— Она что, действительно нагрубила тебе?
— Нет, мой государь, я придралась на ровном месте. Однако эта ложь, спасает ей жизнь. Кстати было бы неплохо, если б Вы прилюдно заступился за нее, а я закачу Вам сцену, и Вы уступите.
— Ты умеешь закатывать сцены?
— Я постараюсь. Жизнь девочки стоит того.
— И как же нас хотели отравить?
— В ее спальне, на столике стоит стеклянная баночка с помадой. Она намазала бы ей губки, перед свиданием с Вами, а что было бы дальше, Вы сможешь увидеть, если заставите кого-нибудь из приговоренных к смертной казни намазать губы или его мужское достоинство. Только делать это не торопитесь, на Вашем бы месте я отправила доверенного человека подежурить в ее спальне. Узнав, что я пленила девочку, ее спальню кто-нибудь постарается навестить, и Вы получите еще один хвостик, за который сможете быстрее распутать весь клубок заговора.
— Кто ей это дал?
— Не торопите меня, милорд, Вы все узнаете в свое время, подождите возвращения моего супруга.
— Черт, ну конечно, Регина была подданной Веренгера, и она его протеже.
— С выводами не торопитесь, все может быть не так просто, хотя и это не исключено.
— Алина, девочка моя, — король шагнул ближе к герцогине и нежно обнял за плечи, — ты уже который раз спасаешь меня... Как же мне отблагодарить тебя, мое сокровище?
— Отпустите в монастырь...
— Про это и думать забудь! Слышишь? — зло проговорил король, тряхнув ее за плечи. — Я не посягаю на твою честь, но твое присутствие мне необходимо. Ты получишь все! Все, что пожелаешь. Я согласен, если ты того пожелаешь, даже Алекса казнить хоть он и по душе мне, но ты в любом случае останешься при дворе. Ясно тебе?
— Вы считаете, я могу потребовать казни собственного супруга, которому хоть и по Вашему принуждению, но дала клятву быть верной и покорной?
— Это твое дело, что требовать от меня. Я выполню все, что в моих силах.
— Тогда хотя бы позвольте мне общаться с младшими дочерьми. Меня не допускают к ним.
— Это не в моей власти. Это лишь герцог может тебе позволить, так как только он определяет условия их пребывания там.
— Так заставьте его.
— Алина, ты ведь знаешь, что я поклялся сделать все, что он пожелает для его дочерей. Не подталкивай меня к клятвопреступлению. Я не виноват, что он решил отправить их туда и запретил им видеться с тобой. Попроси что-нибудь другое, и я постараюсь исполнить.
— И что еще, по-вашему, я могу просить, если Вы отказываете мне во всем? — хмыкнула герцогиня, в ее глазах промелькнуло разочарование.
— Ну не надо, Алина, не обижайся... я действительно не в силах ни отпустить тебя, ни повлиять в этом вопросе на герцога, — король ласково провел рукой по ее щеке. — Мне хотелось сделать тебе что-то приятное, а ты расстроилась и кроме свободы, которую я дать тебе не могу, ни о чем другом и думать не желаешь... Ты прям как птичка божья, только о ней и мечтаешь... хотя какая в монастыре свобода... и дернуло же твоего отца отправить тебя туда в детстве... у тебя же совсем другое предназначение.
— Какое? — вдруг неожиданно зло спросила герцогиня. — Может быть родить наследника моего рода? Неужели Вы позволите мне сделать это?
— Ты сама посчитала, что на то была Воля Божья, что ты не родила, — не менее жестко ответил король и раздраженно добавил: — Все хватит! Эти вопросы мы обсудим как-нибудь позже, без твоего пажа, если ты, конечно, не хочешь, чтоб я приказал свернуть ему шею.
— Да, конечно... что-то несвоевременно я завела весь этот разговор. Простите, милорд.
— Ну что ты, моя дорогая кузина, какие могут быть извинения... Кстати, если все-таки придумаешь, что попросить, скажи, я постараюсь выполнить. А сейчас пойдем, устроим представление, устрашающее всех желающих перечить тебе.
Король с герцогиней вошли в зал, где собрались придворные, громко переругиваясь. Все встали из-за столов, приветствуя короля, но он даже не взглянул ни на кого, настолько был поглощен ссорой.
— Регина даже не моя подданная, она принадлежит королеве... Ты понимаешь, что превысила свои права? — достаточно жестко продолжил он уже ранее начатую фразу.
— Что? — герцогиня замерла, не доходя до стола, и с вызовом посмотрела на короля. — Я превысила мои права? Да как у Вас язык поворачивается, милорд, говорить это именно мне? Она в моих владениях и дерзила мне!!! Ясно Вам? Я не только ее в подвал запру, я и накажу ее так, что она вообще рот при мне больше раскрыть никогда не посмеет! И Вы не сделаете ничего!
— И как я, по-твоему, должен объяснять королеве то, что ты не ей претензии по поводу ее фрейлины высказываешь, а сама решила с ней разобраться?
— Вряд ли Ваша дражайшая супруга захочет, чтоб я именно ее обвинила в том, что посланная ей ее фрейлина оскорбила меня. Или Вы хотите, чтоб я сделала именно это? Так учтите, даже в этом случае с этой девкой я разберусь сама. Я не потерплю, чтоб в моих владениях, хоть кто-то посмел выказать мне свое неуважение. Мне безразлично, что она Ваша фаворитка. Ясно Вам? И либо Вы прямо тут признаете за мной это право, либо Вам придется сейчас же, сию же минуту, со всем двором оставить мои владения! И уже потом мы будем выяснять, что в чьей власти, и у кого какие права! — глаза герцогини гневно сверкали, а в голосе звенела сталь.
Во всем ее облике было столько ярости и вызова, что все присутствующие пораженно замерли, на их памяти с королем никто и никогда так не разговаривал, да и для герцогини такое поведение было абсолютно нехарактерно. Она была иногда резка и в оценках, и в суждениях, но в таком состоянии ее не видел еще никто.
— Я признаю, все, что ты хочешь, только не надо так нервничать, — король примирительно поднял руку, — успокойся, пожалуйста.
— Успокоиться? После того, что Вы наговорили мне? И не подумаю! Я успокоюсь лишь в том случае, если Вы сейчас же, прям здесь, поклянетесь мне, что в моих владениях, лишь мое слово будет законом, и Вы не будете вмешиваться ни при каких обстоятельствах!
— Ты истинная дочь, своего отца, говорят, он тоже обладал буйным нравом, пока не женился на моей тетке... — со смехом проговорил король, качая головой, а потом клятвенно поднял руку: — Я клянусь, Алина, в твоих владениях, лишь твое слово будет законом. Делай с ней, что хочешь, раз у нее такие дурные манеры, только успокойся.
— Уже успокоилась... — герцогиня вдруг мило и лучезарно улыбнулась, — Милорд, я была уверена, что Вы поймете меня.
— Кузина, ты умеешь заставить понять и принять что угодно, я поражаюсь, как герцог может иногда противостоять тебе... я не в силах...
— Милорд... я не так часто что-то требую, как Вы могли бы заметить.
— Ой ли, кузина? — король рассмеялся и, нежно подхватив руку герцогини, поднес к губам. — Ты постоянно бесцеремонно пользуешься тем, что я не в силах отказать тебе. Это счастье, что тебя не интересует политика, иначе я бы в собственном государстве уже не решал бы ничего. А так у меня есть хоть какая-то сфера приложения собственных усилий.
— Вы так любите все преувеличивать, милорд... — герцогиня мелодично рассмеялась, — но мне эти преувеличения приятны.
— Вот и славно, кузина, садись, отведаем, чем собрались нас порадовать твои повара.
Король усадил герцогиню во главе стола и, наконец обернулся к присутствующим, — Господа, я рад вас всех видеть в добром здравии, и так как хозяина дома нет, а хозяйка до такой степени не в духе, что вряд ли снизойдет, чтобы пригласить вас к столу, то эту обязанность я возьму на себя. Садитесь, и приступим к трапезе. Однако учтите, что отныне моя кузина является в их с герцогом владениях последней законодательной инстанцией и если кто-нибудь из вас прогневает ее, то сильно рискует, так как мое заступничество теперь здесь не действует.
Он сел, и присутствующие тоже сели, начав тихо перешептываться между собой, обсуждая происшедшее. И тут поднялась герцогиня.
— Я вижу, что моя некоторая несдержанность, вызвала у вас небольшую обеспокоенность, милые господа, но думаю, что все ваши опасения излишни, — с лучезарной улыбкой проговорила она. — Я уверена, что среди вас никого нет, кто мог бы выказать мне свое неуважение или намерен это сделать в будущем. По крайней мере, я, общаясь с Вами уже достаточно долгое время, еще не сталкивалась с подобным, поэтому не надо принимать слова короля на свой счет. Я знаю, что до возвращения герцога король вам всем запретил покидать мои владения, но надеюсь, что мое требование уважительного отношения ко мне, не окажется сильно обременительным для вас, и не испортит вашего здесь пребывания. Поэтому предлагаю поднять бокалы, и от всей души желаю вам всем, чтобы время до приезда герцога было для вас приятным и пролетело незаметно. Музыку, Рон, и танцовщиц, — обернулась она в конце своей речи к стоявшему в дверях дворецкому.
Рон взмахнул рукой, и под грянувший бравурный марш все гости подняли бокалы.
— Бенедикт, как ты думаешь, что же такое сказала ей эта куколка королевы, что она была в таком бешенстве? Куколка эта вроде тихая всегда была, только глазищами хлопает и молчит, — тихо прошептала Лидия, склоняясь к уху брата.
— А черт ее знает, но я поражен, у герцогини оказывается хватка и зубки почище волчьих. Я всегда это подозревал...
— Слушай, может, она ее к Артуру приревновала?
— С чего это ей ревновать, она же не спит с Артуром.
— Бенедикт, да не смеши меня, неужели ты действительно принимаешь всерьез всю эту показуху? Они втроем ломают перед нами комедию... она наверняка спит с королем, только поставила ему условие не афишировать это, а герцог, нахлебавшись в опале, согласился покрывать их.
— Тогда почему с ним по-прежнему постоянно какие-нибудь фаворитки?
— А ему нравится разнообразие...
— А ей нравится смотреть, как ее любовник разнообразит свою жизнь? Да, нет, сестренка, если б он получил ее, рядом бы с ним не осталось ни одной... по крайней мере, какое-то время, пока она не надоела бы ему, но тогда бы и ее власть над ним кончилась. Так что, нет. Он ее только хочет получить, но не может... эта стерва понимает, что запретный плод вдвойне сладок и не подпускает его к себе, поэтому он и прыгает так перед ней... а она играет с ним и вертит им как хочет. Она очень опасная противница и не хотел бы я в открытую встать ей поперек дороги. Скорее всего, фрейлина поплатилась не за то, что любовница короля, а за то, что именно фрейлина королевы. Герцогиня видимо королеву решила на место поставить. Я так думаю, вчера сюда королева приезжала и была тут у них крупная разборка, а сегодня королева свою фрейлину прислала скорей всего с заверениями в дружбе, причем именно ту, что Артуру нравится, чтоб заступился в случае чего, но заверения приняты не были, и заступничество Артура не помогло...
— Вчера королева приезжала?
— А кто еще мог приезжать? Во дворе явные следы кареты остались, да и лошади королевские в конюшне поменялись. Не посыльный же, чтоб его приезд так засекречивать.
— Думаешь, они вчера сцепились? И кто выиграл?
— А ты разве не видишь? Я хоть и постарался подготовить королеву... но скорей всего она оказалась очень слабой противницей герцогине Тодд и проиграла, после чего с позором под улюлюканье короля удалилась... а сегодня прислала парламентера.
— Слушай, а чего Артур не сошлет королеву в какой-нибудь монастырь?
— Не знаю... может и сошлет теперь. Хотя нет, я могу предположить, что это герцогиня не дает ему, так как это замечательный повод держать его на расстоянии. Королева поняла, что с герцогиней лучше дружить и послала фрейлину. Но герцогине уверений в дружбе показалось мало, она решила продемонстрировать королеве, кто настоящая хозяйка в данном положении. И я не сомневаюсь, что королева даже вякнуть не посмеет, а будет сидеть, поджав хвост, словно побитая собака, боясь, что стоит герцогине лишь пальцем шевельнуть и король вышвырнет ее... Так что теперь Гертруда нам против герцогини не союзница, если только против супруга... сейчас, когда она поняла, что шансов вернуться к нему у нее нет, может она и согласиться сыграть против него...
— А ты отважишься сыграть против него?
— Не в открытую, сестренка... я дождусь другого дурака, который рискнет выступить в открытую и постараюсь ему помочь.
— Не боишься в этом случае ни при чем оказаться?
— Пусть только Артура свалит, а там уж посмотрим, кто с чем окажется...
— Трус, ты Бенедикт.
— А ты смела? Тогда чего ждешь? Попробуй сама братца свалить, ты мне в качестве королевы намного приятнее, я тебя поддержу.
— Хитер ты, жар чужими руками загребать...
— Не хочешь ручки обжечь? Тогда сиди и не вякай про трусость-то. Давай лучше на танцовщиц посмотрим. Рон каких-то новеньких привел... у герцога прям мастерская по выпуску их что ли... причем все как на подбор, одна лучше другой.
— Ничего и не новенькие... Вон ту, темненькую я два дня назад видела, а вон ту в сиреневой накидке в прошлый наш приезд. Рон их тасует просто.
— Все равно хороши. Как ты думаешь, без герцога, Алина позволит их раздеть?
— Не нарывайся, Бенедикт, танцовщицы не повод ссориться с ней, особенно сейчас, когда король ей дал полную власть.
— Да, ты права... что ж перетерпим временные неудобства, и будем надеяться, что герцог не особенно долго будет в отъезде. Кстати у тебя никаких мыслей насчет того, куда король послал его, нет?
— Я думала он с герцогиней хочет без его надзора развлечься, но раз ты говоришь, что между ними ничего нет, то даже и не знаю что подумать.
— Ладно, все равно это выяснится рано или поздно, — усмехнулся герцог Линд и склонился над своей тарелкой.
8
Через четыре дня вернувшийся герцог Тревор привез с собой плененных герцога Веренгера, его троих ближайших вассалов, молоденькую принцессу Оделли, дочь конунга Угрена, владыки северных кочевников, давно зарящегося на королевские земли, и священника, рискнувшего без королевского разрешения сочетать ее браком с герцогом. А еще бумаги, подтверждающие не только наличие заговора, но даже подписанный договор с конунгом Угреном, о разделе территорий, после захвата власти герцогом Веренгером.
Король тут же вместе с ним, со всем двором и пленниками отбыл в столицу, и жизнь Алины вошла в привычную колею.
Она выпустила из-под стражи Регину, и под благодарные причитания девушки отправила ее к королеве. После чего пригласила священника и попросила устроить благодарственный молебен в замковой церкви.
Герцог Алекс Тревор возвратился из столицы через три дня в очень хорошем расположении духа.
— Можете поздравить нас, дорогая, владения Веренгера, теперь принадлежат нам. По-моему в государстве сейчас больше ни у кого нет таких обширных владений, — входя в покои герцогини, с улыбкой проговорил он.
— Не боитесь, милорд, что физически не сможете уследить за всеми вассалами Ваших владений, раз они так расширились?
— Во-первых, не моих, а наших, а во-вторых, не боюсь. Я никогда не боялся ни ответственности, ни трудностей. Королю больше не придется беспокоиться о том, что на землях, контролируемых мной, могут возникнуть заговоры или какие-нибудь волнения. Когда существует порядок и налажен жесткий контроль подобное в принципе невозможно. А наводить и поддерживать порядок я умею.
