Академия истины (Академия Веритас)

Обладатель сиплого голоса больше не появлялся, и я боялась, что декан нашел, все же, способ выгнать моего таинственного друга из здания.

К концу пятых суток появилась Брианда, сладко проворковавшая:

— Как же тебе повезло: столько поклонников сразу, с ума сойти!

Когда я попросила объяснений, художница лишь отмахнулась. Зато разложила на кровати красивое бархатное платье цвета лесной зелени.

— Нравится?

— Брианда, но у меня же не праздник!

— Праздник! Тебя, между прочим, от смерти спасли! Это, считай, второй день рождения. К тому же, твое обожаемое черное платье пало жертвой 'Саламандры', а тебе все равно надо в чем-то ходить.

— У меня есть еще наряды, надо попросить Чеккину, она принесет! Уже вполне можно носить серое, снег сошел — подол сильно не замарается.

— Черный, серый, что ж у тебя в одежде один цвет другого ужаснее-то? Сколько раз тебе объяснять, что не все цвета к лицу человеку?

— Бриандочка, солнышко, я тебе очень благодарна, правда, но не могу я вот так спокойно принимать такие дорогие подарки. Такое впечатление, что я тебя обираю! Мне-то совершенно нечего тебе подарить!

— Ну, летом сделаешь мне еще один чудесный воротничок! А лучше, еще разок попозируешь! Еще лучше: и воротничок, и попозировать! Как тебе такой план?

— Я тебе и без платья готова попозировать! — попыталась возразить я.

— Прямо даже без платья? — девушка окинула меня оценивающим взглядом. — Однако! Что тебе здесь подмешивали в пищу?

Сообразив, на что намекает художница, покраснела до корней волос:

— Я не то имела в виду!

— Было бы удивительно, если б именно то, а так — никаких неожиданностей! — фыркнула Брианда. — Короче, не зли меня, надевай обновку и шагом марш в кабинет Анса. Сама дорогу найдешь?

Я рассеянно кивнула, все еще переживая свой промах, а художницы тут же и след простыл. Так я и осталась в обнимку с новым платьем. Одежка вполне подходила для повседневной носки: покроем она полностью повторяла мой черный наряд, только здесь вырез был чуть поглубже, да рукава с подолом украшались широкой золотой тесьмой. Выбора не было, что-то надеть все равно нужно, чтоб к декану идти, вот и пришлось облачаться в дареное.

Глава врачевателей прочитал мне очередную лекцию о необходимости соблюдения правил безопасности, выдал новый амулет для защиты, а также спросил, захотят ли мои родные весной и летом пособирать травок для Академии. Я с радостью согласилась, ведь меня к ним не отпускали, так что никакой возможности отвезти на заимку нужные для работы материалы я не имела, а потому и подзаработать на продаже рукоделий в модную лавку пока не получалось. Ну, хоть на заготовке трав удастся сколотить немного денежек. Декан вручил мне длиннющий список требуемого и отпустил на все четыре стороны.

На следующий день после завтрака я сама подошла к Питеру и поблагодарила его за попытку спасения.

— Я ничего не успел сделать, — возразил богатырь, — ты так ярко вспыхнула и так быстро!

— Ты и не смог бы ничего сделать: декан врачевателей сказал, что нельзя без магии затушить такое пламя, так что не вини себя!

— А тебя хорошо лечили... следов совсем не осталось. Я рад, — юноша протянул, было, руку к моей щеке, но тут же сам ее отдернул.

У северянина были очень печальные глаза, но я ничего не могла сказать ему в утешение: все еще не забылось, как больно падать после того, как само небо казалось родным домом.

На Ольховые смотрины не только расцвела ольха, но и потянулись с юга журавлиные клинья. Мое сердце рвалось вслед за этими прекрасными птицами, несущими на крыльях настоящую весну на нашу заимку, но я была привязана к Академии. Впрочем, до экзаменов оставалось рукой подать, а там уж меня наверняка отпустят, наконец, домой. Главное, сессию не завалить. Спасибо моему таинственному гостю, хоть к родным могу заявиться спокойно, не страшась нанести урон репутации девочек. Магистр Кальдерон ведь правду тогда сказал: у нас девке косу обрезать — наказание за бесчестье.

После шумного урока танцев, на котором мы разучивали позвякивающую колокольчиками мореску, я забежала поздороваться с Бриандой. Художница, по своему обыкновению, покусывала кисточку, изучая какие-то штрихи на очередной картине.

— У, живенькая ты сегодня, глазки блестят, хоть на человека похожа! — заметила девушка, окинув меня мимолетным взором и возвращаясь к прерванному занятию.

— Кстати, о сходстве, — тут же вспомнила я. — Брианда, ты, случайно, не знаешь, на кого я могу быть до ужаса похожа? Мне только известно, что у этого человека темные волосы.

Мне давно было интересно, что ж такое углядел в моих обугленных волосах декан Дорэ, но спрашивать у него — себе дороже, опять глаза закатит, да еще, чего доброго, мормышкой обзовет. Очень мне не нравилось это противное прозвище. А художница умеет подмечать такие детали, которые другим не заметны. Если уж декан разглядел сходство, она и подавно должна. Конечно, есть вероятность, что блондиночка не знакома с моим двойником, но попытка — не пытка.

На Брианду мой вопрос отчего-то произвел невероятное впечатление: девушка выронила кисть, закашлялась и, кажется, едва не свалилась со стула.

— Что с тобой? — кинулась я к ней.

— Кто тебе сказал? — осипшим голосом выдохнула художница, пожирая глазами мое лицо.

— Э-э-э, — реакция Брианды меня изрядно напугала, — да, в общем-то, никто не говорил.

— Тогда с чего ты взяла? — допытывалась девушка.

— Ну, я слышала, как декан Дорэ спрашивал у магистра Кальдерона, не заметил ли тот, на кого я с почерневшими волосами до ужаса похожа, — старательно припомнила я, сморщив лоб.

— Я ему шею сверну! — взметнулась со своего места Брианда. — Вот своими руками, прям сейчас!

— Б-Бриандочка, ты чего? — малость опешила я. Нет, ну что я такого спросила-то, а?

— Сволочь! — громко выкрикнула художница, задрав голову к потолку. — Ладно, все равно ты бы когда-нибудь узнала, — с тяжким вздохом промолвила девушка. Вспышка гнева, видимо, миновала, теперь блондинка выглядела грустной и, как мне показалось, слегка виноватой.

— Да ладно, если это тайна, так я случайно же услышала, — опасливо высказалась я.

— Да какая там тайна, вся Веритерра в курсе! — отмахнулась художница и двинулась в дальний угол мастерской. — Сейчас я тебе покажу!

Девушка довольно долго чем-то гремела, а потом появилась из-за леса мольбертов в обнимку с какой-то картиной.

— Рука не поднялась выкинуть! — сообщила она, швыряя полотно на стол.

Я бочком приблизилась к холсту. Это был портрет очень красивой девушки с большими голубыми глазами и нежным личиком. Точеный носик слегка надменно вздернут. На шее — роскошное ожерелье, рядом с которым даже украшения Элинор Олбанс меркнут. Но самым необычным в этом портрете были длинные вьющиеся локоны девушки. Точнее, их цвет! Волосы незнакомки были глубокого оттенка почти черной спелой черешни. В воздухе словно бы разлился аромат пряностей и каких-то тонких благовоний. У меня даже в носу зачесалось. Девушка с портрета, меж тем, кажется, посмотрела прямо на меня и скривила губки.

— Брианда, она меня что, видит? — шепотом спросила я, на всякий случай отодвигаясь от волшебной картины.

— Нет, конечно, не выдумывай! И как тебе? — выжидающе глядела на меня художница.

— Как живая! — честно сказала я. — Очень красивая! Только я не поняла, при чем тут она.

— Вообще-то, именно на нее ты и похожа...

— Да? — озадаченно переспросила я, вновь подходя к портрету. Лицо девушки за прошедшее время не изменилось. Нет, ну, конечно, все люди между собой слегка похожи: лоб, под ним — глаза, посередине лица — нос, чуть ниже — рот... Но, на мой взгляд, этим наше сходство с девушкой с портрета и ограничивалось. Даже если вспомнить, какой красавицей Брианда изобразила меня саму, и то ничего общего не нахожу. Глаза у незнакомки, конечно, тоже голубые, но куда как ярче моих.

— Ну, не то, чтоб прям копия, но типаж, в целом, тот же, — со странной печалью произнесла художница, тоже рассматривая портрет.

— Извини, Бриандочка, не нахожу никакого сходства! — покаялась я.

— Ты безнадежна! — фыркнула блондиночка. — Даже Анс заметил, а уж он-то известное бревно в плане зрительного восприятия образов.

— А кто она? — заинтересовалась я.

— А ты до сих пор не поняла? — удивилась художница. — Это Марьяна. Красива, как звезда, а вместо души — свинцовая туча.

— Это принцесса, которую мы встретили по пути в театр?

— Она самая.

— А зачем же она такое красивое лицо закрывает кружевами?

— Это называется 'вуаль'. Вроде как, чтобы не узнали. Хотя в Веритерре не так уж много женщин ходит в либерьянском платье, так что... Ладно, пес с ней! — Брианда схватила картину и утащила обратно за мольберты. — Давай, говори сразу, что ты обо мне думаешь, — велела она, вернувшись.

— Э-э-э... в каком смысле? — я опять не поспевала за поворотами нашей беседы, впрочем, так случалось почти каждый раз.

— Ну, что я мерзавка, использовала твое доверие и все в таком духе...

— Бриандочка, ты себя хорошо чувствуешь? — заволновалась я.

— Хаос! — воскликнула художница, шлепаясь на ближайшую табуретку. — Нет, я так не могу! Ты же совсем еще ребенок. Я себя чувствую пожирательницей младенцев!

— Бриандочка, ты объясни толком, что случилось? — подойдя, я погладила девушку по плечу. Совершенно не могу уразуметь, из-за чего она переживает. — Ну, даже если я взаправду похожа на эту вашу Марьяну, это что, плохо?

— Да нет, наоборот, хорошо, — упавшим голосом произнесла художница. У нее даже плечи поникли. — Ты — совсем другая, очень чистая и честная, не меркантильная, добрая, серьезная... Хорошая, в общем.

— Знаешь, мне очень приятно это все слышать, но ты ошибаешься, — я присела на соседний стульчик. — Я в последнее время только и занимаюсь тем, что всех обманываю, а ты говоришь — честная. Не могу найти в себе сил простить Питера, хотя умом и понимаю, что на его месте вполне могла бы поступить так же, а ты говоришь — добрая.

— Ой, вот только не топчись по моей застарелой мозоли, — тут же взъерепенилась девушка. — Этот твой северянин у меня уже в печёнках сидит!

— А что он тебе-то плохого сделал? — в очередной раз подивилась я.

— Да плохого, может, и ничего, надоел просто до изжоги!

Какой-то странный у нас выходит разговор: как будто каждая о чем-то своем говорит... Вроде как я ей — про Фому, а она мне — про Ерему!

— Бриандочка, у меня в голове уже все перепуталось. Ты мне по-простому скажи: что тебя так сильно огорчает?

— Твоя наивность!

И как это следует понимать? Я молчала, пытаясь придумать хоть какой-то ответ, а он, почему-то, все никак не хотел придумываться.

— Ладно, — сдалась художница, — по-простому, так по-простому, раз уж намеков ты не понимаешь. Как правило, мужчине нравится какой-то определенный тип женской внешности. Вот мой братец как раз предпочитает именно девушек такого типа, как Марьяна. И как ты.

И вот тут-то я на собственном опыте поняла значение выражения 'глаза на лоб полезли'.

— Ты ошибаешься! Магистр Кальдерон ни разу не позволил себе ничего такого, что можно было бы истолковать, как проявление интереса! Он всегда был предельно вежлив и сдержан! Даже когда я сама развязала опояску... — я тут же прикусила язык, но было поздно.

На этот раз глаза на лоб полезли уже у Брианды:

— Убиться веником! Какая у людей насыщенная жизнь, оказывается! И как же поступил мой ненаглядный братец в этой восхитительно пикантной ситуации?

— Завязал ее обратно, — буркнула я.

— Вот и встретились два барана! — обреченно прикрыла глаза девушка. — У одного принципы скоро из ушей полезут, а второй наивность все глаза застит! Нет, я с вами поседею раньше времени!

И тут у меня в голове зазвенел тонкий голосок: 'Что, Бриандочка уже успела подложить под тебя новую подружку?'

— Подожди, — вскрикнула я, даже позабыв о неловкости, — так эта ваша принцесса что, правду сказала?

— Насчет чего?

— Про 'подложить новую подружку'?

— Ну, она, конечно, выразилась очень грубо, но, в целом, суть передала верно, — кажется, я впервые видела Брианду смущенной.

— И все эти платья, которые ты мне дарила, это попытка меня... задобрить, что ли? — окончательно ошалела я.

— Нет! — рявкнула художница. — Ты уж из крайности в крайность-то не кидайся! Я просто хотела, чтобы ты выглядела как можно привлекательней. Сама же видела, что в подходящих нарядах становишься просто неотразимой. А эта черная тряпка, в которой ты вечно ходила... да я даже благодарна тому, кто ее сжег наконец-то! Ты же в ней смотрелась совсем невзрачной. Знаешь, как тебя Анс прозвал?

— Мормышкой, — скривилась я.

— А почему, знаешь?

Я только головой мотнула.

— В реке, вон, водится такой мелкий бледненький рачок — мормыш. Так ты такая же бледненькая все время ходила. А я не хотела, чтоб ты была мормышкой! Ты же красавица, а делаешь все, чтобы выглядеть как можно хуже! И, да, заодно я была бы не против, чтоб у вас с Филом что-нибудь получилось. Еще скажи, что он тебе совсем не нравится: ты вечно очаровательно розовеешь, стоит только произнести его имя.

Я сперва запнулась, но вовремя вспомнила слова, произнесенные Чеккиной:

— Магистр Кальдерон — очень интересный мужчина. Но, Брианда, я не чувствую к нему ничего такого...

— Такого — это какого?

— Ну, не знаю... Я только под воздействием амулета испытывала любовь, и тогда все было очень ярко, а к магистру Кальдерону я подобного влечения не чувствовала никогда, — даже не соврала. Болезненное чувство, которое захлестнуло меня, когда были повреждены магические контуры, не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось со мной зимою. Но Брианде об этом знать все одно не следует, она и так не пойми чего себе нафантазировала.

— Так ты с ним и не общалась толком, откуда бы взяться чувствам, — пожала плечами Брианда. — Это только в книгах все с первого взгляда влюбляются, а в жизни, обычно, все совсем иначе.

— Я что-то совсем запуталась, — посетовала я.

— А ты не путайся! Лучше говори: дуешься на меня?

— Нет...

Как ни странно, но я, действительно, не чувствовала обиды на Брианду. Не знаю, что уж художница там себе придумала насчет магистра и меня, но обманывать она меня не обманывала. А что брату помочь хотела, так я бы, можно подумать, Доре или еще кому из девочек не попыталась помочь, если бы их сосватать нужно было. Мне, правда, все равно казалось, что девушка ошиблась в оценке намерений верита Филиппа, но поживем — увидим. Как-никак, а Брианда-то брата лучше знает.

— Вот и чудненько, — обрадовалась девушка. — Тогда расскажи, что там за история с опояской, иначе я не усну!

Нет, наверное, мне, все же, стоило рассердиться. Хотя...

— Только в обмен на рассказ о том, как так вышло, что эта ваша Марьяна стала принцессой. Я слышала, что она была невестой магистра Кальдерона.

— Смотри-ка, а ты начинаешь отращивать зубки, — хохотнула Брианда. — Так даже лучше.