На оставленном берегу некоторое время был слышен шум и крики, постепенно затихающие с набором расстояния от пещеры. Юный рыбак из племени Бобра взял курс на северо-запад, где в необъятных лесостепях кочевало племя его матери — Сыновья Мамонта. Он греб, глотая слезы и клялся жестоко отомстить насильникам и грабителям неведомого племени, в один момент лишившим его всего, что составляло его жизнь — племени, отца и матери, теперь принадлежавшей другому человеку.
Захватчики "развлекались" до утра, попутно уничтожив дневной улов мужчин племени. Утром, выставив часовых, развалились в пещере спать. Женщины и дети, потихоньку покинув пещеру, не обнаружили на месте, где обычно складывался вечерний улов для последующей обработки — готовки пищи и сушки рыбы на зиму, ни единой рыбешки — голодные бандиты сожрали все. Мужчин похоронили по обычаю племени — положив на кучи хвороста и пустив по течению реки. А исполнением скорбных обрядов незаметно подошел вечер. Мужчинам племени, случайно оставшимся в живых — группа из пяти рыбаков вернулась вечером из богатого птицей затона, где ставила ловушки на перелетных осенних уток, ничего не оставалось, как подчиниться победителям.
Бандиты начали вливаться в первобытную жизнь. Порядки, соответственно, устанавливали тоже бандитские, предпочитая самим ничего не делать и сваливать работу на оставшихся в живых мужчин племени Бобра и оставшихся семерых "мужиков", безропотно прошагавших сюда путь от Забайкалья.
Если бы не отсутствие табака и водки — такая жизнь устраивала их как нельзя более. Быстро привыкнув к насекомым в одежде, однообразному питанию, они не собирались менять ничего в своей жизни.
* * *
Одновременно с "командой" Варана, почти параллельно ему, но только южнее начали свой путь на запад и Серей Платонов с Иваном Ереминым, тоже стремясь добраться до мест, где есть люди, знакомые с металлом, с цивилизацией, наконец. Для деятельного человека, какими они и были, смысл жизни состоит в том, что бы улучшить жизнь вокруг себя и окружающих, к каковой он и стремится в меру своих возможностей. Еремину с Платоновым повезло — они обосновавшись у реки вначале наладили свой быт и жизнь в лоне дико природы, насколько это было возможно, а потом их подобрал и доставил в Аркаим проходивший через эти места караван с берега Японского (будущего) моря. К предложению наладить производство металла и поделиться знаниями караванщик отнесся прохладно, но за помощь в работе, охрану от диких животных и уход за животными, взял друзей до Города Высокого Неба, как назывался Аркаим. Зиму друзья — Платонов с Ереминым по пути крепко сдружились, провели с караваном в родных местах караванщиков, а по весне неспешно направились в более цивилизованные места, на Урал.
Глава 24 ... Нет ничего нового под луной... или предки Тома Сойера резвятся на свежем воздухе
— А я ща Тома Сойера читаю.
— А чё он написал?
— Приключения Марка Твена, блин!!!
Наутро после возвращения я претворил свой план "лечения длинных языков". Была выбрана тропа, ведущая на возвышенность, где в нашем времени на острове стоял крест. У меня была мысль как следует замостить участок, очень уж хорошая аура там, и использовать его, к примеру для торжественных мероприятий всякого рода — племени уже пора приобретать свои традиции и ритуалы. Штрафники — Антон и Олень, вооружившись кирками и лопатами, молотками для обтесывания камней, отправились к месту трудового подвига.
Я поехал с очередной партией в сторону Золотого пляжа, где летом видели следы неизвестных, народ, оставшийся в лагере, занялся повседневными заботами. С собой я взял двоих гномов и пятерых новеньких для силового прикрытия. Так же с нами был, конечно, и Чака, проявляющий все больший интерес к рудознанию. Только оставшиеся новенькие получили, что то типа выходного для акклиматизации и приведения себя в порядок. Ими предполагалось заняться со следующего дня, когда оформятся в моей голове мысли о распределении групп в лагере, расстановка помощников, прочие оргвопросы. Прибывший народ шатался по поселку, в меру своего любопытства мешая и засовывая носы во все дырки. Старожилы в меру своей испорченности посылали их — кто пешим эротическим маршрутом, кто призывал в помощь духов и Всевышнего Творца, что бы те избавили от любознательных бездельников. В какой-то момент бездельники испарились с территории поселка, и этому в принципе, никто не придал значения. Все думали примерно так: "Славно, пошли к соседу, мне мешать не будут!".
Так и продолжалось до вечера, пока я не вернулся обратно. Приняв доклады — по необходимости, от старших групп, и разобравшись коротко с текучкой, обратил внимание на наших штрафников, скромно стоящих в сторонке от совещания — переминаясь с ноги на ногу, деятели явно хотели что-то то ли спросить, то ли сообщить. Про себя подумал — никакой пощады, пока не замостят хоть бы три метра. И объяснений слушать не буду. Антон, если не остановить его словесный понос, так как болеет словоблудием в тяжёлой форме, будет объяснять причины задержки до утра. Поманил парочку к себе.
— Ну, что?
— Ну, все.
— Что все?
— Дорога кончилась.
— Как кончилась?
— В смысле — построили.
Я опешил. Переспросил:
— Все, как я велел? Бордюры, канавки, между камнями не песок, а щебень?
— Даже щебня нет. Камень к камню.
— Пошли смотреть.
— Да мы с радостью. Только скажите сразу — мы прощены?
— Посмотрю — скажу.
Глазам моим предстала мощеная мостовая, примерно в метр шириной, с водоотводными канавами по бокам и линией круглых булыжников типа бордюров. Основу дорожки составляли камни неровной формы, плотно подогнанные друг к другу. Кое-где виднелись сколы, следы обработки для лучшего прилегания. Дорога поднималась до нагромождения каменных плит, где в наши дни стоял крест. В конце дороги была сделана даже маленькая площадка.
— Сами, говорите, сделали?
— Ну-у-у-у-у, нам немного помогли...
Ким понимал, что врать бесполезно — все само выплывет наружу.
— Тут болтались, эти, которые с нами пришли, ну, вот и...
— И совершенно, конечно, добровольно?
— Ну да....
— А что там, в сумке раздутой у Оленя болтается? Вываливай.
На траву просыпались всякого рода безделицы, которых было немало у первобытных. Это только Боярский в своей песенке поет, что у древнего человека: "Всё имущество своё — обрывок шкуры мамонта вокруг могучей талии, под мышкой каменный топор, а в руке — копье." Кое что к перечисленному имелось — кремни, амулеты, каменные ножи отличной выделки... Я догадался, что воспользовавшись доверчивостью наших новых соплеменников, ушлые деятели провернули первую аферу каменного века. Дальнейшие расспросы прояснили ситуацию.
Вот как было дело. Проштрафившиеся подхватили инвентарь и бодренько двинули к началу строительства. Обязанности поделили между собой, — Олень тесал камни, как более знакомый с этим делом, а Антон укладывал и подсыпал песчано-гравийную подушку. Лодырями клиническими они не были, и скоро увлеклись порученным — если человек понимает в целом необходимость исполняемого им труда, работается ему легче, даже если работа — наказание. Увлеченные делом, они не скоро заметили, что недалеко стоят несколько новичков, с интересом наблюдая за ними. Да-да. "Человек вечно может смотреть на огонь, текущую воду и на то, ка другие работают" — так же верна, как в наши дни, так и по месту нашего попадания. Аксиома, однако! Парни вначале шуганули их, но пояснили при этом — этот труд не для каждого, а только для особо одаренных и особо приближенных, млин! Естественно, приблизиться к почитаемым старожилам, к тому же проявившим недюжинную в их понимании храбрость, пожелали все! Но Ким жестоко обломал наивных — не за просто так можно стать достойным высокого звания дорожника, а только внеся посильный взнос, показав, что ты ничего не пожелаешь для нового племени !!! И ваще — шли бы вы, убогие, не отрывали нас от таинств сакральных, трудов общепользительных !!! ну, раз так ставится вопрос — не проблема. И перед Оленем, назначенным Кимом старшим по подбору ништяков, выросла эта горка первобытных драгоценностей. А вновь посвященные так впряглись в работу, что к моему приезду даже траву вдоль дороги выщипали! Вам это ничего не напоминает? Воистину — "что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем"[20] . Но то, что удалось мистеру Тому Сойеру — не сошло с рук моим пронырам. После короткого разъяснения сути их действий, заключающихся в банальном мошенничестве, я приказал вернуть владельцам вещи под предлогом того, что они уже освящены Великим Учителем, и предназначены к возврату — за щедрость дарителей. Операцию по деликатному возвращению неправедно нажитых сокровищ организовал я, только опасаясь за целостность физиономий этих Мавроди — когда потерпевшие поймут, что их банально "кинули", Кима никакое таэквондо не спасет. Лохотронщики на следующий день вывозили запасы мочи[21] из отрядного сортира в кожевенную мастерскую. "Стремящихся приобщиться" рядом замечено не было. Они получили свои участки занятий и дел, начиная вливаться в бодрый коллектив нашего племени.
Глава 25. Скрижали завета
Вновь про мечетей свет и про молелен чад,
Вновь — как пирует рай и как похмелен ад...
Одни слова, слова! Вот на Скрижали — Слово:
Там все расписано несчетно лет назад.
(О. Хайям)
Зайдя однажды на поляну, где в наше время стоит крест, облагороженную нашими штрафными батальонами, обложенную по периметру камнем и выложенную плитами, украшенную дорогой, спускающейся к лагерю, я застал там нешуточный спор, грозящий перейти в банальную драку. "Вот так. Если пустить дискуссию на самотек, религиозные войны начнутся за пятнадцать тысяч лет до Рождества,"-подумал я. Спорили адепты трех мировых религий -Матниязова, Финкель и Антон Рябчиков. Причем, невзирая на более молодой возраст, темнокожий Рябчик побеждал логикой, но за недостатком аргументов, оппоненты готовы были перейти к мерам физического принуждения, попросту — намылить шею маленькому начетчику. Антон воспитывался дедом, который был приходским священником, а посему прекрасно знал Писание, псалтырь и многие богослужебные книги. Уже дошло до личных оскорблений. Естественно, каждая из сторон, доказывала, "что их Бог — лучше"
— Брек, горрячие парни и девушки, брек — разогнал я троицу по разным углам площадки. О чем спор?
— Да вот, он, и ребята опять загалдели, давая фору по децибелам реву стартующего мотоцикла, а по неразборчивости — гвалту вороньей стаи.
— Стоп, — вмешался Антошка, раз Дмитрий Сергеевич здесь, то пусть и скажет, кому мы должны молится на острове. По какому обряду. Ведь здесь — православный монастырь был... то есть — будет! Вот. А я чин знаю, и читать даже на память могу и молитвы, и всякое такое богослужение... я все помню и даже в нашу Березовую книгу — записал.
— Про монастырь, — скит, это ты верно сказал. Только до монастыря здесь место поклонения многим богам было. Каким — история не сохранила.
— Правильно будет молиться по Торе, она — это Ветхий завет, его все религии уважают, — вступил Роман.
— Нет, надо соблюдать заповеди Пророка! — зашипела Матниязова.
— И отдать тебя третьей женой Мудрого Кремня, перед этим рассказав, что он еще одну, кроме тебя может взять. Тогда Мамонтиха его точно прибьет! — захихикал Антон.
— Я вас сейчас прибью, рожи неумытые! Обоих!
— Подождите же, не кипятитесь, — урезонил я спорщиков. Сами же видите — еще не даны народу Моисееву скрижали завета в Синайской пустыне, еще не родился Иисус, которого, кстати, обитавшие здесь раскольники, называли Исусом...
— Тогда кому молится? И как?
— А Вы не подумали — зачем?
— То есть как это — зачем? Если не молиться правильно, не возносить хвалу Богу, то у тебя ничего хорошего не будет. Вот — неусердны мы в посте и молитве были, — нам воздаяние за грехи, испытание неверующим, как Вы, ну и этим... нехристям — то же испытание... не очень уверенно промолвил Федя.
— Оно, конечно, так, отец Антоний , — как бы согласился я с Рябчиком, — а скажи мне, услышит он эти молитвы? А если услышит — то разве он обязан все ваши просьбы исполнять? Представь, сколько Ему приходится слушать от всех живущих в наше время? И в основном только — дай, Дай! ДАЙ! Я тебе — свечку, а ты мне — дай, Дай! ДАЙ! Че за торг, в натуре, пацаны?
Я дурашливо вытянул пальцы веером, и посмотрел на компанию "богословов". Народ в свою очередь неуверенно уставился на меня.
— А Вы, Дмитрий Сергеевич, неужели неверующий? Неуверенно как то произнесла Лена.
— Почему же. Знаете поговорку — в окопах атеистов нет? Ну вот. Я — верую. В Творца. Во Всевышнего, если хотите. Думаю, что как его не назови — все равно и правильно будет. Каждому народу, на мой взгляд, он явился и дал учение такое, какое эти люди понять могут. Только вот не надо утверждать, что правильней намаз пять раз, чем в церковь один раз.... Думаю так же что, молиться, конечно надо, но не молить Бога о чем-то пусть и насущном, уж очень потребительски получается, а славить Творца, и благодарить его за бесценный дар — нашу жизнь, за свободу творить и познавать окружающее. Ну и заповеди, конечно. Вы заметили, что десять заповедей — одинаковы у всех, даже язычников? Просто имеются разночтения. А объяснений — тьма. Мне же кажется, что самая правильная вера и молитва — те, что в душе творятся, и не выставляются напоказ. Нам воздается по делам нашим, а дела — следствие нашей веры. Если мы будем верить действительно искренне и исполнять заветы не ради загробного воздаяния и боязни греха, а из моральных принципов — все будет хорошо и правильно. Вот, старообрядцы хорошо говорили — Бога в душе, а не на доске иметь надо. Где-то я с ними согласен. Что бы каждый мог пообщаться с Творцом наедине — давайте отведем это место, поставим простой крест, как символ Творца, и каждый у кого есть потребность — может прийти сюда, пообщаться наедине или со всеми вместе, думаю, что Бог Вас услышит. А на досках можно вырезать и поставить под крестом десять заповедей, те, с которыми согласны все —
1.Я Господь, Бог твой; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.
2.Не делай себе кумира, — не поклоняйся богам ложным
3.Не произноси имени Господа Бога твоего, напрасно;
4. Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; а день седьмый — суббота Господу Богу
5.Почитай отца твоего и мать твою
6.Не убивай.
7.Не прелюбодействуй.
8.Не кради.
9.Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.
10.Не желай ... ничего, что у ближнего твоего.
Крест, вырезанный из дуба, пропитанный смолами и скипидаром, стоял посередине площадки через три дня. Что бы отмечать переходы в природе от сезона к сезону, постановили пышно праздновать дни весеннего и зимнего равноденствия, солнцестояния. Весеннее равноденствие назначили еще и днем, посвященным пробуждению Матери — Природы, женским днем, короче говоря. Попробуй, отбери у девчат 8 марта! В следующем году девушки в день весеннего равноденствия 20 марта несказанно удивили нас — утром, на рассвете, Эльвира подняла весь лагерь без исключения, и погнала на Крестовую гору — такое название получила возвышенность у нас. Под управлением Елки, девчата исполнила а-капелла "Аве Мария" Шуберта, и только Роман тихонько сопровождал по собственному почину на пределе слышимости мотив голосом скрипки. Впечатление, создающееся женскими сильными голосами, несущимися навстречу поднимающемуся из-за кромки леса солнцу, необыкновенные. Так и пошло постепенно накапливаться наше самобытные духовные традиции. Назвать это религией я бы не отважился. Мысль была — дать возможность каждому выразить свою душу в молитве, если она необходима, и воспитывать в людях не попрошаек, пусть даже у богов, а сильных цельных и целеустремленных личностей, нацеленных на труд и познание. Результат это дало для меня несколько даже неожиданный — ритуалы на крестовой горе легко заняли в душах новичков места традиционных религий. Впрочем, люди кроманьонцев вольны были и отдавать дань традиционным верованиям — В то время верили, согласно нашим наблюдениям, в духов природы и животных, отдавали дань умершим, ритуалам на удачную охоту, поклонялись женским духам, духам удачи.... Делали даже изображения этих духов, которые в зависимости от ситуации, могли и наказать, и поощрить, например — смазать жиром губы. Ладкина "Венера", продемонстрированная Лене Матниязовой при первой встрече, поместилась в женском доме на почетное место у очага, как принесшая племени удачу, сытость и уверенность в завтрашнем дне, одевалась в красивые одежды, шитые тонкой нитью, и по воскресеньям в обязательном порядке вместе с женщинами посещала баню....
