Шелест трав равнин бугристых

Впрочем, сцена не осталась статичной — хозяин прибрежных зарослей стремительно удалился, а пацаны ткнулись носами в мамину юбку и заревели. Петя же перевёл дух, подождал, пока успокоится бешено колотящееся от испуга за детей сердце и принялся анализировать ситуацию:

В принципе, парни с этим котом бы справились — насадили бы его на два копья, потому что умеют — ловят палками летящие колечки. Но подрала бы их эта животина. И Тузику бы перепало, пока бы она эту тварь порвала. Но! Кот не знаком с людьми. Он чувствует себя здесь полным хозяином. Нет, испугался, конечно, его, но только потому, что Петя очень большой — такой может просто-напросто задавить, даже, если в остальном совершенно безопасен. Вот чувствуется в поведении хищника непуганность... из тростника выломился здоровенный кабан и буром попёр на людей — его и взял на копьё. Что удивительно — не особо крупный экземпляр, килограммов сто, не больше. Петя спокойно затормозил его движение, пробороздив пятками по земле от силы три метра — сама-то туша упёрлась в бомбон на основании лезвия наконечника и дальше насадиться на древко не смогла, а мужчина подергал оружие туда-сюда, чтобы кровь из широкой раны выбегала быстрее — так что дикая свинья очень скоро издохла.

Ну и места! А с виду тихо тут, благостно. Уточки плавают... а вон и дикие коровы пришли на водопой, к счастью, до них далеко. Но и они тоже не опасаются человека, и дым костра их не пугает.

* * *

Лодку делали два дня. Хлипкая она получилась — понятное дело, второпях да без опыта. Ну и верёвок было маловато. На весла пошли оглобли тележки, а её кузов лёг в основу настила. Потом сели и поплыли — противоположный берег озера виднелся далеко, но отчётливо, то есть до него единицы километров. Зато, хоть вправо, хоть влево не видно ни конца, ни края. По всему получается — узкий длинный водоём. И вода в нём — точно стоячая.

Петя грёб двумя вёслами сидя спиной вперёд, Граппа подсказывала. За часок преодолели водную гладь, вломились в прибрежные камыши и пошли, пошли, пошли проламываться дальше вплавь — никакой суши тут и в помине не было — та же вода, просто из неё торчит тростник, создавая впечатление берега.

Ещё час ломились, пока не попали снова на чистую воду. А за ней виднеется тот же тростник, но уже не сплошной стеной, а пятнышками — сразу видно, что не суша. До суши они добрались только к вечеру. Петя опять затруднился с оценкой расстояния. По расчётам получается пятьдесят километров, а здравый смысл шепчет, что двадцать. Зато берег порадовал — матёрый он, с каменистыми кручами и деревьями всех размеров. И уж отсюда снеговую вершину видно значительно чётче, да не одну, а цепочку из нескольких штук.

Ручей, впадающий в озеро имел характер явно горного потока — течение быстрое и вода холодная. Мутный, кстати. Вдоль него и пошли дальше на восток, разглядывая незнакомые растения. Ночью было прохладно — с гор тянул слабый, но свежий ветерок. Местность сразу пошла со скалами, каменистыми осыпями и беспорядочно заросшая чем попало. Травы здесь низкорослые, много цветов и часто встречаются дикие козы небольшими стадами. Тоже непуганные.

Вообще, насколько Петя представляет себе геологию, в этих краях должны залегать руды металлов — ведь они явно попали в предгорья какого-то большого хребта. Эх, знать бы как они выглядят, эти руды, а уж повторить сыродутный процесс из учебника истории он бы как-нибудь сумел — очень там наглядно всё на картинке нарисовано. Отлично запоминается. Хорошие места. Воды сколько угодно, дров кругом — только собирай. Стройматериалы на каждом шагу. А вот чем в этих краях питаться? Граппа здешних съедобных растений не знает — то есть имеет смысл заняться исследованиями. Орехи, правда, видны на глаз, хотя и незнакомых сортов, зато любых степеней зрелости. Рыбы в таком озере должно быть много, ну и охоту никто не запрещал — по всему выходит — имеет смысл заслать в эти места группу молодёжи, чтобы обжилась, да начинать как-то пробовать плавить разные камушки. В книжках писали, что всё началось со случайного попадания в костёр всяких минералов — вот и ему следует попробовать эту методу. Только необязательно, чтобы эти попадания происходили непременно случайно — можно подкидывать по очереди все встречные каменья и смотреть, что из этого выйдет. Чем не научный подход? Жаль, что химии у них в школе ещё не было — вот знай он хоть что-то — наверняка лучше бы соображал.

Кстати! А чего это он так тупит? Много лет подряд тупит и тупит. Наверняка это же самое можно было бы делать и дома — там тоже всякие минералы попадаются. И кто сказал, что ни один среди них не руда?

* * *

Здесь, на неведомой земле, размечтавшийся о металлургии молодой мужчина Петя каждый раз строит для ночлега крепкое убежище из палок, связывая их лубом одного незнакомого дерева — он на нескольких попробовал ободрать кору и подстилающий её слой, после чего сделал окончательный выбор. Топорик из нефрита — наверное единственный на весь этот мир — вполне прилично держит заточку, несмотря на ударные нагрузки на кромку. Когда инструмент тупится, его удаётся подправлять гранитным бруском.

Хищники, обитающие в здешних краях ему пока неведомы, но он знает, что они не опасаются людей — то есть вполне способны напасть. Охотней всего — на спящего. Отсюда и столько предосторожностей. Они ведь, к тому же, с детьми. Да и Тузика лучше держать в пределах защищённого контура.

Впрочем, после нескольких дней движения вверх по ручью пришло понимание — пора возвращаться. Приходить сюда нужно многочисленной группой и обживаться капитально. И вообще для примитивного собирательства здешние места не слишком хороши. И холодновато ночами — требуется другая одежда, не верёвочная, а из шкур. Чем дальше они идут, тем шибче зябнут. Впрочем — это закономерно, как утверждает физическая география. С подъёмом вверх температура окружающего воздуха снижается.

Только луба не забыть надрать побольше, чтобы хорошенько укрепить лодку.

* * *

Обратный путь прошел в целом гладко. Даже место, где оставили тележку и бамбуковые сосуды отыскали всего за три дня — низменный степной берег никакими приметными деталями не снабжён, поэтому попали они на него довольно далеко от точки старта, вот и пришлось поискать своё добро.

Возобновили водные запасы, на пару дней дороги заготовили жареной гусятины, а сухари и бастурма у них оставались в достаточном количестве ещё из дому. Потом — лунные ночи да постукивающая по камням тележка. Так и добрались без особых приключений и до первого Петиного дома, где сейчас никто не живёт, и до курятника, где угостились яичницей на соевом масле и фруктами, что Брага регулярно посылает Зыру и его помощницам. А там и до хижины недалеко.

Вот уже слева посадки бобов, справа тот самый изгиб кромки зарослей, из-за которого когда-то выбежал отважный Гыр, преследуемый диким быком. Тузик умчалась вперёд. И тут же вернулась. И опять бросилась вперёд. Да чем она так встревожена? Побежали.

Ничего себе картина — две толпы мужиков стоят против друг друга с копьями в руках и размахивают ими, бранясь громко, но невнятно. Нет — понятно, что накручивают себя перед дракой — без злости бросаться на тех, кто вооружен и к тебе далеко не расположен, обычно сташновато. Собственно, и школьные драки обычно начинаются с оскорблений и угроз. Но ведь эти задохлики запросто успеют истыкать друг друга своими заострёнными палками так, что многие помрут от ран. И, если до тех, что припёрлись голыми, Пете нет вообще никакого дела, то вполне прилично одетых соплеменников ему откровенно жаль. Каждого по отдельности.

Вон в первом ряду плечом к плечу стоят Гыр, Пыр, Фыр и Тыр — золотые парни. Рядом с ними бригадиры Фот, Фэн и старина Хыр — им же первым перепадёт! Нет, так нельзя. Петя уже сорвал с тележки плетёную крышу и взял её на манер щита. Во второй руке тяжелое копьё, испытанное на стокилограммовом кабане. Ему не нужна ни злость, ни ярость — вполне достаточно того, что уже вскипело в душе при виде картины, обещающей гибель дорогим его сердцу питекантропам. Он упруго бежит, плавно набирая разгон для удара.

Его видят — Пэта! — разносится радостный вопль, в котором звучат победные нотки.

— Пэта, Пэта, — скандируют соплеменники, и в толпу голых мужиков летят боло и ловчие сети.

— Пэта, Пэта, — ритмично выдыхают бойцы первой шеренги, печатая шаг навстречу чужакам.

А сам Петя, выставив впереди щит в эту кучу врезается сбоку, загребая копьём, словно оглоблей. Кто-то падает, кто-то отскакивает, заостренные палки больно вонзаются в тело — против него охотники — ловкие и проворные, отлично владеющие своим примитивным оружием. Свалка, удары, чей-то хрустнувший под ударом кулака череп, боль, тупой тычок в грудь, темнота.

Глава 26. Долгие сборы

Проснувшись, Петя, как всегда, потянулся от всей души, и заскрипел зубами от пронзившей тело боли. Вот же гадство какое — он, выходит, не проснулся, а очнулся. И не утром на своей циновке, прекрасно выспавшись, а не пойми когда, потому что темно, и не пойми где, потому что перед глазами мелькают туманные огоньки, и ничего вокруг толком не разглядишь.

По привычке попытался пошарить рядом руками, чтобы нащупать рядом Граппу или Брагу, и снова чуть не задохнулся от боли. Ну конечно — его же всего истыкали острыми палками чужие питекантропы, когда он бросился выручать своих. И, кажется, чем-то крепко отоварили по кумполу, потому что после пары резких движений в голове раненой птицей затрепыхалась боль.

— Гыр, — прохрипел он вовсе не то, что хотел сказать, потому что ещё и в глотке оказалось сухо, словно туда засыпали горсть песка.

— Багыр, — произнес рядом голос Хыра. Тени вокруг снова замельтешили, замерцало пламя костров. — Ты долго лежал мёртвым и только сердцем стучал. Мы вымыли тебя кипяченой водой и закрыли раны тканью, чтобы кровь не вытекала.

— Кто это вас надоумил проделать такое?

— Шон. Или Том. Я их путаю.

— Шон. Я ему царапину промывал и бинтовал — вот он и запомнил. А куда вы меня затащили?

— Никуда не тащили. Где упал, там и оставили. Только сверху сделали навес от солнца и зажгли вокруг костры. Отгоняем зверушек, чтобы не покусали тебя, пока ты не можешь от них убежать или отбиться.

— Дай мне воды, Хыр.

Взять протянутую чашку Петя не смог, как не смог и приподнять голову, отчего добросердечный вождь, привёдший сюда часть племени Далёкой Западной Пещеры, налил воды ему в нос и в ухо. В рот тоже немного попало.

— Приведи кого-нибудь из женщин. Тех, кто умеет поить маленьких детей, — взмолился раненый.

Чуть погодя пришла незнакомая молодица и начала помаленьку вливать живительную влагу ему в самый уголок рта. Сразу полегчало, прояснилось в голове и даже онемение в теле стало помаленьку отступать. Это что же — он чуть не загнулся от обезвоживания? Ну да — денёк был жаркий и окончание его он провел испаряя влагу. И теряя её с кровью. Ох и бестолковый народ эти питекантропы! Если человек лежит без сознания и ничего не просит — значит и поить его незачем. Надо брать дело собственного исцеления в свои руки — а то ведь не дождёшься от них квалифицированной медицинской помощи. Хотя...

— Хыр. А где наши женщины?

— В поместье. Где же им ещё быть?

— А Граппа?

— Её тоже туда увели. Неспокойно тут нынче. Мы не смогли перебить всех врагов — некоторые убежали. А они злые, потому что почти все их соплеменники остались лежать тут их сейчас грызут звери.

— Тогда откуда взялась эта? — Петя попытался указать на незнакомку, но ни рука не поднялась, ни голова — только глаза и шевельнулись.

— Пришла поговорить с тобой. Она из побитого племени.

— И чего просит?

— Просит не убивать всех.

— И что ты ей ответил?

— Сказал, что как ты скажешь, так и будет.

— А если бы я помер?

— Сердце билось, а раны перестали кровоточить, когда мы их замотали.

— Скажи этой женщине — пусть проваливают... э-э... а чего им было нужно?

— Им Кыкы сказали, что тут много еды, хорошие сухие пещеры и добрые люди.

— Эй, женщина! Разве Кыкы не сказали вам, что тут много сильных мужчин?

— Наш вождь рассудил что, если добрые, значит глупые и трусливые. Он так и сказал — нужно их прогнать и самим поселиться в таком хорошем месте.

— А почему ты решила, будто мы захотим перебить оставшихся без защитников женщин и детей?

— Чтобы не выросли те кто захочет отомстить.

Ну прям Шекспировские страсти!

Петя, наконец, сконцентрировался и чуть шевельнулся — очаги боли сразу всколыхнулись в нескольких местах.

— Мокрую тряпку мне на голову положи, — обратился он к Хыру. — А ты, женщина, возвращайся к своим, как рассветёт, и скажи, чтобы уходили подальше, а то наши мужики тоже могут захотеть отомстить — так я их от этого удержать не смогу.

— Э-э! Шеф-Багыр! Не захотят наши мужчины мстить. Не за кого, — вдруг вступил в разговор появившийся справа Фэн. — Тех, что тебя поранили, мы сразу кончили, а остальные уже убегали. Не сопротивлялись, так ты их напугал. Но мы не всех догнали.

Прохладная вязаная деталь чьего-то туалета легла на голову, и снова полегчало.

— Чашку рядом поставь, вдруг спохватился Петя. И соломинку одним концом в неё опусти, а вторым мне в рот засунь. Я попью ещё. А потом усну, потому что раненый.

Вскоре он отрубился, слушая, как переговариваются мужчины, подкладывающие сучья в костры. Хотя и кизячковым дымком потянуло.

* * *

Ран было три. Все они какое-то время гноились, отчего дергали и тянули. Но уже утром Шеф-Багыр переехал в усадьбу на тележке — сам встал и уселся в неё. Что уж там ему повредили внутри, не знает — он не доктор. Все противники метили в грудь, но угодили так, что проделали изрядные борозды на торсе. Видимо он здорово крутился в той потасовке. Ну а на голове была рассечена кожа, однако не слишком. Взялась коростой спёкшейся крови. В общем, отлежался он.

Как раз было время поруководить малолетними шалопаями и шалопайками на лепке кирпичей — надоели неказистые каменные печи, без конца растрескивающиеся от разности в температурном коэффициенте расширения глины и плитняка. Опять же, поставленные на пол очага три кирпича давали прекрасную опору горшку, установленному над пламенем. Да и горшок в такую топку было куда удобней вмазать.

Сам кирпич не обжигали, использовали просто хорошо просушенным, укладывая на глиняный раствор. Когда, опять просушив, затопили — растрескивание получилось совсем небольшим. Вообще-то очаги до сих пор строили с открытым верхом. Разве что горшком перекрывали, если вделывали его над топкой. А дым выпускали через отверстие в крыше. Но тут появилась мысль устроить свод. Для него Петя наформовал клиновидных кирпичей и построил опалубку... хм... дугообразную снаружи маленькую крышу между возведённых заранее стенок.

Хорошая арка получилась, полукруглая. Когда всё просохло — разобрал опорную конструкцию, и печка расползлась. Прямо на глазах у всей детворы. Это кирпичная дуга своими нижними концами распёрла верхнюю кромку не слишком толстых стен. Петя от огорчения совсем забылся и нарисовал палочкой прямо на земле вектора сил, действующих в точке перехода стены в свод — в точности так, как в учебнике физики. А потом пришлось отвечать на кучу неудобных вопросов. Причём, соврать он не мог, потому что сам с трудом уже припоминал, что тут и как.