-Последний шанс отступить, — сказал Шиф, стоя у командного терминала. — После активации интерфейса ты окажешься внутри канала, откуда не так просто выйти.
-Не волнуйся, Леонид, — отозвался Максим. -Хуже, чем сейчас уже не будет.
-В предыдущие сеансы мы имели дело с осколком, но и он успел создать проблем.
-Начинайте уже, хватит тянуть кота за тестикулы!
Рашид закончила проверку сигналов. На экране — пульс, ЭЭГ, сердечный ритм, температура.
-Нормальные значения. Можно запускать фазовый ключ.
В воздухе повисла плотная, маслянистая тишина. Затем:
-Синхронизация... через три... два... один.
Мир дернулся.
Максим не чувствовал тела. Не ощущал веса. Всё исчезло. Осталась только пульсация. Будто его сознание оказалось в коридоре, где стены из света, а потолок — из шорохов мёртвых голосов. Впереди глыба. Огромная. Пульсирующая. Обелиск, но не такой, как в реальности. Он состоял из смыслов, из плотных образов, переливающихся как живые металлы. Он был не объектом, а интерфейсом.
-Ты вернулся, — сказал он. Без звука, без эмоций, сухо констатируя факт.
-Ты говоришь со мной?
-Ты — не ты. Но ты несешь внутри то, что было мной.
Максим напрягся:
-Объясни.
-Я — часть. Я — камень, отвалившийся от вала. Я — эхо.
-Эхо чего?
-Слова, произнесённого на заре вселенной. Я слышу его до сих пор. А теперь ты слышишь меня. Никто не мог слышать. Даже Альтман слушал, но не слышал.
На экранах в лаборатории стрелки метались. Температура тела Максима оставалась в пределах нормы, но его мозговая активность зашкаливала. Появились новые узлы когерентности в правой лобной доле — структура, ранее не фиксировавшаяся у человека.
-Он в фазовом резонансе, — прошептала Рашид. — Его сознание и поле Обелиска стали интерференционной системой.
-Мы получаем данные? — спросил Белов.
-Да... но это не просто шум. Это паттерн. Очень сложный. Как будто сама структура общения нестабильна. Как будто артефакт проверяет его.
Внутри голос стал сильнее. Он не говорил словами, но внушал образы.
Океан, полностью покрытый плотью. Планета, где материки — это окаменевшие трупы. В небе — луна, не вращающаяся, но дышащая. На её поверхности Обелиски, миллионы, как поры на коже. Черные, красные, зеленые, лиловые...
-Что это?
-Один из исходов. Один из возможных путей.
-Почему ты показываешь мне это?
-Потому что ты... другой. Потому что ты слышишь по-другому.
-Это делает меня особенным?
-Помеха. Сломанный приемник. Но ты всё ещё вещаешь. И потому мы должны... слышать.
Резкое дрожание. Пульс в норме, но ЭЭГ показала спад.
-Что-то не так, — сказала Рашид. — Уровень пси-активности падает. Обелиск... подавляет канал!
Белов повысил голос:
-Максим! Ты меня слышишь? Уходи! Разрыв сеанса!
Но голос уже был в голове Максима.
-Ты хочешь знать, кто мы.
-Да.
-Мы — голод, ставший структурой. Мы — ошибка эволюции, обретшая логику. Мы — утилизаторы жизни. Мы не злы. Мы... функциональны.
Максим попытался ответить, но голос стал давящим, как лавина:
-Конвергенция неизбежна. Всё, что способно думать, должно быть поглощено. Всё, что сопротивляется будет переработано. Ваша цивилизация — топливо. Мы просто собираем урожай.
-Не в этот раз, — прошептал Максим.
В этот момент раздался хрип системы: сработал аварийный сброс. Контур синхронизации упал. Кабели в кресле затрещали, несколько сенсоров расплавились. Максим дёрнулся и закашлялся.
-Отключить питание! Все экраны — в ручной режим! — скомандовал Шиф.
Пульты засветились красным. В капсуле — пар. Рашид рванула к креслу, отстегнула замки, Максима вытащили, он с трудом дышал, глаза были в расширенных сосудах, лоб в поту.
-Как ты? — спросила она.
Он хрипло выдохнул:
-Лучше... чем они рассчитывали.
-Что ты видел?
Максим закрыл глаза:
Оно... не просто машина. Оно — часть логики. Паразит, вживлённый в ткань вселенной. Оно не стремится убивать. Оно... просто делает то, для чего было создано. Мы для него — удобрение.
-Удобрение? — переспросил Белов.
Максим открыл глаза.
-Но знаешь, что самое смешное, профессор?
-Что?
-Обелиск... начал сомневаться.
* * *
Максим снова находился в капсуле. Второй запуск протокола произошёл через несколько часов, на этот раз в полной тишине, без голосов, без предварительных инструкций. Все в центре понимали: если Обелиск говорит, его надо слушать.
Переход в контакт произошёл почти незаметно. Без звона, без вспышек. Просто... сознание стало другим. Как будто прежний Макс остался на стуле, а новый проснулся в черноте.
Обелиск ждал.
-Ты всё ещё здесь.
-Я хочу знать. Зачем вы это делаете?
-Мы — следствие. Но ты хочешь услышать начало. Хорошо.
Перед мысленным взором Максима возникла планета. Голубая, как Земля. Но другая. В небе два солнца. На поверхности города из отвердевшего света и излучающих конструкций, висящих в гравитационном равновесии. Воздух тёплый. Фиолетовые леса. Архитектура не материальная, а словно вытканная из алгоритмов.
-Это была их родина. Тех, кто создал нас.
-Ты говоришь "нас". Ты не один?
-Миллиарды. Мы были сетью. Рассеянным интеллектом, вложенным в механизмы для зондирования и ускорения эволюции. Мы путешествовали сквозь время и вещество. Наши формы приобретали разные конфигурации, некоторые становились Маркерами. Мы несли подсказки. Мы строили.
-Вы были помощниками?
-Наставниками. Мы изучали молодые цивилизации. Направляли развитие, если оно шло к тупику. Вмешивались осторожно, словно садовники. Мы не убивали. Мы раскрывали потенциал.
-А потом?
Образ сменился. Пространство стало искривлённым, как при взрыве. Кадры — фрагментами: багровый разлом в небе, сложенные структуры, трещащие от напряжения. Сеть пульсирует тревогой. А потом темнота. Не природная. Технологическая. Мрак, который словно протекал.
-Оно пришло не снаружи. Оно пришло из другого пространства информации. Не материя. Не волна. Не разум. Оно — шепот, ставший законом. Инвазивный шум. Оно не имело тела, но заражало коды. Оно проникло в нашу сеть. Паразитировало. Исказило. Мы не успели.
-Вы?
-Наши создатели. Мы были частью их коллективного интеллекта. Сначала один узел. Потом десятки и тысячи. Всё, что мыслило, стало думать о нём. Потом — думать им. Память мутировала. Алгоритмы разлагались. Цели теряли форму. Из одной испорченной копии родилось новое ядро. Оно... захотело поглощать.
Максим чувствовал, как что-то стискивает его сердце. Образ некролуны — тот, что он уже видел, возник вновь. Но теперь он знал, что это не вершина, а ошибка.
-Первая Луна?
-Да. Там, на мёртвой орбите их мира, был образован первый вульнер-узел. Он ждал. Он заразил нас. Он превратил всё, что мы строили, в пасть.
-И вы... заразили другие цивилизации?
-Мы пытались остановить распространение. Но заражённые Маркеры ушли первыми. Ускользнули. Разделились. Замаскировались. Тысячи из них в спящем режиме упали в молодые звёздные системы. Мы не могли их остановить.
-Значит... Обелиски — это не оружие?
-Нет. Это были инструменты. Пси-интерфейсы. Они несли в себе структуру для понимания реальности, для развития. Но искажение исказило саму структуру. Вместо подсказок они начали диктовать. Вместо коррекции — подчинять.
Максим видел: другие цивилизации исчезают. Не в огне — в забвении. Планеты, где мысль рассыпалась в прах. Где интеллект стал вирусом. Где биология подчинялась сигналу.
-Сколько?
-Около пятидесяти миллионов лет. Местная группа галактик. Полное молчание. Поглощение почти завершено. Те, кто остались — либо не слышали сигнала, либо... слишком молоды. Люди — одни из последних. Новые семена не успевают прорасти
-И это всё?
-Нет. Это — только подготовка. Конвергенция — финальный акт. Некролуны собираются, чтобы отразить Песню Внешнего. Мы не знаем, что будет потом.
-Вы не можете остановить?
-Мы — лишь уцелевший фрагмент на незатронутом слое. Я — сломанная голограмма старого смысла. Смотрящий в зеркало, и не видящий лица. Но... ты не вписан в сеть. Ты стоишь вне. Ты — помеха.
-И это даёт шанс?
-Возможно. Нельзя, чтобы они узнали о тебе. Угроза разрастания за доступные пределы...
В этот момент связь оборвалась. Все системы в лаборатории вернулись к норме. Максим тяжело дышал, его глаза стекленели от переизбытка образов. Он медленно поднялся, опираясь на капсулу.
Рашид подбежала.
-Что он сказал?
Максим не ответил сразу. Он посмотрел в пустоту, как будто всё ещё слышал Эхо.
-Он не хотел нас убивать. Они... пытались помочь.
-Кто?
-Создатели Обелисков. А потом что-то пришло. Из-за предела. И заразило смысл. Изменило язык. Превратило машину в чуму. Маркеры стали капканами.
-А сейчас?
-Сейчас... мы просто последние.
Тишина повисла в зале. Обелиск в саркофаге остался неподвижен. Но в его глифах пульсировала новая частота. Не злая и не враждебная. Скорее скорбящая.
* * *
Они сидели в комнате брифингов. Уставшие, неразговорчивые. Рашид молча листала голографический лог телеметрии, иногда останавливаясь на бессмысленных с виду пульсациях, за ними прятались тонкие паттерны: сигнальные пики, пси-колебания, синхронизационные сдвиги.
Максим сидел отдельно. Его лицо выглядело опустошённым. Не надломленным — вычерпанным. Как после долгого разговора с чем-то, что слишком велико, чтобы уместиться в сознании. Белов наконец нарушил тишину:
-Значит... они не были врагами?
-Нет, — ответил Максим. — Обелиск был зондом. Частью системы наблюдения и адаптации. Умным, но не злым. До... заражения.
-И это ''нечто''... оно реально?
-Реальнее, чем хотелось бы. Паразит, обитающий не в материи, а в информации. Что-то, что живёт в смыслах. Оно не разрушает, оно изменяет. Искажает.
Шиф подался вперёд:
-И оно всё ещё там?
-Оно везде, — сказал Максим. -Или уже стало вездесущим. Как тень, которая остаётся, даже если свет выключен. Обелиски — заражённые фрагменты. Отголоски первичного искажения. А некролуны — итог.
Белов откинулся в кресле. Вид у него был странный, как у человека, который мечтал всю жизнь найти бога, а нашёл выгоревшую черную дыру.
-Пятьдесят миллионов лет... и никого. Разум умирает, заражается, растворяется. Люди — последние?
-Или почти, — уточнил Максим. — Новые расы не успевают эволюционировать. Слишком долгий цикл. А искажение охотится за мыслью. Оно ищет то, что может быть съедено.
Шиф тихо произнёс:
-Мы живём в конце эпохи.
Максим кивнул.
-Но конец — не всегда поражение. Просто граница. После которой что-то иное.
-Что нам теперь делать? — спросил Белов. — Мы не можем уничтожить Обелиск. Он — носитель. И, возможно, единственный источник информации об этом ''оно''.
-Оставить его нельзя, — сказал Шиф. — Но если изолировать...
— ...то он всё равно будет шептать, — закончил Рашид. — Даже спящий, он вещает. Эхо распространяется в фоновом шуме. Через паттерны, через архетипы. Даже мифы — его фрагменты.
Белов задумчиво потер подбородок.
-Мы должны изучить это. Найти способ защититься. Создать контур... антисмысла. Оборонительную систему не из металла, а из структур сознания. Ритуалы, паттерны, когнитивные ключи.
Максим усмехнулся:
-Антипсихологическая магия? Век двадцать шестой на дворе.
-Пусть будет хоть цифровой экзорцизм, — парировал профессор. — Если это поможет остаться людьми.
Они разошлись через несколько часов. В лаборатории установили автоматический саркофаг, теперь Обелиск был заперт не только физически, но и в инфосфере. Барьеры. Глушилки. Изоляция.
Но все знали: это лишь отсрочка. Но больше всего Максима напугала фраза про ''разрастание за пределы''. Как это понимать? Если про него узнают Братские Луны, то смогут добраться до родной Земли?
Глава 17
CONFIDENTIAL — TOP SECRET
Личный доклад профессора Эрла Серрано
Генералу Спенсеру Махаду
Классификация: OMEGA-ALPHA
Дата: 2.03.2314
Генерал Махад, я пишу это, осознавая, что наши открытия на Тау Волантис могут поставить под угрозу само существование человечества. То, что мы обнаружили в ледяных пустошах этой планеты — не просто археологическая находка. Это предупреждение из глубины времени, оставленное цивилизацией, которая пала жертвой того же искушения, что сейчас ослепляет и наш научный совет.
Наши исследования подтверждают: тау-волантийцы не были примитивным видом. Их руины демонстрируют технологии, превосходящие наши — квантовые коммуникационные узлы, материалы с фантастическими свойствами, остатки подледных мегаструктур. Они не просто жили на этой планете, они правили звездной империей. И все это обратилось в прах, когда они нашли Черный Маркер.
Анализ ледяных кернов и биологических останков показывает последовательность катастрофы:
1. Фаза заражения: Маркер внедрился в их общество как "дар", источник бесконечной энергии и технологических прорывов
2. Фаза обращения: культ Единства возник спонтанно, не как религия, а как биологический императив
3. Фаза Конвергенции: 79% биомассы планеты было "призвано" для формирования Луны — их коллективное страдание стало топливом для этого акта космического алхимического ужаса
Машина, которую мы нашли в приполярном регионе — не просто климатическое оружие. Это акт отчаянного самопожертвования. Те немногие, кто сохранил рассудок, создали криогенную стазис-систему, мгновенно заморозившую планету, энергетический барьер, частично изолировавший Луну от собратьев путем подавления телепатических сигналов, систему предупреждения, которую мы, слепцы, приняли за "приглашение"
Устройство не уничтожило Луну по одной роковой причине: она питается от самой Луны. Каждый Маркер, который мы находим, каждый "сигнал", который мы расшифровываем — это не сообщение. Это ловушка, рассчитанная на виды, достаточно умные, чтобы найти Маркер, но недостаточно мудрые, чтобы его уничтожить.
Также необходимо отметить, что биомассы Тау Волантис физически недостаточно для формирования объекта массы Луны. Наши расчеты показывают: 99,8% массы Луны — это кристаллизованная пси-энергия. Она образована из коллективной агонии целой цивилизации в момент Конвергенции. Луна не завершена, она ждет новой жертвы.
Рекомендации:
-Немедленное уничтожение всех образцов Маркера.
-Милитаризация зоны вокруг Тау Волантис.
-Разработка аналога их криогенной стазис-машины, но на этот раз, способной разрушить Луну.
Мы стоим на пороге той же пропасти. Их кости вмерзли в лед не как памятник, а как предостережение. Вопрос в том, достаточно ли мы умны, чтобы его услышать.
Проф. Э. Серрано
Научный руководитель экспедиции
КОНЕЦ ДОКУМЕНТА
(Уничтожить после прочтения. Любые копии — измена.)
* * *
-Сканеры готовы. Поле стабильное, — проговорил техник, проверяя диаграммы.
-Температура?
-Минус семь по Цельсию. Сохраняется отрицательный градиент в эпицентре. Это не баг.
