Где-то я это все... когда-то видел

И этот туда же! Так я тебе все и рассказал!

— Я — секретное оружие Комитета государственной безопасности. Под названием... ЛДПР. Знаешь, как расшифровывается? "Ленинская дружина против рейнджеров". Советские дети — они все такие. Кажется, я тебе уже об этом говорил. А ты не поверил.

— ЛДПР... Мда... Похоже на название какой-нибудь партии. Маловероятно. Ну, а если, все-таки, серьезно?

— А если серьезно — у меня к тебе есть деловое предложение.

— Интересно. Внимательно слушаю.

— Сначала нужно, чтобы ты ответил на мои вопросы. Разумеется, только на те, на которые посчитаешь нужным ответить.

Он поудобнее расположился на диванчике и скрестил руки на груди. Непроизвольный симптом мобилизации психозащиты.

— Ну,... давай попробуем.

— Галина Анатольевна, инструктор по туризму, твой курьер?

— Разумеется. Хорошая девушка была. Глупо погибла.

Погибла? Предусмотрительно не поправляю его. Пусть пока побудет в неведении на счет воскрешения Галины.

— На чем ты ее вербанул?

— "Вербанул"?

— Язык надо учить, чурбан не русский!

— Ну, положим, что такое "чурбан" я знаю, — усмехнулся Ричард, — и все твои комментарии по этому поводу помню.

— Я спрашиваю, на чем ты ее за-вер-бо-вал? Мотивация какая?

— А! На чем? Ты не поверишь, мой юный друг. Есть такая штука — любовь! Она порой творит чудеса. Особенно с молоденькими и... некрасивыми девушками.

— Сволочь, ты, американец. Изрядная сволочь!

— What`s done can`t be undone.[1]

— We`ll see what we`ll see.[2] Короче, здесь понятно. Следующий вопрос. Как завербовали Гришко? На чем его взяли?

— Хороший вопрос. Правильный. Пока не считаю нужным отвечать на него. Все зависит от твоего предложения. А там, посмотрим.

— Ладно, не отвечай. Твое отплытие на папиной яхте — для отвода глаз?

— Ну, если вы меня вычислили, зачем отвечать на этот вопрос? Конечно, для отвода. Яхта ушла, а я вернулся. Вплавь. Под водой. Рассказать, как работает акваланг?

Да, действительно глупый вопрос. Приходится работать в цейтноте, экспромтом, отсюда и "тупизна".

— Не надо. В какой точке побережья вышел — тоже не скажешь?

— А ты как думаешь? Разумеется, не скажу. Зачем вам лишняя головная боль? А нам — пригодится еще...

— Тогда, еще один вопрос. Твой сосед по квартире. Он наш агент. Как тебе удавалось от него маскироваться?

Ричард не отвечал. Задумчиво разглядывал меня, теребя мочку уха. Наконец сподобился:

— А ты разве не знаешь?

— Хочу услышать от тебя.

Внезапно Ричард жизнерадостно расхохотался.

— Не знаешь? Ха-ха-ха-ха. У вас там что, в КГБ, секреты друг от друга? Ха-ха. Мой сосед — я и есть! Давид Адамыч! Червяк музейный. Я сам на себя и стучал! Ха-ха! Своему человеку и стучал! Ха-ха-ха. Капитану вашему. Гришко!

Я мысленно схватился за голову. Вот это прокол! По легенде моего присутствия здесь я просто обязан был знать это. Ну, я и спросил! Однако, какой же все-таки какой красивый расклад! Ох, молодцы, вражьи морды! Надо отдать им должное. Сам за собой следил и своему же агенту докладывал. Изящная схема!

Так! Надо срочно сворачивать эту экстремальную беседу, пока я не ляпнул еще чего-нибудь не в тему.

— Успокоился? Я рад, что сумел развеселить тебя. Только сейчас с минуты на минуту начнется силовой захват. А у меня есть еще вопросы. Понимаешь? Время выходит. Нужно сделать телефонный звонок и дать отбой на силовую часть операции. Где тут аппарат у тебя?

— Телефон? В кладовке. А-а... обязательно...этот...силовой захват?

В кладовке! Черт! Почему же я его там не увидел? Все было бы гораздо проще...

— Чего? Силовой? А! Нет... не обязательно. Отменим. Не вижу активного сопротивления с твоей стороны. Дальше будем разговаривать. Покажешь, где телефон?

Ричард спрыгнул с дивана и зашаркал по направлению к своей каптерке. Я направился за ним, лихорадочно планируя дальнейшие действия.

— Вон, справа на столе. Под стенгазетой.

Ричард щелкнул выключателем, пропустил меня в помещение и стал в дверях, снова скрестив на груди руки.

Плохо стоит! Не учили в детстве, что подслушивать не красиво?

Я освободил от хлама на столе старенький треснутый сбоку телефон и медленно набрал номер. Последний, для экстренных сообщений. Стараясь говорить разборчиво, внятно произнес в трубку:

— Краеведческий. Музей. Девять. Девять. Девять. Три девятки. Краеведческий музей. Как понял?

— Старик! Это ты? — я впервые услышал нотки растерянности в голосе невозмутимого Пятого, — Ты в музее? Немедленно уходи! Слышишь?! Немедленно!!! Галина дала показания! Группа уже...

Короткие гудки.

Это Ричард, протянув руку из-за моей спины, нажал на рычаг телефона. Другой рукой развернул меня к себе лицом и с силой прижал к стене. Его предплечье как раз пришлось мне на уровень шеи.

— Я тут вот что подумал, — вкрадчиво произнес Ричард, слегка согнувшись надо мной, — Если здание оцеплено, зачем ты сейф перед дверью уронил? Странно это...

Он медленно усиливал давление, как когда-то Чистый у обрыва. Они что, сговорились что ли, придушить меня рано или поздно?

— Выходит, нет там никого под землей? Ведь так же?

Я инстинктивно уперся ему руками в грудь, но Ричард давил на горло все сильнее и сильнее. Моя правая рука нащупала на груди у моего мучителя батарею пишущих ручек. Карандаш сбоку. Пытаюсь выцарапать его из кармана.

— И про соседа не знал. Тоже странно! А, может быть, ты вообще пришел один? Случайно дорогу нашел? И нет никакой группы захвата? Говори! Живым оставлю. Так?

Давление ослабевает.

Я хрипло кашляю, мотаю головой в сторону двери и пытаюсь указать туда же левой рукой.

— Что? Чего там?

Почему это всегда срабатывает? Глупая, детская обманка. Ричард поворачивает голову направо, а я снизу по крутой дуге вокруг его предплечья с силой втыкаю карандаш ему под левую скулу. Туда, куда учила меня Ирина.

Американец по-заячьи взвизгивает, с выпученными глазами отскакивает от меня и хватается правой рукой за торчащую из шеи деревяшку. Выдергивает карандаш и тянется левой рукой ко мне, правой держась за обильно кровоточащую рану.

Но я, чуть ли не на четвереньках, несусь уже к выходу из кладовки. Спотыкаюсь на пороге, падаю и по инерции животом проезжаю по скользкому паркету прямехонько под стеклянный стеллаж с кабаном. Сзади слышу уже какое-то нечеловеческое, утробное рычание.

Ужом изворачиваюсь с живота на спину и вижу, как в дверях кладовки появляется шатающаяся фигура моего преследователя. Эх! Семь бед — один ответ! Лежа на спине, упираюсь обеими ногами в край витрины и до искр в глазах изо-всех сил давлю на нее снизу.

Пошла!

Грохот, крик, звон бьющегося стекла и летящие в разные стороны разящие осколки. Чувствую резкую боль в области левой ягодицы. Штанина быстро намокает. Получил герой бандитскую пулю в ту область, на которую искал приключений?

Грохот почему-то не прекращается.

"Двери ломают, — вяло догадываюсь я, — народ к знаниям рвется, не упрятать красоту за замками, как ни старайся...".

В глазах начинает темнеть. Уже смутно, как в тумане вижу, как в дальнем конце зала вылетают с петель дверные полотна. Там, в столбе пыли — Сан-Саныч, Ирина, еще кто-то. Рядом в груде кабаньей шерсти и осколков копошится и стонет поверженный враг. Последняя мысль — не убил ли я его, сдуру?

Меня уже куда-то тащат. Уплывают куда-то вниз круглые потолочные светильники. Сначала — до боли яркие, потом — все тусклее и тусклее.

Сознание умиротворенно гаснет.

Финал.

[1] Сделанного не воротишь.

[2] Посмотрим.

Эпилог

Я тоже тут, вот о чем подумал...

...( благо, теперь на больничной койке времени для размышлений у меня более чем предостаточно)...

...каких-то пару недель назад в школе меня сбил с ног забияка-старшеклассник. Обычное дело. Везде и всюду такое происходит. Но моя реакция была явно нетипичной. Да что там говорить! Не адекватной. И социально опасной.

Как результат — в городе вскрыта и ликвидирована обширная вражеская сеть.

А если бы я просто, хлюпнув носом, вернулся в класс? Как это, собственно, и было на самом деле. В первом, основном варианте моего детства. Я точно не познакомился бы с пионерами-хулиганами. Не узнал бы Родиона и не бросился бы в опорный пункт милиции к нему на помощь. И толстая лживая инспекторша продолжала бы с подачи продажного опера КГБ шантажировать военных, вытягивая из них секретную информацию для закордонных аналитиков.

В школу бы не вызвали Гришко, и я бы не познакомился с дружной бригадой госбезовских "волкодавов". Не узнал бы смешливую Ирину, невозмутимого Сан-Саныча, железного Пятого, Сергея Владимировича — умницу и профессионала. Жил бы я себе и жил, как и сорок лет назад. Обычно и адекватно. А совсем рядом, кто-то нечистоплотный продолжал бы подгрызать корни моей стране, подпиливал бы ей сухожилия. Делал бы свое черное дело.

И сделал бы! В итоге — ни страны, ни народа. Вернее — другая страна, и уже почти другой народ. Не знаю, лучше ли, хуже — просто другой.

Помните хрестоматийную Бабочку Рэя Брэдбери? Путешественник во времени раздавил насекомое в прошлом и... вернулся в совершенно другой мир. А я тут, на секундочку, придавил червей потолще!

Ну, ладно. Не совсем я, будем скромнее. Тем не менее, дел то наделано изрядно! Может быть, изменилось что-то в этом мире? Может, слегка дрогнул коварный враг? Ну, хоть на йоту! И как-нибудь по-другому повернутся последующие события? В будущем? Должен же работать "эффект бабочки"!

К примеру, возьмет и не ввяжется наша страна лет через шесть в Афганскую мясорубку! И тысячи пацанов, моих сверстников не погибнут, страшно и бессмысленно. И будут жить дальше, работать, рожать и воспитывать детей. И станем мы, все наше общество на самую малость крепче, сильнее, сплочённее. Ну, может же быть такое? Ведь благодаря моим синякам и порезам стали же мы чуточку выше противника. Ну, хоть на немного! Может, с этой новой высоты что-то кому-то получше видно будет?

Может быть, благодаря этим новым открывшимся горизонтам, мы возьмем и одумаемся. Хотя бы — в конце века. И перестанем боготворить тех, кто искренне желает нам всем попросту сдохнуть. Ведь они и сейчас, в семидесятых хотят того же. Так ведь, держимся! Не даем себя заглотнуть. Да еще и зубы показываем! Может быть, продержимся еще?

Может, станем немного мудрее, добрее, правдивее, наконец? Лучше, чем были?

Хотя...

...Где надежды, а где реальность?

Только...очень хочется быть... оптимистом...

* * *

— Ну, как, герой, живот не отлежал?

Ирина. Улыбаясь, заходит в палату. Надолго задуматься мне здесь точно не дадут.

— А я-то как рад тебя видеть!

— Да ты не переворачивайся. Я не обидчивая, и со спиной могу поговорить.

А! Ну, да.

У нас новый предмет для подколок.

Лежать действительно приходится на животе. Я даже не интересовался, сколько хирургических швов украсили мою задницу. Саднит постоянно. Ужасно хочется почесаться — заживает, значит.

— А что, американская спина хуже оказалась?

К слову, Ричард жив-живёхонек. И тоже лечится на животе, так как получил серьезные повреждения в области спины и... ниже. Ну, и мне не так обидно. И горло у него в порядке, разговаривает даже. Можно сказать, соловьем заливается.

Их сеть оказалась шире и глубже, чем виделась нам. И Донахью оказался центральной фигурой, координатором организации, шлюзом для перекачки информации.

Он действительно — сын миллионера. И папина яхта своевременно прибыла сюда из Констанцы. Ричард дисциплинированно загрузился на нее со всем своим мажоровским багажом, а потом легко ушел под воду в миле от берега и через дикие пляжи добрался до города. Ему нужно было восстанавливать порушенную мной и моими друзьями структуру.

Сейчас у него есть реальные шансы вернуться к папочке. Я полагаю, путем обмена. Впрочем, такие нюансы до меня не доводят. Спасибо, что хоть сомнения в моих версиях отпали.

Ирина садится на край кровати и легонько пальцем тыкает мне в повязку. А вот и не больно! Как раз там и чешется.

— Не ревнуй, маленький. Американское тело мне уже не доступно. Там Сан-Саныч заправляет...

Кстати, о Сан-Саныче!

Он сейчас старается мне на глаза не показываться. Напомнил я ему как-то про фотопленку и "дилетантский бред сивой кобылы". Со своими вольными комментариями, естественно. А с юмором, как известно, у него трудновато. Переживал, сопел. Даже сострить в ответ попытался. Разумеется, плоско.

Обиделся, кажется...

— И, вообще, — Ирина стала усиленно тормошить меня за спину, — хватит прикидываться тяжелобольным! Лежит тут, страдает! Врачи говорят, заживает все как на собаке, выпишут уже завтра. Лучше посмотри, кто к тебе пришел!

Она встает и подходит к окну.

Кряхтя поднимаюсь, стараясь не оказаться в положении сидя, надеваю тапочки и шоркаю к своей боевой подруге. Подоконник высокий. Встаю на стул и прижимаюсь носом к стеклу.

И чувствую, как жаркий ком, неожиданно вспыхнувший в груди, с силой бросается мне в лицо. До красноты. До слез.

Под окном стоят мама и отец. Рядом сними — братишка, держит за руку мою бабулю. В руках тяжелые сумки с провизией, будто меня здесь плохо кормят!

И все вчетвером, только завидев меня, дружно машут мне руками, улыбаются, кричат что-то.

И я машу им ладошкой, улыбаясь во весь рот. Плачу и смеюсь сквозь слезы.

Потому что...

... где-то я уже это все...когда-то видел!

Август, 2015 г.

2