Наемничья банда Рысь

Телега выехала на главную улицу, широкую, но не более, чем на две телеги, да двух путников шириной. Затем раздалось громкое лошадиное ржание, грохот дерева по мостовой, и яростные крики отца Хаинкеля с завыванием Корала. Аккуратно надпиленная ось, слегка дернутая возницами, разлетелась, опрокинув телегу на бок, а лошадь, вздыбившись, рванула так, что развернула остов поперек дороги. Теперь это была практически баррикада, вокруг которой сей же миг образовалась толпа. "Мое вино!" — надрывался Корал. — "Мое вино! Лучшее в Тюдорских монастырях! Все потеряно! Люди! Помогите!". "Бесстыдный обманщик!" — ярился отец Хаинкель. — "Продал нам прогнившую телегу! Да еще и кляча бешенная! Нам! Людям божьим! Безбожник! Дьявольский попуститель, прости Господи! Да как он посмел! Теперь весь запас святого вина здесь, на земле простой! А должно было дойти до самого Ватикана! Да как он посмел!?". А народ вокруг все стягивался, переговаривался, смотрел да щупал. Какие-то умельцы смогли приподнять телегу, да вырвать остаток оси из пазов. Чинить ее было не возможно. Только другую телегу гнать. Другие умельцы, под шумок, откатили за спины пару бочек и умело их вскрыли. "Вино! Неразбавленное! Ого!" — сей же миг донеслось от них. И с этого момента начался хаос. Монахи кричали людям присмотреть за вином, пока те не вернутся с новой телегой. Люди, даже не слушая их, просто вскрывали Божьи бочки, кои предназначались "аж для высшего егойного священства Ватикана". Вино текло по кружкам, мехам да просто усам с бородами, а народ планомерно пьянел. Бочек то было не мало.

И вот именно в эту толпу попытался въехать баронет со своей "свитой". Попытался, да увяз, сей же миг. Проходу ни назад, ни вперед не было. Зато сбоку виднелся небольшой проход, совершенно пустой от народу. Махнув своим охранникам, он велел следовать туда. Разнимать и разгонять уже весело и откровенно пьянствующий народ — было верхом глупости и первым шагом к пьяным погромам. Пусть лучше на халяву напьются, да проспятся. Потом разберется. Это было разумно. Как и двинуться через пустой проулок. Вообще правители земель довольно часто поступают разумно. По крайней мере, если это касается их интересов напрямую. И даже если разумными в общем их назвать язык не поворачивается. Слишком уж часто эта самая разумность стоит на обратной стороне весов совести, когда совесть, как известно, лучший советник для устройства хорошей жизни людям. Вопросы краткосрочной и долгосрочной перспективы, о которых баронет совершенно не задумывался. По крайней мере не в общей теории. А вот спешно, быстро и, пожалуй, хаотично мыслить его заставили громко щелкнувший впереди кнут, две понесшиеся лошади стражников и два клинка, что появились у его горла. Своя жизнь всегда заставляет человека задуматься. Хотя бы о том, как ее сохранить.

Захват баронета был спланирован буквально на ходу. Точнее не сам план заманивания в пустынный переулок, а то, как действовать уже в нем. Единственным вопросом было — сколько охраны он возьмет с собой. Никто не думал, что много, в конце концов, хозяин по своему городу поедет: чего ему бояться? Четыре человека и прислуга. Не много. Можно сказать в самый раз. И вот аккуратно организованный затор, который не всякий градоправитель решится даже преодолевать, и путь цели разительно меняется. Два всадника, за ними баронет, за ними, поотстав, пробираясь сквозь толпу, еще два всадника. Телега со слугами пройти сквозь люд бы не смогла вовеки, но, воизбежание, сразу за последними охранниками ближняя к перекрестку дверь отворилась, и оттуда, под женские окрики, стали неспешно выпихивать какой-то ящик. Не резко, не дай Бог. Просто какие-то горожане что-то выпихивают громоздкое. Никаких подозрений! Но так, что весь проход перегородило. Не успели обернувшиеся стражи даже что-то подумать, как спрятавшийся спереди "брат" Даламар щелкнул кнутом по крупам впереди идущей двойки, и лошади, взбрыкнув на задние копыта, рванули впред. Несчастливые охранники так и остались лежать на земле, не увидев пустующую без одежды бечеву для сушки белья. Головы задних, едва успев увидеть картину сзади, на шум дернулись обратно, к своему хозяину, и на том и забылись. Тяжелые "братья" Мифал да Квинт, их под собой чуть с лошадьми не похоронили — просто напрыгнули сверху, со второго этажа. Ну а нам с Ивалосом лишь и оставалось с двух сторон приставить клинки к молодому баронету. В своей возможности стать бароном тот, в данный конкретный момент, сильно сомневался. По глазам и лицу видно было. Глаза на лбу, лицо бледное.

— В-вы!? — пропищал он. — Ч-что в-вы д-делаете?!

— Всего лишь берем вас в заложники, ваша милость, — вежливо улыбнулся Ивалос.

— Да как вы смеете?! Я сын Барона! Да мой отец вас!.. Да вся стража города вас!.. — он аж два раза подряд задохнулся, так и не поведав о нашей мучительной каре.

— Да вы что, ваша милость! Но с вами, нам не страшно.

— Вы не посмеете меня и коснуться! Вас будут искать как разбойников!

— Нас? Или вас, решившего не пропускать караван с золотой печатью короля?

— Нету никакого каравана! — взвизгнул он. — Нет и не будет! Вы лжец и бандит!

— А вы глупец. Как и ваш папаша, что сейчас, наверное, уже трясется в черном караване.

— Мой отец барон! Его не посмеют бросить к каторжникам-смертникам!

— Ваш отец — изменник. Он отказался следовать указам короля. Как и его лучший друг, барон Терруто. Только тот пошел напрямую, а папаша ваш решил юлить, — сплюнул Ивалос. — Атака тюдорской армии по Ранду не должна сорваться — вот приказ короля.

— Да что ты знаешь!?

— Что мы, наемники, должны быть на острие атаки. И нам очень не хочется, чтобы за нами Не пришли основные войска. Ты же мешаешь.

В последних трех словах, самых главных для наемников во всем этом деле, прозвучало то, что заставило дрожащего баронета на жаре летнего дня покрыться испариной. Абсолютное безразличие. Ивалосу было плевать, кто пропустит его караван. Если не баронет, то его сговорчивый дядя, например.

— Я-я пропущу ваш краван! — пискнул он, совсем уж глухо. — Пропущу! Только не делайте ошибки!

— Тогда еще один вопрос. Ночью тебе привели двух девушек, молодых близняшек из пришедшего вчера каравана. Где они?

— В замке! Они в моем подвале! В темницах! Я их не видел даже!

— Они живы?

— Да! Конечно! Конечно!

— Ты же их не видел еще, — скептично ухмыльнулся Ивалос.

— Я приказал привести их мне в целости и сохранности! Если они так красивы, как говорят, то хотел сделать личными служанками! Чернь от такого не откажется! Я ведь будущий барон!

— Скорее уже настоящий. Но посылка хорошая, — Ивалос смотрел на меня, ожидая решения. — В таком случае девушкам точно уж ничего не грозит.

— Мне пришла интересная идея, — произнес я. — А почему бы не дать охране баронета отдохнуть, и не окружить столь важную особу личной заботой? Скажем, монахи какого-нибудь боевого ордена, бывают же такие? — я вопросительно глянул на своих спутников. Кто-то неуверенно кивнул. — Ну, значит будут. Так вот, они решили посетить город и благородный, глубоко религиозный баронет вызвался лично им все показать.

— Шито белыми нитками! — фыркнул Мифал.

— Но идея интересная, — тем не менее кивнул Ивалос.

— А для надежности у нас есть вот это, — я продемонстрировал баронету небольшой двухзарядный арбалет, вытянутый на всякий случай у Тарона из личной коллекции. — Не рекомендую изображать храбреца. Первый болт получишь ты, ваша милость. А если все пройдет, как надо, забудем друг о друге навсегда. Мы друг друга поняли?

— Д-да... — судя по его лицу, он это забыть не сможет никогда в жизни. С такой смесью страха и ненависти уж точно.

— Вот и прекрасно! — как можно милее и добрее улыбнуться, это хороший способ вывести из себя любого в положении баронета.

— Что будем делать с лошадями? — удерживая под уздцы двух коней, принадлежавшим второй паре охранников, сейчас уже засунутых в достопамятный ящик, коим перекрыли переулок.

— А кто хорошо обращается с лошадьми? — на меня посмотрели как на идиота, и я поспешил добавить. — Я лично с ними вообще не обращаюсь, потому и спрашиваю.

Мои спутники переглянулись, и Ивалос выдал самый логичный для средневековых людей дороги и меча ответ:

— Все.

— Тогда попрошу моего здоровяка меня подменить. Ну и... — я вопросительно посмотрел на темноволосого главаря наемников. Тот лишь согласно кивнул. — Тогда вперед.

Караван чернокожего Кахмета, как рассказал отец Хаинкель едва мы покинули стоянку нашего, прибыл рано утром. Он встал у стен города, ожидая своих проводников. И если те не явятся до обеда, то просто развернутся и уйдут куда-нибудь, где безопасно. Кахмет заботился о своей жизни: если ночью на них нападут, то никто ни ворот не откроет, ни стрелу со стен не пустит. А стоять каравану с желанным любому оружием в чистом поле... Да еще и без нормальной охраны они — право слово, человек 30 — 40, против отряда вооруженных и бронированных наемников, числом не меньше пары сотен, это даже не смешно. И плевать, что об оружии никто не знает. Это все одно за собой повлечет целую цепочку событий, которую Ивалос охарактеризовал лишь одним непечатным словом.

Именно потому, едва телега с вином начала растекаться по народу, как отец Хаинкель и Корал припустили к воротам. Их задачей стало привести караван к воротам. Об остальном уже должны были позаботиться мы. Но до самого последнего момента ни один из них не знал успешно ли все прошло, или на воротах их будет ждать целая сотня в кушанских островерхих шлемах. Они нервничали.

Караван стоял на обочине, до поры до времени не мешая проходящим в город и из него людям. Им, хоть и было куда торопиться, но спешить резона не было: они, в своем роде, VIP-персоны. Возницы, большинство из которых были громадными чернокожими качками, лениво поглядывали на солнце и занимались кто чем на козлах своих телег. В отличие от каравана Варривера, телеги Кахмета больше походили на обычные. Они были меньше, менее бронированы, запряжены простыми лошадьми-тяжеловозами и укрыты толстым серым брезентом. И если бы не те, кто ими правил, ничем бы не отличались от телег простых торговцев, то и дело рассекающих земли этих королевств. За караваном, укрывшись невысокой травой, под утренним солнцем грелись охранники. Полностью экипированные, им разрешили разве что шлемы снять. Королевская печать и бунтующий барон требуют большой паранойи, ничего не поделаешь.

Именно эту картину расслабленного ожидания мы застали, прибыв к воротам. Стража, едва увидев молодого баронета, в тот же момент взяла на караул, а старший их, толстый и вонючий стражник, едва помещающийся в свою экипировку, и забавно переваливающийся, как пингвин, обливаясь потом побежал лично рапортовать своему господину. Бледному и дерганному, то и дело косящемуся на монахов, его почему-то сопровождавших

— Ваша милость! — завопил он, подбегая к нам. — У северных ворот беспорядков не случалось! Налог платят, входящих записывают! Чего изволите, ваша милость?

— М-мне доложили... — сбивчиво начал баронет. — Да, мне доложили, что у ворот стоит караван с королевской печатью!

— Так точно, ваша милость! — толстяк словно в воду окунулся, теперь с него уже текло ручьями. — Как вы и приказывали, к вам отправили посыльного, едва они просили прохода! Еще и получасу не прошло, как он убег!

Мы с Квинтом и Даламаром переглянулись. Никаких посыльных мы не встречали, а значит либо толстяк врет, что вряд ли, либо всесильные законы Мерфи, как бы они тут не назывались, вступили в действие.

— Я его не встречал. Но встретил этих монахов, что сопровождали тот караван ранее, — звук собственного голоса, казалось прибавлял баронету сил. А значит, могло придать и совершенно ненужной храбрости. Храбрости забыть о нацеленном на него под хламидой монаха арбалете, что оборвет его жизнь в ту же минуту.

— Да, милорд... — толстяк же был обескуражен. Никогда на его памяти высокие чины не делились с ним такого рода предысториями.

— Так где он, любезнейший? — вмешался Ивалос, заставив баронета скривиться, а толстяка опасливо скосить глаза.

— Прямо за воротами! Я велю, чтобы пропустили! Да?

Баронет лишь махнул рукой. Стража в сей же момент засуетилась, что-то замахала и начала втолковывать отцу Хаинкелю, Коралу и чернокожему человеку, одетому в роскошные красные и желтые одежды. Последний, видимо и являвшийся тем самым Кахметом, лишь раз махнул рукой, а весь его караван, словно и не лениво дремал на обочине — моментально двинулся к воротам. Телеги, окруженные охраной, обходя всю очередь на въезд по пустой встречной колее, шли споро. Когда первая из телег поравнялась со стражей, Кахмет из ее глубин достал свиток, скрепленный понизу крупной тисненной на олове печатью.

— Королевская печать! — едва слышно прошептал баронет. — Настоящая!

Впрочем, его возглас остался без внимания. Стражники были заняты навешиванием городских бирок на мечи караванной охраны, завязывая бечевой вокруг гард и ножен, после чего вбивая ее в деревянные колышки. Законы города чтутся всегда и всеми: свободного оружия в черте стен быть не должно. Правда караванщики ушлые... Никто никогда не найдет в их телегах тайников. Вот и оружие наше основное вне закона и учета. Возглавив процессию, мы направились по главной улице вверх. Люди по пути почтительно расступались, освобождая дорогу. Кстати интересный факт, молодых девушек нам не встречалось. Либо совсем девочки, грязные ли и лохматые или же аккуратно упакованные в несколько платьев, юбок и платков, либо матроны, своими телесами радующие разве что своих мужей. Все сколько-нибудь способные привлечь внимание баронета просто исчезали в окружающих домах да проулках. Смышленый люд знал своего барина.

Дорога наша до базарной площади прошла гладко, спокойно и не быстро. Караваны вообще быстрыми редко бывают. На площади же всё практически встало. Базарный день был на самом пике. Уже часа через два-три здесь будет шаром покати, но сейчас народ, казалось со всего города, пришел за покупками. Женщины с корзинками, мужчины с тележками, аристократы со слугами. Все жители города, имевшие свободную минуту или нужду, были здесь. А, собственно, иных развлечений в городе было маловато, не будешь же круглыми сутками напролет заниматься хозяйством или делами? В трактир честной люд ходит лишь по вечерам. Так что "шопинг" самое древнее "развлечение" простых людей. Хотя вряд ли на него смотрели именно с этой точки зрения в этом средневековье. Народ перед нами расступался очень медленно, обтекая, подобно воде, со всех сторон. Даже грозно глядящие охранники в доспехах, не спасали от проносящихся меж ползущими телегами спешащих горожан. Базар был тем самым невозможным упорядоченным хаосом, где островки спокойствия, лотки продавцов, сменялись бесконечным движением покупателей во все возможные стороны. Все вокруг покупали и торговались, заполняя площадь безумным гвалтом, совершенно не перекрикиваемым далее чем на пару метров. Голос просто гас, увязая в, казалось бы, материализовавшемся воздухе. Лотки с тканями сменяли лотки с фруктами. Посреди них выделялись разные вспышки керамики и деревянной посуды. Где-то сбоку приютились лотки с хлебом и выпечкой. С другой стороны, заглушая бесконечные ароматы города, от лотков с вяленым мясом и рыбой тянулись запахи копчения. Где-то, создавая уголок холода, стояла стойка с речной рыбой, отловленной еще утром. Рыба эта пользовалась популярностью, так как свежее может быть лишь мясо только-только зарезанного поросенка, но по указу старого барона, в черте города это делать было запрещено — слишком много отходов, которыми с радостью пользовались бы в деревне, а в городе это был бы лишь очередной источник возможных болезней и чумы. Хотя, при этом, живой птицей торговали не мало. Клетки с курицами, короба с цыплятами, гуси и утки которым добрый продавец готов по первой просьбе и звонкой монете свернуть шею. Все явно привезенные с окрестных деревень или из квартала крестьян Юстани. Особняком, эдакой основой для кипучей движением фигуры базара, стояли палатки алхимиков. Простые лекарственные взвары и навары, припарки, травы и смеси, ничего особенно серьезного здесь на базаре не было, за таким надо было идти в кварталы мастеровых и искать там. Соседствовали со знахарскими делами различные краски и смеси хозяйственной принадлежности: едкие смеси от паразитов, хитрые смеси для стирки, простые для чистки и прочая-прочая. Вглубине базара можно было найти и молоко, и сметану, и мед, и готовую еду, вроде отпаренной репы, тыквы или капусты. Можно было наткнуться и на лавку с техническими приспособлениями, торговавшую различными пружинами, катушками, простыми механизмами и дорогими измерителями. С краю приютился ряд палаток кузнецов, готовых и лошадей подковать, и доспех справить, и еще что нужно сделать. Там же у них продавались различные кухонные принадлежности, от оловянных ложек паршивого качества до дорогих и прочных ножей. Оружия не было — запрет.