Дом на берегу океана

Теперь "Мечта" шла вдоль восточного побережья Хендерсона, но не параллельно ему, а постепенно отклоняясь в открытый океан, иначе пришлось бы держать слишком круто к ветру. А так мы шли примерно шестидесятиградусным бейдевиндом, развивая скорость порядка тринадцати километров в час. Этот курс "Мечта" держала чуть больше часа, уйдя в океан километра на три от северного мыса, после чего сделала заключительный поворот и на всех парусах понеслась к пляжу. Испытания были закончены, и пока я не имел к кораблю никаких претензий. Теперь мне можно будет более основательно заняться самолетом, потому как перед дальним плаванием хотелось все-таки посмотреть, как он поднимется в воздух. А то, глядишь, и успеть слетать самому.

Действительно, когда к сборке самолета подключилась и моя пара рук, процесс пошел значительно быстрее, и в середине июля наша "Шаврушка" была по частям вытащена из ангаров и собрана на краю аэродрома. Пару часов мы с дядей Мишей проверяли ее на месте, и, наконец, пришли к выводу, что можно начинать пробежки.

Майор еще раз обошел амфибию, сказал себе "ну, с богом, Михаил Владимирович", после чего залез в кабину и запустил движки — в отличие от прототипа, они были снабжены электростартерами. Дал им прогреться, потом прибавил оборотов.

Самолет резво тронулся с места и побежал по полосе со скоростью километров пятьдесят, слегка раскачиваясь и периодически отрывая от земли хвостовое колесико. Таким макаром дядя Миша докатился до середины полосы, где в будущем предполагалось начать строить еще одну, перпендикулярную первой, а пока там была просто площадка, достаточная для разворота нашей амфибии. Вскоре самолетик прикатился обратно, майор заглушил движки, и мы с ним отправились к его дому, где нас уже ждал накрытый обед. Ну, а после него — небольшой отдых, еще одна проверка самолета, и можно пытаться взлетать.

На втором этапе испытаний дядя Миша сразу после прогрева двинул секторы газа до упора. Движки взревели, и "Шаврушка" рванула вперед. Я не очень преувеличиваю, именно так оно и выглядело. Точно замерить мощность движков, получившуюся после моей форсировки, у нас было нечем, но статическая тяга у одного мотора составила сто пятнадцать кило, а у второго — сто восемнадцать. Сама же амфибия весила полтонны, а с бензином и дядей Мишей в кабине — порядка шестисот килограммов. То есть тяговооруженность получилась очень неплохая.

Пробежав метров пятьдесят, самолетик поднял хвост. Еще семьдесят — и его колеса оторвались от полосы. На высоте метра четыре майор немного прибрал газы, это было слышно по изменившемуся звуку движков, и амфибия прекратила набор высоты. Так она и полетела, слегка покачивая крыльями и то опускаясь, то поднимаясь на метр-другой. Это дядя Миша пытался составить самые первые впечатления об управляемости нашего детища.

Пролетев примерно километр, машина снизилась и села неподалеку от конца полосы, где была сделана площадка для разворота. Самолетик повернулся боком ко мне и скрылся за кустами, но вскоре снова появился, уже моторами в мою сторону.

С полутора километров было не слышно, как они работали, но зато хорошо видно подробности взлета. Сейчас дядя Миша не стал четко разделять его по операциям, как в предыдущий раз. Вот заднее колесико оторвалось от земли, но фюзеляж еще не успел принять горизонтальное положение, как хвост пошел вниз, и самолет начал набирать высоту. В этот раз майор поднялся метров на пятнадцать, покачал крыльями, потом сделал что-то вроде змейки, улетая в стороны метров на пятьдесят. Затем, когда я уже начинал беспокоиться — не пора ли садиться — "Шаврушка" опустила нос, над самой полосой выровнялась, плавно опустила хвост и села на три точки. Пробег закончился метрах в десяти передо мной, майор выключил движки и не очень ловко выбрался из кабины.

— Отличная вышла машинка, — поделился он впечатлениями, а потом добавил:

— Так что зря я мандражил перед полетом. А то ведь думал — мало того что летать толком не научился в свое время, так и было это лет тридцать назад! Но, оказывается, ничего я не забыл, а "Шаврушка" просто замечательно ведет себя в воздухе.

— Так вы же говорили, что умеете летать!

— А разве нет? Четыре часа налета на Ан-2, пять взлетов, полторы посадки. Правда, для летчика-испытателя это маловато, но ничего — видишь же, обошлось.

— Полторы посадки — это как? — поинтересовался я.

— Да очень просто. Я сходу заделал "козла", а дальше пилот успел перехватить управление и не дал кукурузнику скапотировать. Ох, и матерился он, когда мы шасси чинили! Пришлось пожертвовать человеку литр целебной вьетнамской водки, но зато следующая посадка получилась более или менее прилично. Так вот, скажу я тебе, нашим аэропланчиком управлять проще, чем "Аном".

Потом мы попили чаю с вареньем, и дядя Миша слетал еще раз, теперь поднявшись метров на двести и сделав два нормальных круга над островом. Правда, посадка получилась не столь безукоризненной, как до того, и амфибия, коснувшись полосы, еще пару раз подпрыгнула примерно на метр, а только потом покатилась по земле.

Мы договорились, что еще неделю дядя Миша летает один, шлифует свои пилотажные навыки, и только потом начинает учить меня. Причем я как в воду глядел — мне было предложено за это время сделать еще как минимум двадцать пять, а получится — так и пятьдесят гранат. Мол, предыдущая партия уже почти совсем кончилась.

Через пару недель у меня сложилось впечатление, что дядя Миша на себя наговаривал. Ведь если он действительно почти не умел летать, то вся его квалификация являлась плодом недельных тренировок, причем в одиночку. Я же летал с инструктором, то есть за ту же неделю вроде бы должен был достичь примерно тех результатов, какие демонстрировал майор при первых полетах со мной. Однако хрен, хоть сколько-нибудь прилично сесть у меня до сих пор не получалось. Один раз нам даже пришлось слегка подремонтировать шасси, несмотря на то, что по сравнению с оригиналом этот узел был сделан существенно прочнее. А уж сесть так, чтобы закончить пробег у черты, нарисованной поперек взлетно-посадочной полосы неподалеку от ее начала, нечего было и думать. Я промахивался как минимум на пятьдесят метров, причем до самого конца не мог сообразить, с перелетом снижаюсь или недолетом. Но, с другой стороны, ничего особенно страшного в этом не было. Пробег "Шаврушки" составлял метров сто, если не пользоваться тормозами. Значит, двухсотметровой площадки хватит даже такому пилоту, как я.

Старт экспедиции был назначен на конец октября, с этого времени и до начала марта штормы на двадцатых широтах южного полушария случаются довольно редко, да и ветры летом по идее должны быть более благоприятными. У нас почти все было готово, оставалось немного — установить радиомаяк на Питкэрне и приготовить мачту, чтобы по дороге снабдить таким же устройством атолл Оэно.

Два маяка мне понадобились потому, что я реально оценивал свои возможности как штурмана. Если повезет, то у меня получится определить широту и долготу по солнцу с точностью до нескольких градусов. Но в случае пасмурной погоды, а уж тем более шторма не получится определить вообще ничего. А радиомаяк можно слушать когда угодно, хотя, конечно, в шторм точность измерений упадет.

Но по одному маяку можно определить только направление. Чтобы вычислить расстояние, нужен второй. И угол между ними, ясное дело.

Так вот, по отношению к нашему предполагаемому курсу острова Хендерсон и Питкэрн лежали практически на одной прямой, поэтому маяк имело смысл ставить только на одном из них. А вот линия, соединяющая Питкэрн и Оэно, была перпендикулярна курсу экспедиции, что создавало наилучшие условия для измерения наблюдаемогог угла между маяками на них. От одного острова до другого было сто пятьдесят километров, то есть даже пройдя две трети пути до Австралии, я все равно смогу определять расстояние до этих островов.

Питкэрн был выбран из-за того, что на нем имелась гора высотой почти четыреста метров.

На Оэно придется ставить вышку, этот атолл даже более плоский, чем Хендерсон.

Вот я и сплавал на Питкэрн, поставил на горе передатчик и загрузил "Мечту" десятиметровыми брусьями, специально подготовленными на тамошней лесопилке для вышки под маяк на Оэно. Фокус с быстрой переправкой пиломатериалов через двадцать первый век сейчас не проходил, потому как гараж в Москве, где стоял комплект открывающей аппаратуры, имел в длину шесть с половиной метров. Не подходил и тот, что недавно появился на даче, так что "Мечте" перед стартом в дальние страны пришлось маленько поработать лесовозом.

И вот, наконец, ранним утром двадцатого октября "Мечта" под музыку и фейерверк вышла в открытое море. Все свободные члены команды махали руками провожающим, и я в том числе. Но как-то механически, потому что с самого подъема мне не давала покоя неизвестно откуда появившаяся мысль.

Неужели я герой? Если да, то как это меня угораздило? А если нет, то почему спокоен как удав, отплывая на самодельной посудине черт знает куда? Ведь если она начнет тонуть, то явно не в штилевую погоду, и открывать переход будет весьма чревато его самопроизвольным закрытием. А уж в шторм рискнувшего воспользоваться переходом точно ждет судьба кремниевой заготовки, которую я не так давно шинковал на пятидесятимикронные пластинки.

Глава 29

Посмотрев на безлунное ночное небо южного полушария, я зевнул и отправился в свою каюту. Все сопутствующие задания были выполнены, и теперь оставалось только плыть на запад, пока впереди не покажется Австралия. Или любой из промежуточных финишей, если возникнет необходимость дозаправиться, а то и просто отдохнуть на твердой земле.

Покинув Хендерсон, к вечеру мы встали около Оэно, после чего пять дней возились с вышкой, сначала вплавь переправляя брусья к месту строительства, а потом собирая там пирамидальную решетчатую конструкцию высотой двадцать пять метров с пятиметровым штырем антенны наверху. По расчетам вышка должна была выдерживать напор ветра до тридцати метров в секунду, а передатчик питался от солнечной батареи с аккумулятором, то есть теоретически мог непрерывно работать лет пять. Пока прошло четыре дня, и он исправно пищал, ни разу не запнувшись.

От Оэно мы направились к Мангареве, подгадав скорость так, чтобы подойти к архипелагу ночью. С "Мечты" был спущен надувной катамаран "Валдай-6" — два здоровенных баллона по кубометру с небольшим каждый на дюралевом каркасе. Это изделие имело паспортную грузоподъемность семьсот кило, и мы нагрузили его под самый предел. Будущие командиры повстанцев везли ножи, тетивы и наконечники для стрел, десяток уже собранных луков, три десятка гранат, порядка полуцентнера холодного оружия от охотничьих ножей до заточенных кусков арматуры, две небольших надувных лодки, аптечки первой помощи и много чего еще.

Архипелаг, до ближайшего островка которого оставалось примерно с километр, был почти не виден в темноте, но у Фиделя и Че имелось по ночному биноклю на каждого, да и зрение у молодого человека оказалось отличным. У старика, правда, в силу возраста оно было уже так себе.

И вот, значит, "Валдай", движимый двумя веслами, начал удаляться, потихоньку растворяясь в темноте, а через двадцать пять минут со стороны архипелага сериями по две вспышки замигал светодиодный фонарик, что означало — высадка прошла успешно. Я кивнул Тонге, она скомандовала поднимать паруса, и вскоре "Мечта" под слабым северным ветром начала удаляться от Мангаревы. Мне же, в общем, делать было особенно нечего, так что я решил просто отоспаться своей адмиральской каюте.

Это громкое наименование носил закуток вроде купе проводников, только немного поменьше и пониже, с потолком там, где в купе вторая полка. Опять же вместо большого окна там наличествовал круглый иллюминатор диаметром тридцать сантиметров. Но все-таки это было единственное на "Мечте" помещение для одного человека. Кроме него, на катамаране имелся матросско-капитанский кубрик и кают-компания, совмещенная с рубкой управления.

В дальний путь на борту "Мечты" отправились семь человек. Капитаном, понятное дело, была Тонга. Зато на должности старпома пребывал Поль, который убедил-таки нас с дядей Мишей, что, несмотря на покалеченную ногу и общую субтильность сложения, польза от него будет. Он, хоть и не мог принимать участия в возне с парусами, неплохо знал устройство дизелей и мог как-то стоять, то есть сидеть за штурвалом. И, главное, вполне прилично стрелял из двадцатисемимиллиметровой пушки моего производства.

Еще в команде было два матроса — Влас и Марик. Последнего я взял за его физическую силу — после того, как год назад ему были подарены пудовые и двухпудовые гири, парень сильно накачал мускулатуру, хоть и до того не отличался хилостью. Ну, а что с сообразительностью у него было так себе — не страшно, умных на "Мечте" и без него было достаточно.

Наконец, в качестве морской пехоты на борту присутствовали Ханя с Тимом. Впрочем, перед экспедицией они прошли краткий курс обращения с парусами и теперь при необходимости могли подменить Власа.

И, наконец, я, руководитель экспедиции и адмирал.

Мы шли под одними парусами и на четвертый день пути оказались у острова Рапа-Ити, который был раза в два побольше Питкэрна и весь утыкан горами в те же самые два раза повыше. То, что он обитаем, стало видно примерно с километра, но на нас никто не обращал особого внимания. Я внимательно осмотрел островок в бинокль. Признаков явного неблагополучия не видно, значит, проходим мимо. Мы же не исследовательская экспедиция, так что надо плыть к цели, пока погода благоприятствует. А соскучиться по твердой земле еще никто не успел.

Проводив взглядом удаляющиеся вершины двух самых высоких гор острова, я вздохнул. Теперь, если продолжать идти прежним курсом, впереди у нас четыре тысячи километров океана без единого клочка суши на нем.

Тихий океан оправдывал свое название еще две недели. Все это время дул слабый северный ветер, и "Мечта" потихоньку ползла на запад, немного смещаясь к югу, каждый час оставляя за кормой от восьми до десяти километров. Потом ветер начал свежеть, что было хорошо, и менять направление на восточное — а вот это уже не очень. Дело в том, что, вопреки многим поговоркам про попутный ветер, для нашего корабля он вовсе не был самым выгодным. Быстрее всего "Мечта" шла при боковом ветре. Но даже и при попутном скорость увеличилась до двенадцати километров в час.

Потом ветер снова сменился и задул с юга. Я забеспокоился — не тайфун ли это? Мало ли, что в этих широтах они наблюдаются редко, нам и одного хватит. Но барометр устойчиво стоял на семьсот семидесяти миллиметрах и не думал падать, а под свежим ветром с левого борта "Мечта" прибавила еще три-четыре километра скорости. Я уже прикидывал, продолжать ли нам старый курс, при котором мы выходили на Северный остров Новой Зеландии, или сразу чуть довернуть на север, чтобы обойти его, но тут настал штиль. Причем не классический, а какого-то совершено издевательского характера.

Представьте себе — плывете вы по абсолютно спокойному океану на дизелях, и вдруг сбоку начинает дуть ветерок. Разумеется, следует команда "поднять паруса!", но, пока она выполняется, ветер меняется на встречный. Паруса приходится убирать, ветер исчезает, чтобы через часок-другой задуть снова, теперь уже с кормы. И так три дня подряд!