Посмертие. Второй шанс.

Чужаков встретили настороженно — это читалось во взглядах. Однако никто из бодрствующих обитателей этого лесного убежища даже звука удивления не выдал, не говоря уже о вопросах идущему впереди шаману. Молчали и сопровождающие 'гостей' воины. А вот монстры отстали и буквально растворились в густых тенях, словно им отдали какой-то беззвучный приказ. Впрочем, им могли и раньше запретить появляться на стоянке. Греф это заметил в самый последний момент, да и только благодаря своим новым способностям. Тагор и Бугра, по всей видимости, даже и знали присутствии оборотней рядом с отрядом, настолько бесшумно те передвигались.

Шаман провёл Грефа и Язиму к одному из костров, жестом отослав всех остальных прочь. Тагор и Бугра вынуждены были довольствоваться обществом воинов племени Волка за другим костром, который, впрочем, находился не так уж и далеко. Это позволяло им и Грефу не терять друг-друга из вида. Словно по мановению волшебной палочки рядом с кострами материализовались несколько женщин с нехитрыми угощениями. Но задерживаться они не стали, и разложив пищу на примитивные столовые приборы, тут же упорхнули подальше от мужчин.

— Сегодня вы гости. Подкрепитесь после нелегкого пути, — пригласил Грефа шаман, и первым попробовал пищу.

То же самое происходило и за другим костром. Волки словно демонстрировали чужакам, что пища не отравлена. Голода Греф не чувствовал, но и обидеть хозяина отказом не решился. Он тоже оправил в рот несколько небольших кусочков запечённых кореньев и мяса. Тагор и Бугра проделали то же самое, подтверждая правильность принятого оборотнем решения. А вот Язима взялась за еду с явным аппетитом. Впрочем, если вспомнить, что она пару суток толком и не ела после пережитого потрясения, то ничего удивительного в этом не было. Организм требовал пищи, вот она и насыщалась.

Пока продолжалась эта необычная трапеза, шаман молчал. Воины за другим костром, правда, завели неспешную беседу в полголоса. Но разговор, по всей видимости, ни о чём серьёзном не вёлся и был всего лишь ещё одной данью вежливости. Тонкий слух позволил Грефу разобрать, что спрашивали его соплеменников об охоте и тому подобных вещах. Хозяин их 'стола' сосредоточился на разглядывании чего-то одному ему видимого в крохотных язычках пламени, которые плясали на прогоревших поленьях. Лишь изредка он не глядя протягивал руку в сторону пищи и брал очередной кусочек, ни разу при этом не ошибаясь и не промахиваясь.

— Как это произошло? — спросил шаман Язиму, когда та насытилась.

Вопрос был несколько расплывчатый. Непонятно было, что именно интересовало вопрошающего: гибель соплеменников, или же он спрашивал о спасении самой женщины. Но та начала рассказ именно с нападения Крылатых Убийц на лагерь её клана. Каким-то отстранённым голосом почти один в один повторила она свой рассказ, который рассказывала Коргару. Единственное, что она опустила — это подробности своего спасения.

Рассказ Язимы был выслушан в полном молчании. Её ни разу не перебили и не задали ни одного дополнительного вопроса. Когда повествование женщины было окончено, шаман обратил свой взгляд на виновника этой встречи.

— У тебя ведь есть что сказать по поводу услышанного?

— Да. Но говорить о прошлом потом. Сейчас я хочу говорить о другом.

— Отойди к своим спутникам, женщина, — негромко, но властно приказал этот, по всей видимости, глава отряда.

Приказ был исполнен немедленно. Греф пожалел, что у него так и не появилось возможности задать Язиме хотя бы пару вопросов о личности собеседника. Та точно знала, кто их встретил — это было видно по её поведению. Но теперь оставалось надеяться только на свою интуицию и везение. 'Если выкручусь в этот раз, то никогда более не оправлюсь на переговоры без предварительной подготовки. Предки, Боги, Стихии или кто там есть на верху — беру Вас в свидетели', — мысленно дал себе зарок Греф.

— Моё имя — Узгул, — назвался наконец человек в одежде из шкур.

— Греф, — оборотень слегка ударил себя по груди.

— Мы сейчас можем говорить — нас не услышат.

— Хорошо. Я говорить.

— Тебе стали плохо даваться слова, но ты сохранил разум. Прежде, чем мы обсудим предложение твоего племени, я хочу знать, что произошло с тобой в ту ночь на алтаре. Это важно.

— Ты знать, — Греф попытался использовать свою далёкую от совершенства речь, что бы уйти от ответа.

— На тебе ритуальные шрамы. И в моих глазах ты выглядишь не совсем человеком. Воины этого не видят, но мой взгляд простирается куда дальше. Я должен, — шаман сделал ударение на втором слове, — знать с кем веду разговор.

— Я — человек, — кратко ответил Греф.

— Хорошо. Тот ли ты человек, которого вели к алтарю?

— Ритуал изменить меня. Но я — человек.

— Много поколений шаманы нашего племени проводят ритуал превращения, помещая дух зверя в тела пленных. Эти создания защищают наших людей и нападают на вражеские поселения. Предания гласят, что только дважды ритуал был проведен неверно, и оба раза племя Волка было вынуждено сражаться с ужасными злобными созданиями. Они не знали ничего, кроме жажды крови и убивали всё на своём пути. Эти ошибки стоили жизней многих воинов и шаманов. Недавно такое случилось в третий раз, но пока всё обошлось малой кровью. И вот я, шаман Узгул, сижу за одним костром и разговариваю с существом, с которым, согласно преданиям, должен сражаться. И я должен знать, почему так случилось.

— Я не знать, что говорить. Спрашивай, шаман. Я отвечать.

— Хорошо. Ты не стал убивать всех воинов у алтаря. Почему?

— Я не хотеть убивать. Хотеть уходить. Они не пускать. Хотеть убить меня. Я не хотеть умирать. Я сражаться и уходить. Зачем убивать всех? Я уходить. Они не ходить за мной. Не нужно убивать. Зачем убивать?

Шаман внимательно смотрел в лицо оборотню, словно отыскивая в нем что-то, невидимое обычным взглядом. Результат видимо его удовлетворил, поскольку он одобрительно кивнул головой, после того, как Греф замолчал.

— Хорошо. Я не увидел лжи в твоих словах. Нет её и в твоих мыслях. Ты не хочешь говорить о некоторых вещах, но у каждого есть секреты. Но ты не желаешь зла моим людям — я это вижу. Поэтому я готов выслушать тебя.

Греф мысленно вздохнул с облегчением. Собеседник попался непростой, но далеко не глупый. И главное — он не был похож на фанатика борьбы с другими племенами до победного конца. С таким вполне можно было попробовать договориться о совместных действиях против общего врага. Греф решил, что в данном случае лучшей дипломатией будет правда, а краткость — сестра таланта.

— Твои люди погибать. Их убивать Крылатые Убийцы. Они убивать людей всех племен. Они твой враг. Они мой враг. Они враг людей. Зачем нам сражаться с тобой? У нас есть враг. Я буду сражаться с врагом. Ты будешь сражаться? Я хочу, чтобы ты и я сражаться вместе. Наши воины должны сражаться вместе. Тогда мы победить. Я говорить. Что ты сказать мне?

Грефу таки удалось нарушить невозмутимость шамана Узгула. Глаза собеседника даже расширись от удивления. Ещё бы — не каждый день тебе враги предлагают тебе мир и союз против общего врага. Да ещё и против какого врага! Сама мысль направить своё оружие против Крылатых Убийц была для людей этого мира чем-то запретным, крамольным и даже греховным. Особенно для шаманов, которым по долгу службы полагалось искоренять подобные мысли в головах своих соплеменников.

Угрул помолчал пару минут, прежде чем ответил Грефу.

— Предания не врут, — наконец заговорил он, — Каждый раз, когда ритуал превращения нарушался, проливалось много крови. Ты не стал убивать моих соплеменников сам — это правда. Но твои поступки грозят навлечь на нас гнев очень могущественного врага. Крылатые Убийцы за каждую каплю крови своих соплеменников проливали целые реки крови людей. Каждый из нас мечтал уничтожить всех Крылатых Убийц, но это невозможно сделать.

— Можно, — отрезал Греф, — Они тоже умирать. Их можно убивать.

— Ты... — Угрул даже задохнулся от волнения, — Ты убил?

— Да. Я убивать один из враг. Я спасть женщина. Он убивать ребёнка. Я убивать его.

Теперь шаман даже побледнел.

— Помоги нам Предки! Ты обрёк нас всех на гибель! Надо немедленно уходить отсюда.

— Убегать? Дождь кончаться — Убийцы снова летать. Далеко ты убегать? Зачем убегать? Если Убийцы тебя находить и убивать — зачем убегать? Возьми оружие и сражайся. Лучше умереть воин, чем трус. Я буду сражаться. Мои соплеменники сражаться. Ты можешь бояться и убегать. Смерть найти тебя.

Теперь шаман Волков разозлился. Его глаза превратились в две щёлки, на скулах заиграли желваки, а кулаки сжались так, что костяшки побледнели.

— Ты обвиняешь меня в трусости? — едва ли не прошипел он, — Ни я, ни мои воины ещё никогда не бежали от врага, которого можно поразить копьём или стрелой. Сколько твоих соплеменников не вернулось из наших лесов? Тебе нужно сейчас напомнить об этом?

— Ты пугать меня? — усмехнулся Греф, намеренно продолжая злить собеседника, — Я сражаться с Убийцей, а ты бежать от него.

— Я не боюсь умереть, — чеканя каждое слово, отрезал Угрул, — Я готов сражаться даже с Убийцами. Но я должен думать не о себе. Я должен думать о племени. Ты же обрекаешь всех на смерть. Все, кто бросал вызов Крылатым Убийцам, ушли к Предкам. Теперь из-за тебя стропа в Страну Предков уже протянулась к нашим селениям.

— Но ты ещё жив. Убей врага и спаси людей. Врага можно убить — я делать это. Убийца и его зверь умирать, и я брать его оружие. Ты ещё успеть уйти к Предкам. Покажи тропу к ним Убийцам — пусть они идти туда.

Повисла напряжённая тишина. Греф внимательно смотрел за каждым движением, каждым взглядом своего собеседника. Сейчас решалось, будут Волки сражаться вместе с его соплеменниками против общего врага, или же его замыслы так и останутся несбыточной мечтой. Ему удалось 'прижать' шамана 'к стене', но к сожалению у того все ещё оставался выбор. Теперь всё зависело от тог, решит ли Угрул ухватиться за последнюю надежду спастись бегством, или же действительно вспомнит о том, что воину больше подобает умереть в сражении. Нужно было подтолкнуть собеседника к нужному решению, и Греф решился озвучить свой последний аргумент.

— Убийц мало.

— Предки лишили тебя рассудка: если мы нападём на этих, то прилети ещё больше. Намного больше.

— Не прилетать. Там, — рука Грефа указала на юг, — случиться плохо. Убийцы сейчас иметь враг. Сильный враг. Их воины не прилетать. Я знаю.

— Что ты можешь знать? И откуда? Я тоже чувствовал, что что-то случилось, но Предки так и не открыли мне эту тайну.

— Я знать, — Греф сжал амулет у себя на груди, — Скалы говорить мне. Я не знать что случиться. Но знать, что это плохо. Потом шаман говорить, что Духи Разрушения находить путь сюда.

— Шаман? — переспросил Угрул, — Кто из ваших шаманов может знать то, что не ведомо мне? Кого это Предки удостоили подобной чести?

— Мне говорить Слепой Буддар.

Снова на несколько секунд повисла тишина. Очевидно, что Слепой Буддар был известен и за пределами своего племени, поскольку недоверие на лице Угрула сменилась настороженностью.

— Я слышал об этом пророке вашего племени. Говорят, что его пророчествам следует доверять. Если он действительно говорил с тобой, то он где-то недалеко. Это так?

— Нет. Слепой Буддар здесь нет. Он говорить со мной в Стране Теней.

— Страна Теней? Ты говоришь, что побывал в Стране Предков и вернулся оттуда? Это под силу не каждому шаману. Что ты видел?

— Лес. Густой туман. Туман светиться. Я слышать звери и птицы. Я идти и найти Слепого Буддара. Мы говорить. Потом он уходить. Я очень хотеть обратно и идти в туман. Проснуться здесь. Так было. Я не врать.

— Да, ты говоришь правду. И от этого я ещё больше боюсь за судьбу своих людей. Если Духи разрушения отыскали путь в наш мир то... Что же, тогда действительно, может быть, моим людям лучше умереть сейчас от рук Крылатых Убийц, чем дожить до тех дней, когда начнут умирать деревья.

— Ты говорить о смерть. Зачем?

— Тогда поговорим о живых. Что ты предлагаешь?

— Объединятся. Волки и Быки. Воины — вместе. Шаманы — вместе. Думать — вместе. Хорошо думать. Потом сражаться вместе. Крылатые Убийцы умирать. Мы жить. Говорить ты. Что сказать ты?

— Что я могу сказать? — Угрул был мрачен, как грозовая туча, — Ты уже все решил за нас. Ты не оставил нам выбора. Мы все уже и так мертвы. Когда кончиться дождь, сюда прилет много Крылатых Убийц. Они не успокоятся, пока не отыщут всех людей в этих лесах. Ты же знаешь, что они с нами сделают? Знаешь. Тогда о чём тут говорить? Нам в любом случае предстоит сражаться с ними. Раз уж есть такая возможность, то я согласен забрать с собой в Страну Предков столько Крылатых Убийц, сколько получиться. Но я всё равно не понимаю, как нам сражаться с этим врагом?

— Собирать воины и шаманы. Собирать такой твой зверь, — Греф неопределённо указал рукой на окружающий лагерь лес, но собеседник его понял и утвердительно кивнул головой, — Ждать здесь. Я приходить завтра. Мы говорить. Мы думать, решать, а потом ходить и убивать врага.

— Значит, — уточнил Угрул, — ты хочешь сражаться с Убийцами через два или три дня?

— День. Два. Три — много. Дождь кончаться — Убийцы летать. Плохо. Нет. Нужно сражаться в дождь.

— Хорошо. Я отправлю женщин и детей в другие лагеря и соберу здесь воинов, шаманов и оборотней. Соберу всех, кого смогу. Мы будем ждать тебя. Тогда и обсудим, как будем атаковать врага.

— Хорошо. Сейчас я уходить. Возвращаться завтра. Тогда ты говорить и уже не отказаться от своих слов.

— Я уже сказал свое слово. И я буду сражаться с Убийцами рядом с тобой, даже если мне придется делать это одному.

— Я верить тебе.

Греф встал, давая понять, что разговор окончен. Тагор и Бугра немедленно последовали его примеру. К удивлению Грефа, Язима не осталась с соплеменниками, а присоединилась к их крохотному отряду. Ургул, впрочем, на такое её поведение никак не прореагировал. Всё в том же порядке воины Волков проводили гостей к месту первой встречи, где и распрощались. Оборотней на этот раз поблизости не было.

Вскоре должно было взойти солнце, так что Греф, не теряя ни минуты, повёл своих спутников к убежищу отряда Коргара.

— Мы хоть не зря рисковали? — уже на ходу спросил оборотня Тагор.

— Они соглашаться. Завтра я приходить к ним, а потом мы вместе сражаться с Убийцами. Так говорить шаман Угрул.

— Да помогут нам Предки, — мрачно прокомментировал услышанную информацию Бугра, и Тагор кивнул ему головой в знак согласия.

Было видно, что эта новость словно подвела какую-то невидимую черту в сознании соплеменников Грефа. Лица стали мрачными и решительными одновременно. В их эмоция отчётливо прослеживалась решимость и какая-то обречённость. В отличие от воинов, Язима ни словом, ни жестом не выразила своих эмоций по поводу услышанных новостей. Однако Греф явственно ощущал то злое и радостное одновременно удовлетворение, которое охватило женщину после его слов. И кроме этого удовлетворения он ощущал нечто вроде восхищения по отношению к собственной персоне.