| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В домах загорался мутный, слабый свет лучин и светильников. Распахивались и тут же громко захлопывались ставни. Люди были перепуганы ужасным зрелищем настолько, что даже любопытство не могло превозмочь страха. Дайресу вдруг подумалось, что желающих вступить в армию и покинуть родное селение к утру заметно прибавится.
Всего окровавленного, почти лишенного одежды, которая превратилась в разодранные в клочья лохмотья, графа увлекло к земле. Он упал, собой сломал колодезное колесо и ухнул вниз, в ледяную воду.
— Нашел время смывать с себя позор, — желчно усмехнулся Клавдий, подошедший как всегда незаметно. Дайрес не отреагировал.
Из утроба колодца доносились звуки борьбы и режущие слух крики. Проходя по длинному каменному желобу, они усиливались, становились низкими и глубокими, пугающими, пробирающими страхом до самых пяток. Дайресу стало муторно, и кажется даже закружилась голова. А Клавдий, как ни в чем не бывало, осматривал свой обгорелый плащ и, находя новую пропаленную дырку, смачно ругался.
— Почему ты стоишь? — спросил имитатор с нетерпением.
— А что мне, плясать? — недовольно пробурчал вампир, не отрываясь от осмотра одежды.
— Но он еще жив, его надо... добить.
— Уж поверь, барахтаясь по горло в ледяной воде, он не сможет долго сражаться с фуриями.
Батури оказался прав. Уже спустя минуту крик стал протяжным, захлебывающимся. А вскоре крик забулькал и задохнулся.
— Утонул, — констатировал Клавдий. — Был великий маг, а стал утопленник.
Дайрес набрал в грудь воздуха, чтобы сразу, на месте, не откладывая разговор на потом, сказать Батури, что дальше их пути расходятся, но не успел проронить ни слова.
— Сейчас вытащим девчонок и деру отсюда, — сказал Клавдий, озираясь по сторонам. — Что-то мне с каждым мигом эта деревня нравится все меньше. И предчувствие такое. Странное.
— Я никуда с тобой не пойду, — заупрямился Дайрес.
— Не время для игр в девственницу.
— Я все сказал. Не хочу связывать свою судьбу с убийцей.
— А с защитником младенца? Сейчас ты мне нужен. Мне и Долорис. А позже... позже иди на все четыре стороны.
Дайрес сдался, но решил, что уйдет сразу как только подвернется шанс. В обществе вампира для него нет места.
Клавдий спешил, его гнало вперед неведомое предчувствие, которое после смерти графа лишь обострилось. Значит, не Ллир тому виной, не из-за него в сердце вампира поселилась тревога. И Батури, кажется, знал, кому обязан этим беспокойством. Он чуял отца. Чуял его приближение.
Ночной кошмар, как и предполагал Дайрес, оказал на людей неизгладимое впечатление и наутро многие из селян ушли. В соновном это была молодежь, которая не так привязана к месту рождения, как их родители, уже смирившиеся с судьбой. Но многие остались, чтобы к вечеру оказаться в цепких лапах низших вампиров, которыми руководил сам Прародитель. Каэль чуял сына. Чуял свой клинок. И знал, что вскоре настигнет Батури и на этот раз не даст ему уйти.
Глава 15. Узел судьбы
__________________________________________
Физическое тело — это первое тело. Оно — самое "толстое" из всех, осязаемое и материальное.
Эфирное тело — это первое ощущающее тело. Оно также именуется аурой. По форме оно напоминает физическое. Вот почему его иногда называют "эфирным близнецом" или "внутренним физическим телом".
Астральное тело — это второе энергетическое тело, его также называют эмоциональным. Это тело несет в себе все наши эмоции, а также содержит все характеристики нашей натуры.
Ментальное тело — это третье энергетическое тело. Все наши представления, рациональные мысли и даже некоторые из наших интуитивных представлений рождаются в ментальном теле. В нем содержатся модели, по которым мы мыслим.
Четвертое сознательное тело — это духовное тело. Его также иногда именуют интуитивным, а некоторые люди связывают его с кармическим телом.
В духовном теле хранится все, что лежит за пределами рационального, логического. Через это тело человек получает интуитивные послания, озарения и знание, а также принимает экстрасенсорную информацию, обретает понимание, видит телепатические и пророческие сны, чувствует "нутром", получает знание свыше.
Альберт Великий Трижды. "Теория тонких тел".
__________________________________________
Грозные антрацитовые тучи, делающие утро беспроглядно темным, окунули землю во мрак. Пугливое солнце спряталось за ними, скрылось, боясь вступать в бой с мрачными небесными стражами. И небеса зарыдали горькими слезами. Ветер протяжно застонал, словно зверь, угодивший в ловушку, рванулся вниз, подхватил капли и под острым углом ударил ими по земле. Раскисший, мокрый снег, смешавшись с землей в непонятную, грязную субстанцию, поплыл по покатому склону, который резко, словно отрубленный исполинским топором, заканчивался обрывом. Небеса, утонувшие в черных дождевых тучах, ревели с каждым мигом все яростнее. И могучий Ситх вторил им, бешенея, набираясь сил от талого снега и крупного, стоящего стеной ливня.
В Хельхейм пришла весна. Угрюмая. Унылая. Стылая. Не радующая взор пышным цветением, но окунающая в омерзительный грязный омут таяния.
Человек в черных одеяниях лежал в неглубокой каверне, которая не могла защитить от небесного плача. Он спал. Тревожно. Что-то нечленораздельно выкрикивая. Проклиная кого-то. А затем он затих, будто его кошмар, не дающий покоя, закончился. Вместе с жизнью.
Сандро не мог понять, что с ним происходит. Что не так? Его тело было вялым и непослушным, таким, будто принадлежало другому. Мысли метались в голове, словно зверь в клетке; стонали и ныли, не желая повиноваться рассудку и привыкать к непривычной для них реальности. Казалось, это новое рождение. С муками. С болью. С осознанием того, что жизнь — борьба, и если тебе посчастливилось победить в первой схватке, в первой судороге, значит, ты будешь жить. Сандро привык бороться. С самого первого вздоха, сделанного полумертвым существом. И он дрался, огрызался судьбе, скалил ей безгубый рот в дикой ухмылке, но всегда шел вперед по своей, ведомой лишь ему, стезе. Он часто проигрывал. Но и побеждал нередко. Сегодня темные боги соблаговолили и подарили своему воину силы. Сандро сражался. И была победа.
Он открыл отяжелевшие веки, мутным, затуманенным взглядом осмотрелся и не поверил глазам. Еще вчера он был в компании беженцев, среди тысячи людей, а уже сегодня неведомым образом оказался совершенно один, на границе Хельхейма, у самого Ситха, словно чья-то длань стерла его с полотна мира, а в следующий миг нарисовала заново, в совершенно ином месте. Но ведь ученые маги, все, как один, уверяли в том, что перемещение в пространстве невозможно.
В груди щемило непонятной болью. Мысли метались в голове, огибая события последних... Сколько времени прошло? Часы? Дни? Недели? Последние воспоминания были занесены снегом. А уже весна. Ранняя? Или уже клонящаяся к лету? В Хельхейме времена года перетекают друг в друга, не повинуясь законам природы. Иногда зима длится всю весну, заканчиваясь лишь в середине лета. Иногда...
Он вспомнил. Нет, не вспомнил. Ему показалось, что еще чуть-чуть и память вернется. Скала. Ночь. Тысячи светящихся глаз, взирающий с высока, с черного небесного покрывала. Ветер. Тяжелое дыхание жертв. Удары сердец. Сердца замирают. Жертвы не дышат. Тяжелое дыхание скалы. Земля движется под ногами. Вздрагивает. Рукоять ритуального ножа греет мокрую от пота руку. Нет. Не от пота. Кровь стекает по лезвию. Капает на каменистую, припорошенную снегом почву. Два тела, распластанных на земле в виде звезд. Два трупа — продолжения гектограммы. Ритуал. Ритуал оживления. Скалы? Два змеиных глаза. Узкие прорези зрачков взирают в саму душу. Леденят. "Ты не сможешь повелевать мной". "Ошибаешься". "Ты будешь моим". Кровь жжет руку даже через драконью перчатку. Два тела. И нож в руке чернокнижника. В руке Сандро. "Для чего ты меня призвал?". "Ты подаришь мне свободу". Кровь, молодая и старая, смешиваясь, стекают в разинутую драконью пасть. Две разрезанные нити. Две прерванные жизни. Ритуальный нож в руке некроманта. В его, Сандро, руке.
— Как это произошло? — он не поверил собственным воспоминаниям. — Неужели я...
Он попытался умыться слезами дождя, но с удивлением обнаружил на себе шлем-маску с полумертвым лицом. Взглянув на руку, закованную в драконью перчатку, Сандро увидел кровь в перфорированных ямках, еще не смытую дождем.
— Я, — понял он, содрогнувшись.
— В этом нет ничего страшного, — ласково пропел знакомый голос. — Ты уже убивал. Там, в лесу Мертвеца. В этом нет ничего страшного, поверь мне. Со временем ты забудешь. Со временем рана затянется.
— Но это был не я. — Сандро казалось, что он бредит. Мысли ему не принадлежали, были чужими, словно кто-то другой руководил ими. — Не я...
— А кто же? Ты все сделал правильно. И теперь у тебя есть шанс обрести свободу.
— Зачем она мне? Теперь...
Альберт кружился вокруг, говоря и говоря утешительные слова. Его движения были все более плавными, медленными, навевающими сонливый покой. "Ну что ты, в самом деле? Не стоит так убиваться, ведь это же просто люди"... — читалось в его переполненных тоской глазах. И плавные движения. Такие успокаивающие, как шум прибоя. И его голос. Такой нежный, будто голос матери.
— Это не я, — сказал Сандро, вставая. Сказал твердо, без тени сомнений. — Мои руки, но не мое сознание.
Теперь он знал, в чем причина его замешательства. Теперь он понимал, почему его память отказывалась восстанавливать полную картину произошедшего.
— Гипноз... Как я мог не заметить, что попал под магнетические чары. Сам ведь владею этой техникой в совершенстве. Я был под гипнозом. Не я убивал. А тот... тот, кто меня обучал.
От этой мысли Сандро содрогнулся. Его учитель, добрый наставник, три года обучавший магии. Он оказался жестоким и бескомпромиссным... как некромант.
— Да, я воспользовался гипнозом, чтобы совершить ритуал, — голос Трисмегиста прозвучал извиняюще. — Не мог же я сделать все сам. Я дух. Существо бестелесное. А мне нужны были руки. Конечно, я должен был спросить твоего разрешения, но ответ было не трудно угадать. Ты бы отказался. Ты слишком человеколюбив. Так тоже нельзя. Если для дела надо убить, то надо убить. К тому же ты не должен был этого запомнить. Твоя совесть осталась бы чиста.
— Ты моими руками убил двух невинных людей, а я не должен был этого запомнить? Ты не Альберт. Не мой наставник. Но кто ты тогда? Некромант?
Все встало на свои места. Все. Абсолютно. Достаточно было потянуть за нужную нитку, и клубок стал быстро, стремительно распутываться.
Книга, случайно затесавшийся в огромной библиотеке Аргануса. "Все об эликсире Жизни". "Жизни" — перечеркнуто, сверху дописано: "Бессмертия". Филакретия. Альберт не имел ауру. Был невидим как для обычного, так для магического зрения. Астральное тело.
Клубок покатился дальше.
Посох, хранящийся в руинах Храма Сераписа. Змеиный крест. Вторая филакретия. Альберт сумел принимать видимый образ, который полностью дублировал физическую внешность. Эфирное тело.
Драконья перчатка. Третья филакретия. Альберт стал мудрее. Хитрее. И все больше начал напоминать расчетливого, циничного некроманта. Тело ментальное.
Маска полумертвого, которая была заказана у братьев Ивальди еще до появления Сандро на свет. Четвертая филакретия. Альберт получил контроль над сознанием своего ученика. Духовное тело.
— Четыре филакретии. Четыре энергетических тела...
Жизнь дала трещину. Все, что было правдой вот уже три года, оказалось ложью. Тот, кого Сандро называл наставником, оказался кукловодом, дергающим марионетку-ученика за нити и заставляющим плясать под свою дудку. Сандро понятия не имел, как он может защититься от того, кто уже три года методично заменяет его ощущающие тела своими. И можно ли вообще защититься от... самого себя. Но чародей все же закрылся магическими щитами. Попытался заблокировать сознание от постороннего вмешательства, понимая, что все эти действия не скроются от Альберта.
— Осталось всего одно тело и одна филакретия — кольцо короля мертвых.
— Ты оказался догадливее, чем я думал, — усмехнулся Трисмегист. — Но у тебя нет выбора. Ты должен мне отдать физическое тело, иначе превратишься в лича. Ты не забыл — твоя душа умирает.
— Я считал тебя своим отцом. Ты заменил мне и семью, и друзей. Я подражал тебе. Слушал тебя. Верил тебе. Мне больно осознавать, кем ты оказался на самом деле.
— Не мучай себя понапрасну, — привычным наставническим тоном заговорил Трисмегист, — не истязай. Вскоре твоя душа погибнет, сознание угаснет, и такие банальные мысли перестанут тебя тревожить. Ты станешь полноценным личем, которого не донимают человеческие эмоции и чувства. И только я могу это предотвратить. Спасти тебя.
— Я не ищу спасения. А ты не похож на спасителя. Три года ты мне лгал. Все твои поступки, слова — все было обманом. Какие из твоих советов приносили пользу мне, а не тебе? Что из твоего учения для меня пригодилось, а что толкнуло во мрак?
Небо рыдало навзрыд крупными слезами. Капли ливня разбивались о стальную маску полумертвого, и казалось, что безжизненный металл плачет. Талый снег, преданный дождливый небом, липкой грязью скопился у ног. И сердце Сандро было также безнадежно испачкано предательством.
Что делал он? Что делал его руками наставник? Какие мысли принадлежали ему? Какие — Альберту? Какие поступки совершал он? Какими руководил Трисмегист? Вопросы, на которые нет ответов, покорили мысли и разрушали сознание. Казалось, еще немного и Сандро не выдержит, сойдет с ума.
— Ты был первым некромантом, который побывал в Залах Аменти. Ты узнал будущее задолго до того, как проиграл войну, задолго до того, как умер. Я был частью твоих знаний, твоего плана. И маска полумертвого была создана специально для меня, еще до моего рождения. Нет, не для меня. Ты создал ее для себя. На мое тело у тебя свои планы...
От напряжения у Сандро зазвенело в ушах. Учащенно забилось сердце. И в нарастающем звоне иррационально и нелепо прозвучал голос матери, далекий, словно пришедший из забытых снов.
Когда воскреснет живой и оживет дважды мертвый, когда рабыня станет королевой, а бессмертный король добровольно оставит свой трон... Тогда и только тогда власть над самим собой станет для раба властью над миром.
— Отлично разыгранная многоходовка. Рассчитанная еще пять веков назад, — с трудом собирая воедино разбросанные по сознанию мысли, прошептал полумертвый. — Но пророчество слишком размыто, чтобы именно ты стал тем рабом, который обретет себя и власть над миром.
— Слова твоей матери ничего не значат, — сказал Трисмегист. — Они идеально вплелись в мой план, заставили Аргануса действовать. И не более.
— Все смерти на тебе. Вся боль, все муки — твоих рук дело.
— Ты заигрался. Боли и мук хватало в мире и без меня. Не скрою, ты узнал многое и о многом догадался, но упустил суть. Меня не существует. Я умер. А филакретии — это лишь ключи к моему сознанию, к душе, которая не имеет и не может иметь телесной оболочки. Я лишь голос в твоем разуме.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
