка, Юго-Восточная Азия. Вариантов масса — мир вокруг нас слишком разнообразен и несовершенен... — Колби взмахнул руками, на миг став похожим на присевшего отдохнуть Христа-Искупителя с горы Корковаду, а затем заговорщицки наклонился и понизил голос: — Еще учти, что он не с нашей "Фермы". Его учили, с ним работали не мы, а КГБ, кто же еще?

Карлуччи посмотрел на бывшего шефа долгим осуждающим взглядом:

— Не скажу, что меня это предположение вдохновляет, — проговорил он потом, — такой восторженный студент, тем более — чужой студент, со всеми своими идеалами и отмеченными оперативными талантами, в определенных обстоятельствах может легко сработать и против нас.

— Послушайте, коллеги, — не выдержал наконец Джон Бросс, — это же ни в какие ворота не лезет. Нет, в плане мотива — рабочая версия, но какой, к черту, "студент"? Ах, как это прискорбно, что мы постепенно разучились думать. Мы слишком влюблены в эти новые игрушки, что позволяют подглядывать и подслушивать. Что и говорить, дело это чистое и сравнительно безопасное. Но подумайте немного о том, что составляло прежде самую суть разведки и чего она лишается в эпоху спутников-шпионов Тернера, летающих монстров вроде Ривет Джойнтов, АВАКСов и Джойнт Старов...

Тут Карлуччи ощутил себя в некотором роде на экзамене у не самого лояльного профессора.

Впрочем, Бросс и не ожидал от своих младших коллег ответов:

— Мы начинались когда-то, по сути, как переводчики с языка государственных жестов на человеческую речь. Интерпретаторы. И в этом качестве нас заменить нечем. Мы не обскачем машину по объему собираемых и обрабатываемых фактов. Но вопросы принятия решений — это вопросы интерпретации событий и слов, а не объема, более того, иногда накопление фактов даже мешает видеть суть дела.

— А если конкретней? — В голосе Колби появилась чуть заметная сухость.

— Конкретней? Да, Иган, бога ради, посмотри на "ленинградский феномен" непредвзято. Вот на что я обратил бы внимание с самых первых шагов развертывающейся операции? — Бросс на миг замолчал, обводя сидящих серьезным взглядом. — Да на исключительную насыщенную лаконичность первого письма. Там был сравнительно небольшой для такой темы объем информации, но сразу оперативно пригодной, хорошо структурированной и тщательно осмысленной.

Джон перегнулся через ручку кресла, наклоняясь к Карлуччи, и продолжил мягким доверительным тоном:

— Да, вы не аналитик... Но задумайтесь, какой объем работ требовался бы, например, даже от нашей хорошо подготовленной агентурной сети, развернутой на территории обеих Америк, чтобы на выходе получить то, что мы имеем в письме? Какие фильтры должны были просеивать горы предварительной информации? Какое качество нужно для последующего анализа? А теперь учтите, что русская разведка раньше не направляла усилий на работу с криминальными структурами, обходясь идейно близкими боевиками и экстремистами... Старые наработки их Коминтерна не в счет, разве что в качестве подмоги в самой ранней фазе проникновения. Связи левых партизан Латинской Америки с наркокартелями не могли бы с такой полнотой и внятностью раскрыть картину деятельности организованной преступности: картели не поощряют никакого внимания партнеров к своей деятельности. Кубинцы при этом хоть и налаживают с ними контакты, желая получить независимые от Москвы каналы финансирования, но сами новички в подобных делах. Кубинский наркотрафик формируется осторожно и без участия Москвы, хотя в КГБ и появляются идеи такого своеобразного ответа на нашу активность в психологической войне с СССР. Добавьте сюда хорошо нам известную и очевидную слабость русской вычислительной техники. И что мы должны были бы получить?

— Совокупный итог должен был бы в результате смотреться не сильнее "ученической работы", — ответил Колби.

Он понимал логику Бросса, но пока не видел, куда она ведет.

— Верно. — Лицо Бросса двинулось в одобрительной улыбке, показывая прекрасные зубы. Впрочем, он тут же опять посерьезнел. — Но в первом же письме мы увидели не массу хаотичных потоков. Мы сразу увидели русло. Точнее, нам сразу его показали. Поймите, джентльмены, нам дали отличный продукт разведывательной работы. Отличный! Но ведь такой продукт не может появиться иначе, как результат деятельности — масштабной, правильно сориентированной деятельности лиц, сведущих в предмете разработки. Была бы новая Служба, Управление или хотя бы большой отдел в составе КГБ. Не бывает продукта без аппарата для его производства, верно?

Бросс со вздохом откинулся на спинку кресла и продолжил рассуждения, время от времени постреливая в своих собеседников острыми взглядами:

— Но соответствующих организационных решений или хотя бы их следов в Москве нет. Может быть, конечно, что они есть, но мы их не видим, однако такой подход был бы против всех правил действующей кремлевской бюрократии. На подобные трюки был способен разве что Хрущев, но он, как нам сейчас известно вполне достоверно, больше не угрожает коллективному самовластью достаточно узкой группы товарищей. Притом у Никиты никогда не хватало терпения, и он бы уже десять раз растрезвонил о своей новой идее на всю Москву до самых дальних ее окраин... Короче, об этом знали бы все. Как вам будет угодно, джентльмены, но я, как съевший зубы на такой аналитике, категорически утверждаю, что для работы на этом уровне у русских нет ресурсов даже сегодня.

Откуда?! — Бросс вдруг экспрессивно всплеснул руками. — Откуда у них тогда появилась на выходе такая роскошь? И, джентльмены, это только первый вопрос. Отчего именно сейчас? Да еще таким способом? И почему Ленинград, а не Москва? Эти вопросы, да еще не привязанные непосредственно к текущим проблемам большой межгосударственной политики, должны были с самого начала оказаться в центре самого настойчивого внимания именно ЦРУ. Тогда еще была такая возможность. Вьетнам удалось закрыть — не без крови, но все же... А теперь, в условиях разгорающегося иранского кризиса, у нас, пожалуй, и ресурсов-то не хватит. Вместо сосредоточенности на главном наш потенциал растаскивается на решение мелких сиюминутных вопросов и вопросиков. Немудрено, что единственный по-настоящему действующий политик администрации — Бжезинский — не просто перетягивает на себя одеяло, а буквально выдергивает простыню из-под вас, коллеги.

Карлуччи поморщился, как от зубной боли:

— И президент, и Збиг видят в нас лишь инструмент, который должен предсказывать будущее. Когда мы с этим не справляемся, начинается ад.

— Знакомо, — понимающе кивнул Колби, — основной ошибкой любого руководителя разведки является неумение внушить политикам мысль о наличии в нашей работе пределов. Мы должны исключать сюрпризы, предупреждая об их возможности. Но будущее всегда многовариантно... Мы не можем вычислить, какой из вариантов реализуется. Это просто глупо — ждать такого от нас.

— Да кто бы спорил! — в сердцах воскликнул Карлуччи. — Но они-то этого напрочь не желают понимать! Президент вообще поначалу подвергал Тернера настоящим допросам, влезая в совершенно ненужные мелочи. А Збиг хочет иметь дело с сырым, необработанным материалом...

Колби усмехнулся:

— Ошибки начинающих. Я тут слышал, адмирала уже почти отлучили от Президента?

— Да, — подтвердил Карлуччи и безнадежно махнул рукой. — Сначала он ходил на доклад через день, потом — раз в неделю, а сейчас — вообще два раза в месяц. Зато Збиг уверен, что ЦРУ должно работать только на него. С Сенатом, сам знаешь, отношения у нас так себе, с АНБ в лучшем случае пакт о ненападении. Когда тут о стратегических вещах думать?

— На наше счастье, — решительно пресек Бросс жалобы Фрэнка, — у русских тоже не все слава богу. Им не удалось сохранить богатейший материал, доставшийся от Второй Мировой. Они, правда, подхватили немало от нас. А потом пришел Андропов, он сразу оценил новый инструментарий, но все это... неустойчиво. Даже если представить себе, что он будет Генсеком, — роль его при этом станет весомее, но, превратившись в публичную фигуру, он потеряет куда больше. И вот этот "ленинградский феномен" — это ведь маркер того, что у них внутри, в самом их ядре, что-то очень серьезное пошло вразнос. Вот это важно в первую очередь, а не то, что именно вырывается из-за этого наружу.

— То есть вы хотите сказать, что у Андропова сейчас какой-то кризис? — Колби вроде бы выглядел все так же — меланхолично любовался милыми приметами разбуженной природы, но его взгляд изменился, став внимательным и острым.

Бросс ответил подчеркнуто веско:

— Да, — потом мельком оглядел присутствующих, что-то отметив для себя, и продолжил: — Русские, как мне кажется, просто потеряли контроль над своим же "изделием". Они вам сделали королевский подарок, а вы не сумели им воспользоваться. А потом — все как обычно, — попрекнул Бросс "молодых коллег". — Вы увлеклись оперативными игрищами, а надо было подумать и поставить принципиально иные задачи.

Это был его конек — он любил "подумать, а потом поставить задачи" и с удовольствием этим занимался с начала шестидесятых и до самой отставки в семьдесят первом году.

— Итак, Ленинград. — Бросс откинулся на спинку кресла и прищурился на небо. — Какой ресурс, как полагаете, мог бы там так оригинально сыграть? А я вам подскажу: с учетом того, что некоторые работы у русских велись с небольшим опозданием, но параллельно нашим, я в свое время заинтересовался Военно-медицинской академией. Там с начала семидесятых идут очень специфические исследования. В основном в клинике психиатрии, при определенном участии кафедр фармакологии, физиологии и биофизики. И, видимо, небезуспешно, раз уже через пять лет на этой базе создается целый институт КГБ с говорящим названием "Прогноз". А речь в тех исследованиях, джентльмены, шла об измененных состояниях сознания...

Карлуччи и Колби быстро переглянулись.

— Да, джентльмены, — покивал Бросс, — да, именно так, не меньше. И, вижу, вы узнали эту тему...

Он замолчал, давая собеседникам домыслить.

— То есть, — медленно проговорил Колби, — вы намекаете, что мы имеем дело не с группой офицеров, озабоченных будущим своих отпрысков в более благополучной стране, и не со "студентом-идеалистом", а со взбунтовавшимся результатом работы русских военных медиков с Большим Будущим?

— Абсолютно верно! — Бросс покивал, довольный, словно педагог, что внезапно добился годного ответа от закоренелого двоечника. Потом доверительно понизил голос: — И кто знает, чего они уже добились?

Колби зябко поежился:

— А ведь это может быть покруче "атомного проекта"...

— Да, — тяжело упал ответ Бросса. Он больше не улыбался.

Воцарилась тишина: и Колби, и Карлуччи осмысливали гипотезу.

Потом Бросс добавил:

— А кто знает, в каком возрасте они начинают с "изделиями" работать? Вот вам и подросток. — Он вновь показал зубы в добродушной улыбке. — Иными словами, в этом деле, джентльмены, загадочного куда больше, чем кажется на первый взгляд. Причем, если это не совпадение, то речь придется вести о самых принципиальных вопросах, касающихся Советов. Да и не только Советов...