— Ну, ты хватил!
— А что? С таким-то даром! От нас еще никто на турнирах не побеждал. Думаю, что господин барон поддержит.
— Нурия, я понимаю твое рвение, но не замахивайся на невозможное. Ролт — не дворянин. Его милость не станет такого выставлять на ристалище.
— Эх, господин сотник, когда у моего деда передохли все петухи, ему удалось раздобыть лишь какого-то облезлого. И вот этот облезлый отлично справлялся с работой.
— Да ты шутник, Нурия! Вот бы не подумал.... Только при господине бароне так не шути.
— Что я, враг себе, что ли?
— Ладно. Позанимайся с новичком, дай ему задание, а потом иди к нам.
— Будет сделано, господин сотник, — ответил Нурия и, обернувшись к Виктору, снова хлопнул его по плечу и добавил. — Не нервничай, парень. Никто тебе не позволит выйти на турнир. Да и не справишься. Пошли, дерево рубить будешь.
— Дерево? — удивился Виктор. — Деревянным мечом или этим?
— Почему деревянным? Своим, железным. Только недоумки бьют деревом по дереву. Меч чувствовать нужно. Как он входит, как отскакивает. А тренировочные мечи — баловство одно. Ими можно пользоваться, когда уже проникся духом рубки. Пошли!
Виктор двинулся за десятником в обход казарм. Насколько он представлял себе местное понятие рыцаря, это должен быть дворянин, лучше — высокородный, обладающий недюжинными боевыми навыками, которого выставляет на турнир его собственная семья. С этой точки зрения, барон — тоже был рыцарем, потому что принимал участие в военных состязаниях, но благополучно все проиграл. По крайней мере, так было известно Ролту. Сыновья барона еще никак не зарекомендовали себя, но в замке ходили слухи, что на самого старшего надежд точно нет. Итак, рыцарь — подобие профессионального спортсмена. Так в тот момент казалось Антипову.
Нурия остановился около бревна, которое было вставлено вертикально в выемку между четырьмя вкопанными в землю досками. Ролт знал, что это бревно — ствол липы, самого мягкого из местных деревьев. Его отец неоднократно снабжал замок липами для воинских нужд.
— Вот что ты будешь рубить, — сообщил десятник, оглядываясь на своего ученика.
Виктор внимательно посмотрел на бревно. Если бы при нем был его любимый двуручный топор, то несчастная деревяшка была бы срублена очень быстро. Но у Антипова мелькнула мысль, что Нурия имеет в виду нечто другое.
— Во-первых, будешь бить по бревну, не забывая о щите, и из правильного положения, — десятник, казалось, угадал его мысль. — Во-вторых, меч — не топор. Им работать сложнее. Очень важно наносить верные удары. Например, ты можешь точно поразить врага, но удар будет под таким углом, что не причинит ему вреда. А враг ведь немедленно ответит! Ты — труп после этого. Или не сможешь быстро вернуть меч после удара, который просто ранил. Ты снова труп. Удар должен быть чистым! Вот попробуй, рубани бревно.
Виктора не нужно было просить дважды. Он подошел к мишени, принял стойку 'борона' и с размаха нанес сильный удар сбоку. Меч глубоко вошел в древесину и Антипову пришлось рвануть его на себя, чтобы освободить.
— Я же говорю, меч — не топор, — продолжая Нурия. — Ты видишь? Удар был сильный, точный, но твой меч застрял. Да и отозвался в твоей руке. Отозвался ведь? А все потому, что ты ударил неверно, да и не тем местом. У каждого клинка есть особенная часть, музыкальная. Она находится примерно в двух-трех ладонях от кончика. Если ей бить, то дрожание от удара пойдет не к твоей руке, а к цели. Понял?
— А у моего меча где это место? — задал резонный вопрос Виктор.
— Ты сам должен выяснить, — ответил Нурия. — Будешь бить, пока его не найдешь.
— Господин десятник, а можно вопрос?
— Валяй, парень.
— Я слышал, что бывают... очень мощные удары самым кончиком меча... такие, что разрубают доспех. Это правда?
— Где ты такое слышал?! — Нурия моментально наполнился возмущением. — Вот же чушь мастеровым лезет в голову. Наверняка среди вас не было кузнеца, когда об этом говорили. Не вздумай так делать! Кончик — самое слабое место клинка. Им можно колоть, но не рубить! Твой меч, конечно, плохой, но все равно его не порть! Понял?
— Понял, господин десятник.
— Начинай рубить. Чего ждешь?
И в последующие часы Виктор выяснял на практике, насколько меч отличается от привычного топора. И здесь его предыдущие умения больше мешали, чем помогали.
Вторую половину дня Антипов был свободен как птица. Его наставник оказался очень занят, за рубку не похвалил, а лишь разочарованно пробурчал: 'На сегодня все. Может быть завтра получится'. После чего посоветовал Ролту вообще забыть о том, что он держал в руках топор ранее. А затем скрылся в донжоне вместе с остальными десятниками.
Виктор оказался предоставлен самому себе. Его уже никто не заставлял возвращать щит и меч в кладовую, поэтому он еще немного поупражнялся самостоятельно, потом попытался начистить свое оружие и заточить, но это все равно не принесло существенных результатов. Он не чувствовал меч так, как топор, и понимал, что его удары далеки от совершенства. Бывший студент догадывался, что делает что-то не то, но не знал, как исправиться. Однако он не стал долго предаваться раздумьям, а решил, пользуясь свободной минуткой, нанести важные визиты. Прежде всего — Аресу.
Вооруженного Ролта выпустили из ворот без лишних вопросов. Теперь уже стражники принимали его почти что за коллегу. Несмотря на немаленький вес снаряжения, Виктор добрался до опушки сравнительно быстро. И тут же предоставил отчет о своей болезни, выздоровлении, зачислении на военную службу и успехах в изготовлении статуи.
Арес остался верен себе и прежде всего похвалил меч своего жреца.
— Хорошее оружие, — сказал он. — На дубинку похоже. Предлагаю им бить исключительно плашмя. Эффект будет такой же, а звону больше.
Антипов слегка обиделся:
— Но другого мне не дадут. Пока с этим не научусь.
— Этот твой десятник знает толк в новичках, — заметил Арес. — Если ты научишься с тем, что держишь в руках, то потом освоишь что угодно. Все равно что поехать на колеснице без колес. После нее все остальные колесницы будут казаться совершенством.
— А нельзя ли мне получить какой-нибудь совет? Ну, чтобы быстрее пошло. А то с мечом плохо получается.
— Наглость — вот что отличает людей от животных, — печально подытожил Арес. — А не ум, как думают некоторые... наглецы. Я заметил это еще там, на Земле, но здесь столкнулся просто с чем-то выдающимся. Все же не перестают меня удивлять люди, не перестают.... Тебе, что, мало? Мало того, что я дал?
— Что ты, Арес, не мало! Много даже, — отверг беспочвенные обвинения Виктор. — Просто еще не привык к этому. Забочусь ведь о благе... в отсутствие инструкций.
— В отсутствие инструкций? Значит, план будет таким. Ты осваиваешь вот эту свою дубинку. Потом находишь того, кто ее сделал, и бросаешь в огонь обоих. Постарайся, чтобы кузнец помучился. Затем изготавливаешь мне статую и принимаешь участие в какой-нибудь войне или турнире. Турнир даже лучше. Мне нужны силы для того, чтобы незаметно проникнуть на местный Олимп, или что тут у них вместо него.
'Ну вот и программа, господин Керенский. Пункт с кузнецом пропускаем из человеколюбивых соображений... но с остальным-то что делать?'
— А... сторонники нам еще не нужны? — эта мысль давно волновала Виктора. Он опасался того, что если с ним что-нибудь случится, то и будущее Ареса окажется под вопросом. С другой стороны, если даже Антипов погибнет, а бог войны наберет силу, то может быть потом сумеет вернуть к жизни своего первого жреца? Но к сожалению, предусмотрительный Виктор даже приблизительно не представлял себе ход мыслей древнего существа.
— Не нужны, — отрезал Арес. — Рано. Я в тебя уже столько вложил, что если ты не справишься сам, то мой долг — умереть от позора. Сторонники потом будут. Иди. Сражайся. Побеждай!
С этим жизнеутверждающим напутствием Виктор отбыл, все более и более сожалея о том, что ему не достался какой-нибудь другой бог. Более мирный, рассудительный, с реалистичным взглядом на происходящее, а не кровожадный маньяк, требующий невозможного. Как 'побеждай'? Кого 'побеждай'? Антипов только начал учиться и, по его расчетам, предстояло пройти долгий путь, прежде чем удастся достичь хоть какого-то мастерства.
Вернувшись в замок, Виктор снова немного потренировался в рубке, а потом посетил лекаря. Тот не очень сильно удивился появлению Ролта, потому что слухи о выздоровлении докатились до каждого в замке. Паспес просто лишний раз уточнил, где и как нужно собирать чудесные ростки, получил развернутый и красочный ответ, а потом поинтересовался, для чего Ролту грамотность.
— Хочу стать большим военачальником, — доверчивым шепотом произнес Антипов, словно открывая огромную тайну. — А грамотность, как я слышал, для этого необходима. Нужно писать приказы, получать донесения, работать с картами....
— Ты же собирался стать певцом, — со вздохом сказал старичок.
— Одно другому не мешает, — рассудительно заметил Виктор. — Днем буду воевать, по вечерам петь, а по ночам... пожинать плоды и того и другого.
Разговор происходил в комнате, которую Антипов посещал ранее. Лекарь в уже ставшей привычной Виктору синей куртке сидел за столом и помешивал непонятную вязкую гадость в плошке. Борода Паспеса на каком-то этапе влезла в жидкость, поэтому ее конец слипся и стал коричневым.
— Ну что же, — опять вздохнул старик, — обучение грамоте потребует времени....
— Если слова пишутся не так, как произносятся, — уточнил Виктор.
— Что? — косматые брови лекаря сдвинулись.
— Я же умею говорить, — пояснил Антипов, — поэтому если письмо простое, то освою его быстро.
— Скажи еще, что ты знаешь правила построения фраз, — лекарь не смог сдержать горькой иронии.
— А разве не знаю? — не понял Виктор.
— Знаешь, конечно. Но говоришь уж слишком витиевато. Для лесоруба. Но пусть с этим господин барон разбирается. А от меня чего хочешь? Показать тебе буквы?
— Да, господин Паспес. Если можно. А слова пишутся так же, как произносятся?
— Большинство. На бумаге буквы записать?
— С картинками, господин Паспес.
— С картинками?
— Да. Вот вы пишете букву, а я рядом рисую картинку к ней, где эта буква первая. Например, дерево или стол или цветок.... Так и запомню.
— Ты этому где-нибудь уже учился?
— Что вы, господин Паспес. Я ведь неграмотный.
— Ну-ну, — недоверчиво произнес лекарь. После чего достал откуда-то неровный лист грубой желтой бумаги, гусиное перо и медную чернильницу.
— Когда выучишь буквы, бумагу верни, — сказал он. — Она хоть и дешевле пергамента, но завозится из Трилиа, и это бывает нечасто. Может быть мне потом пригодится... с твоими рисунками.
— А нельзя ли мне еще какую-нибудь книгу, господин Паспес? Попроще. Для тренировок? Я тоже верну. Если, конечно, вы не хотите, чтобы я читал исключительно здесь. Помешаю ведь вам наверняка.
Лекарь подозрительно посмотрел на сына лесоруба, но затем поднялся, подошел к какому-то черному деревянному сундуку, стоящему в углу, и, покопавшись, извлек оттуда нечто потрепанное в коричневой кожаной обложке.
— Возьмешь вот эту. Она неполная, так что особой ценности не представляет. Но все равно, чтобы принес назад!
— Конечно, господин Паспес.
Вскоре Виктор ушел из комнат лекаря с добычей. Алфавит оказался простым и состоял из двадцати девяти букв. Антипов полагал, что легко их выучит, потом прочитает книгу и окончательно овладеет грамотностью. Конечно, нужно еще потренировать письмо, но для этого не обязательно использовать бумагу. Достаточно даже почвы и деревянной палочки, если уж на то пошло.
'Однако, уровень подозрений зашкаливает, господин Пуаро, — размышлял бывший студент по пути домой. — Старый гриб, похоже, вообще ничему уже не верит. Самое интересное, что бы я не сделал, все только ухудшается. Моя речь, стремление стать воином, выздоровление, песни, игра на варсете.... Постойте-ка, а я ведь могу уже объяснить эту игру! Отличная мысль, между прочим. Теперь надо бы с Нартелом встретиться и очистить свою совесть от черного налета лжи и уверток. Ведь если кто-нибудь решит собирать против меня улики, то кроме варсеты и нет ничего'.
Выйдя от лекаря, Виктор не сразу направился к выходу, а поднялся по лестнице и повернул налево. Там, в кадке около большого окна, рос розовый куст. Антипов уже давно приметил его. На этом самом кусте цвела одна-единственная красная роза. Но зато какая крупная! Бывший студент оглянулся по сторонам и, убедившись, что никто не видит, срезал ее и положил за пазуху. Ведь следовало подумать и о предстоящем свидании.
Виктор намеревался заглянуть к менестрелю немедленно после этого, но не позволила совесть. Его неудержимо тянуло к снаряду. Если бы Антипов только знал, что уже и барон полон подозрений, то побежал бы к Нартелу со всех ног, но, увы, бывший студент находился в неведении.
Бревно стояло на своем месте. С прошлого захода Виктора остались глубокие зарубки. Он попробовал наносить удары в других местах. Дело двигалось, все вроде бы получалось, но не так хорошо, как хотелось Антипову. Он знал, что с его способностями к обучению мог бы достичь большего. Но, видимо, прежние навыки мешали. Виктор действительно желал забыть о том, как он владеет топором, но умения, закрепленные годами, не давали ему свободы. Ему нужно было нанести один-единственный идеальный удар, чтобы запомнить его и потом уже повторять без проблем. Но этот удар не удавался.
Новоявленный воин промучился до позднего вечера, но потом все же бросил бесплодные занятия и заспешил на очередную встречу с Ханной. На этот раз он оставил дома щит и меч, захватил цветок и устремился за конюшню. Там, в уединенном месте, девушка уже ждала его, сидя на расстеленном разноцветном платке.
— Здравствуй, моя душа, — Виктор тихо подошел к Ханне, достал розу и протянул ее царственным жестом. — Это тебе. Смотри, какая красивая.
— Ой, — девушка всплеснула руками, ее глаза заблестели. — Надо же! Ролт! Я бы никогда не подумала, что есть еще одна такая! Да ты просто замечательный! Надо же! И где ты ее только взял?!
— А где есть еще одна? — поинтересовался Виктор.
— Ну как же... в донжоне цветет. Любимая роза госпожи баронессы. Единственная на весь куст. Госпожа строго-настрого запретила ее срывать, сама поливает! Представляешь?
— Представляю, — задумчиво пробормотал Антипов. — Скажи, Ханна, а ты в розах разбираешься?
— Да нет, не очень. А что?
— Видишь ли, радость моего сердца, вот эта твоя роза особенная. Она называется... эээ... цветок роковой любви. Ее окутывает тайна, поэтому не могу сказать, где ее взял. А еще с ней связана легенда.
— Какая, Ролт? — в голосе девушки звучал неподдельный интерес.
— Когда мужчина дарит этот цветок своей возлюбленной, — слова Виктора звучали глубоко, веско и романтично, — то на розу можно смотреть совсем недолго. Тогда она скрепляет сердца. А если наслаждаться ее красотой день или два, то красота отравит любовь, испортит все. Поэтому нужно взглянуть на нее очень быстро, а потом сразу же выбросить.
