Тайлендел снова кивнул, и на сей раз на его лице было выражение мрачного удовлетворения.
— Пойдёт, — негромко произнёс он. — Ван, ты как там? Готов?
Ваниель сделал глубокий вдох и постарался хоть немного успокоиться.
— Готовее, похоже, не буду, — отвечал он.
Тайлендел обернулся, взял его за руки и долго вглядывался Ваниелю в глаза.
— Ван, чтобы всё сработало, мне придётся заставить нашу связь широко распахнуть этот ход. Тебе может быть больно. Я, конечно, постараюсь, чтобы не было, но ничего не могу обещать. Так что, ты всё ещё желаешь мне помогать?
Ваниель кивнул, подумав: "Стоило ли заходить так далеко, чтобы теперь отступить? К тому же... ему это надо. Как я могу не позволить этого ему?"
Тайлендел закрыл глаза. Лицо его замерло, похожее на самую бесстрастную изо всех масок, что приходилось носить Ваниелю. Чуть трепеща, Ваниель принялся ждать, что же будет.
Долго, очень долго ничего не происходило. Потом...
Ярость вдруг полыхнула внутри него. Всепоглощающая, безудержная ярость, не оставляющая места ничему другому. Единственное, что имело значение: Стейвен... и он был мёртв. Единственная цель двигала им: устроить убийцам Стейвена смерть, смерть столь же мучительную. И лишь самым крошечным уголком своего сознания Ваниель ещё смог ощущать самого себя, и немного переполошился от этой безграничности тайленделова гнева. Однако эта часть сознания была заблокирована и не имела никакой возможности на что-либо повлиять.
Пословица утверждает, что "боль разделенная — лишь наполовину боль"... Однако эта боль, будучи разделенной, оказалась, похоже, лишь усиленной вдвое.
Повинуясь какому-то подсознательному движению разума, он развернулся и встал лицом к старинной двери. Тайлендел сделал то же самое. Он видел, как Тайлендел вскидывает руки и словно бы сыплет две полных пригоршни какого-то порошка на землю перед дверью. Слышал, как тот начинает напевное заклинание на непонятном языке, держа теперь уже пустые руки ладонями от себя, и стоя лицом точно к такому же пустому провалу.
И он почувствовал, как что-то вдруг словно бы потекло из него самого, словно кровь из раны, ощутил, как вместе с этим утекают его силы.
Края разрушенного прохода вдруг начали светиться. Таким же сумрачным красным светом, что сиял сейчас над головой Тайлендела и похожим на затухающие красные угли. Так, словно края дверного проёма тлели. И по мере того, как из Ваниеля утекали силы, неровные края дверной рамы полыхали всё ярче, и вот уже тонкие языки ярко-алого пламени начали вырываться из них наружу, туда, где была дверь. Языки эти становились всё больше и больше, извивались, как водоросли в быстром потоке, покуда не сомкнулись совсем, закрыв собою провал двери.
С последним всплеском утекающих из него сил, всплеском, от которого у Ваниеля едва не подогнулись колени, весь проём целиком оказался, наконец, заполнен полыханием этого кроваво-красного огня....
Потом сияние поблекло,... и проём обрамлял уже не чёрную пустоту, но сад: строгий ухоженный сад, украшенный к празднеству и полный народа, света и суеты.
Ваниелю некогда было даже толком его рассмотреть, потому что Тайлендел вдруг схватил его за руку и потащил, спотыкающегося, через этот порог. На какой-то миг Ваниель потерял ориентацию в пространстве: мир будто выскочил прямо у них из-под ног. Потом....
Звук: смех, музыка, крики... Он стоял, вместе с Тайленделом, лицом к этому саду, который они уже видели через разрушенную дверь, но теперь они были позади этого сада. Странное состояние. Весело посверкивали огоньки в ветвях ровного ряда деревьев, отделявшего их от собравшихся там людей, от козлоногих столиков, накрытых угощениями, от огней, видневшихся на той стороне. Под деревьями была освещенная огнями сцена, на которой группка музыкантов в пёстрых нарядах с азартом, восполнявшим их невеликое мастерство, наяривала разудалую музыку. Толпа людей танцевала в кругу перед этой сценой, хохотала, подпевала в такт музыке.
У Ваниеля подгибались колени, и стоило Тайленделу отпустить его руку, ноги отказались повиноваться ему, и он очутился едва ли не на четвереньках, с отчаянно кружащейся головой, испытывая слабость и тошноту. Тайлендел ничего не замечал: всё его внимание было приковано к танцующим.
— Празднуют, — прошипел Тайлендел, и его злость, которую Ваниель всё ещё невольно разделял с ним, так и полилась к нему, по-прежнему связанному с Тайленделом невидимой связью. — Стейвен мёртв, а они веселятся!
Та малая трезвая часть рассудка, что ещё оставалась Ваниелю, прошептала, что это всего лишь Праздник Урожая, как и у всех. Что Лешара вовсе не были как-то особенно рады смерти своего врага. Но этот голос разума был сейчас слишком слаб, чтобы его было можно расслышать за ураганом ярости Тайлендела. В приступе головокружения взгляд Ваниеля заволокло красной пеленой, кровь в висках застучала.
Когда же он снова смог видеть, Тайлендел уже отошёл от него, и теперь находился между ним и линией деревьев, высоко воздев над головой руки. Из поднятых ладоней Тайлендела вырвались две ярко-алые вспышки молний, точно таких же, как те, что испепелили их сосновую рощу луну назад. Только теперь молнии были управляемы, и били целенаправленно. И они ударили поперёк сада, в мгновение ока сокрушив деревья, что стояли между Тайленделом и собравшейся толпой родственников Лешара.
Вслед за вспышкой молнии послышались испуганные крики. Музыка сошла на нет с нестройными звуками лопающихся струн и завыванием рожков. Танцующие замерли, и, вцепившись друг в друга, сбились кучками от двух до пяти человек.
Магический огонь Тайлендела небольшим ярко-алым солнцем сиял над его головой, освещая полное ненависти и перекошенное неистовством лицо. Слёзы струились по его щекам, а голос его сорвался, когда он закричал им:
— Он мёртв, вы, ублюдки! Он мёртв, а вы тут смеётесь и распеваете! Но я, будьте вы все прокляты, научу вас петь другую песню! Магии хотите? Что ж, вот вам магия, получите....
Ваниель не мог пошевельнуться: он, казалось, был крепко привязан ко всё ещё сиявшим Вратам позади него. Он мог только смотреть и молчать, пока Тайлендел снова вскидывал вверх свои руки.... На сей раз уже не молния ударила из его поднятых рук. Высоко над его головой со звуком громового удара вдруг возник сверкающий шар. Размером примерно с арбуз, он завис в воздухе, и медленно вращаясь, дымился и переливался бледно-жёлтым огнём. Оказалось, он рос и медленно уплывал от Тайлендела туда, где сгрудились люди Лешара, снижаясь по мере приближения к ним, пока не коснулся земли в центре развороченной и почерневшей поляны, на которой ещё совсем недавно стояли деревья.
Там он замер, по-прежнему вращаясь и по-прежнему увеличиваясь, пока не раздулся до размеров вдвое больше человеческого роста. А затем, во мгновение ока, лопнул.
Ваниеля накрыло новой волной потери в пространстве: он заморгал, решив, что не может никак сфокусироваться. Там, где остановился шар, казалось, создалось завихрение в виде извивающейся и клубящейся массы каких-то силуэтов-теней. На вид — жидких, как чернила, и гибких, извивающихся, как змеи. И было неясно, есть они там, или только привиделось.
А потом клубок вдруг распался, силуэты разделились на пять извивающихся призрачных фигур. А те налились и обрели реальную форму.... Если бы какому-то безумному божеству вздумалось скрестить гадюку с быстрой гончей да вывести потомство размером с хорошего тельца, результат мог быть примерно таким, как вот эти пять тварей, что теперь рыча, извивались клубком в мерцании магического огня Тайлендела. Цветом они были дымчато-чёрные, с кожей, покрытой, скорее, гладкой чешуёй, а не мехом. У них были длинные-предлинные шеи. Слишком уж длинные. Неимоверно. И заострённые морды — эдакая жуткая помесь змеиной и собачьей голов, с жёлтыми глазами без зрачков, сияющими тем же самым переливчатым светом, что и шар, породивший их. В их узких пастях были острые, как иглы зубы, диной с человечий палец. Тела, как у гончих, но ноги и хвосты этих тварей казались ненормально длинными и неимоверно гибкими, словно совсем без костей. Они смотрели на Тайлендела своими немигающими шафрановыми глазами и будто чего-то ждали.
Дрожащим голосом он произнёс одно только слово, и голос его сорвался в самом конце, на слишком пронзительной и высокой ноте... Твари развернулись, как по команде, и встали перед сбившимися в кучу перепуганными людьми Лешара, безмолвно разевая пасти в жуткой пародии на разгорячённых гончих псов.
Но не успели они сделать и шага к своим жертвам, как откуда-то из-за спины Ваниеля раздалось гневное и протестующее конское ржание.
Из Врат вылетела Гала, пронеслась галопом мимо Ваниеля, мимо Тайлендела, не обратив на того никакого внимания, и снова заржала. И в голосе её было столько ярости и отваги, что Ваниель поразился: он и не чаял когда-либо услыхать такое в лошадином крике. Она замерла на полпути между Тайленделом и вызванными им существами. Гала сияла, как тогда, когда у Ленди был тот припадок: чистым, бело-голубым сиянием, которое завораживало не меньше, чем сияние, источаемое жёлтыми глазами чудищ. Она по-прежнему не обращала никакого внимания на присутствие Тайлендела, и повернувшись к нему задом, встала на дыбы, взбила передними копытами воздух и бросила громкий клич этим пяти тварям, что были сейчас перед нею. Не успели её копыта вновь коснуться земли, твари уже развернулись, обратив к ней свои пасти с беззвучным яростным шипением.
Она ударила копытом в землю и оскалила зубы, призывая их попробовать сразиться с ней.
— Гала! — с болью в голосе воскликнул Тайлендел, и голос его сорвался опять. — Гала! Не надо...
Она повернула к нему голову, но лишь затем, чтобы глянуть ему в глаза... и Ваниель услыхал её мысленный ответ, прозвеневший в сознании Тайлендела и отдавшийся эхом в его сердце, и разрывающий душу.
: Яне знаю тебя: — проговорила она холодно и отстранённо.:Ты не мой Избранник:
После этих её слов связь, существовавшая между ними, померкла. И Ваниель смог ощутить жуткую пустоту, возникшую на её месте — ведь он всё ещё разделял все ощущения с Тайленделом.
Ярость Тайлендела словно рассыпалась, ударившись об лёд этих слов.
И как только связь разорвалась, её место заполнила абсолютная опустошённость.
Ваниель застонал от тоски, разделяя страдания Тайлендела, разделяя его мучения, его скорбь, когда тот принялся мысленно снова звать Галу, но не получил даже отголоска в ответ. Там, где прежде были тепло, и любовь, и поддержка, там теперь было... так пусто: даже призрака прошлого не осталось там.
То, что связывало их самих, захлестнуло Ваниеля волной утраты, и в глазах у него померкло. Он услышал, как Тайлендел, в полном отчаянии, кричит имя Галы, и приказал своим глазам проясниться. И к собственному ужасу увидел, что Гала кинулась в самую гущу этих чудовищ, абсолютно не думая про свою безопасность.
Они накинулись на неё, и их тьма поглотила её сияние. Ваниель услыхал новый пронзительный крик, но на сей раз то был крик боли, и увидел красное пятно крови, проступившее на её белоснежной шкуре.
Он попытался, шатаясь, подняться на непослушных ногах, но у него не достало сил. В ушах зашумело и всё померкло кругом. Он лишь почувствовал, как снова падает, однако пронзительный крик Тайлендела — крик отчаяния и горькой потери — заставил его перебороть себя, не позволить себе окончательно потерять сознание. Оказалось, что он уже едва не распластался по холодной земле. Не думая о головокружении, Ваниель заставил себя встать и выпрямиться, и огляделся, ища Галу....
Но Компаньона больше не было. Битвы не было. Лишь обезображенное мертвое тело, растерзанное на куски, с порванной в клочья шеей, да потухшие сапфировые глаза. Тайлендел стоял на коленях возле Галы, гладил её разбитую голову и горько рыдал. Возле бездыханного тела лошади валялось одно из чудищ с размозжённой бесформенной головой. Остальные рыскали вокруг бездыханного Компаньона, словно дожидаясь, когда тело снова вскочит и можно будет опять на него напасть. Два монстра ковыляли на трёх ногах, два других же были по-прежнему целы и невредимы. И судя по тому, как они в два счёта расправились с Галой, было ясно, что даже этих двух будет более, чем достаточно для того, чтобы уничтожить всех мужчин, всех женщин и детей Лешара. Всех, до единого.
Наконец, они перестали нарезать свои безумные акульи круги и развернулись к перепуганным насмерть людям. Тайлендел заботил их не более мёртвого Компаньона. Из толпы вдруг выскочил человек, в котором Ваниель тотчас же опознал Лорда Эвана. Ваниель не мог бы сказать, намеревался ли тот кинуться на чудищ, или же хотел попросту убежать. На деле, то было уже неважно: одно из двух чудищ, что остались невредимыми, метнулось к нему, вмиг преодолев разделявшее их расстояние, схватило его и, не успел тот и вскрикнуть, как оно выпустило ему кишки. Раздался пронзительный женский визг... Для чудовищ это словно бы стало сигналом к атаке. Они, извиваясь, потекли в сторону своих жертв....
Откуда-то из-за спины Ваниеля вдруг полыхнула ослепительно белая молния и ударила в землю прямо перед их вожаком. Со стороны Врат донёсся громкий топот копыт. Ваниеля ослепило ярким светом, и новый приступ неимоверной слабости заставил его рухнуть на землю. Когда в глазах его прояснилось вновь, он увидел троих Герольдов в их кипенно-белых одеждах, и верхом на трёх Компаньонах. Они преградили путь чудищам, и из их поднятых кверху рук с оглушительным треском вырывались молнии. При помощи молний они пытались обуздать этих проклятых тварей, отрезать им путь к их жертвам. Он не успел даже понять, что двое из них — это Сейвиль и Джейсен, когда те уже ринулись в битву.
В глазах его снова померкло, и ему показалось, будто из него пытаются вытянуть душу. Он сопротивлялся изо всех сил, не желая терять сознание, хотя оказалось, что ему уже просто нечего этому противопоставить: не было больше ни ярости, ни отчаяния, осталась лишь одна пустота. Такая пустота, от которой было просто невыносимо и больно....
Он вдруг ощутил легкий прилив сил, совсем слабый, но ему хватило его для того, чтобы побороть темноту в глазах, преодолеть головокружение и понемногу возвратить себе этот зыбкий мир. Первое, что он увидел, был Тайлендел: он всё ещё стоял на коленях, но больше уже не рыдал. С отсутствующим взглядом, белый, как полотно, он уставился на свои перепачканные кровью руки. Там, где совсем недавно рыскали те пять тварей, теперь не было никого, лишь растерзанное тело Галы да обгорелая, перекопанная земля. Кто-то убрал руку у Ваниеля с плеча. Оказалось, Сейвиль... с лицом, застывшим бесстрастной маской.
* * *
Сейвиль отключилась от Тайлендела, который был сейчас перед ней в состоянии, похожим на оцепенение от охватившего его совершеннейшего отчаяния, и снова прислушалась к тому, что Ваниель рассказывает двум другим Герольдам.
— ...и тогда она сказала "Я не знаю тебя, ты не мой Избранник", — бесцветным голосом бормотал мальчик, и глаза его были полны тоски, отражавшей внутреннюю опустошённость. — И она повернулась к нему задом, просто взяла и отвернулась, и накинулась на этих тварей.
