4 Жребий Судьбы

В сумерках машина быстро катила по дороге, минуя сгоревшие развалины ферм, придорожных кафе и других строений. На второй час пути после моста пришлось заглянуть на автозаправку.

— Топливо есть? — крикнул, не покидая машины, оранг. В его визгливом голосе отчётливо слышались начальственные нотки, которые он приобрёл вместе с фуражкой. В подтверждение полномочий он принялся оглушать тихую заправку воплями клаксона.

Откуда-то из-за полуразрушенного помещения выбрался оранг с винтовкой.

— А чо надо? — спросил он, не выпуская из зубов сигару.

— Сейчас в брюхо очередь получишь, — рявкнул пленник, вскидывая пустой Калач. — тогда будешь вопросы задавать!

— А чо за шишка такая явилась? — развязано вихляясь, приблизился работник заправки. — Я спал, какое право имеете?!

Увидев генеральскую кокарду, он испуганно вытаращил глаза и начал извиваться:

— Сейчас, мой генерал, пришлю прислугу.

Он свистнул, и из развалин выползли двое тощих людей, они торопливо подтащили топливный шланг и засунули пистолет в бак джипа. Потом затарахтел переносной генератор, и в бак потек бензин.

— Простите, генерал. — подобострастно кланялся начальник заправки. — Надо бы расписаться в ведомости за расход топлива. Бензин-то на исходе.

— Иди сюда. — величаво разрешил "генерал", не обращая внимания на упирающийся ему в бедро ствол автомата. Едва заправщик подошёл, почтительно склонившись, "генерал" любезно пнул его в морду подошвой сапога и высокомерно добавил: — Для отчёта.

Оказалось, что этого достаточно, и заправщик с довольным видом отошёл.

— Да. — подтвердил потом Мик Эскабара. — Такие вот они суки — своих гнобят, согласно рангов.

— Конечно! — подтвердил оранг. — На мне фуражка, значит, я и генерал.

Кажется, говорил он всё это совершенно серьёзно и, похоже, сам верил в то, что фуражка сделала его настоящим генералом.

* * *

Годского леса не было. На месте обширных дубовых массивов теперь зияло голое пространство. Кое-где виднелись чёрные участки выжженной земли, но большей частью о том, что вдоль течения притока совсем недавно стоял лес, подтверждали большие пни — всё, что осталось от реликтовой дубравы Годской равнины.

— Что же это такое? — растерянно озирался Рип. — Ведь я же всего два месяца назад был здесь.

Все остальные тоже пребывали в изумлении. Но, о следах активной деятельности орангов красноречиво свидетельствал целый парк бульдозеров, экскаваторов и тягачей на гусеничном ходу. Также громоздились этажами ярко-жёлтые бочки с горючими веществами. Вместо грунтовой дороги за голый холм уводила разбитая и глубоко просаженая колея, залитая густой жижей из солярки. С другой стороны пробивала себе путь среди хаотично сгрудившихся стволов широкая река — всё её русло на обозримом пространстве было забито спиленными деревьями. Противоположный берег был ниже и потому скрылся под наносами грязи и разлившейся водой.

Пленник утверждал, что далее расположена ставка командования данным регионом. Здесь работал бывший генерал.

— Что же он здесь делал? — спросил Карсон.

— Руководил работой консервного завода. — охотно сообщил оранг.

Дурное предчувствие овладело всеми. Женщин и детей оставили в трейлере под охраной четырёх мужчин, а самые дееспособные бойцы отправились посмотреть, что делается за холмом. Оттуда пёрло подозрительным запахом, от которого першило в горле и слезились глаза.

Завода как такового не было — всё делалось под открытым небом. "Рабочие" ютились в фанерных коробках, из которых выгружали тару — одна смена отдыхала, вторая вкалывала. Это были измождённые мужчины. Одни занимались рубкой и разделкой мяса, другие разводили костры, над которыми в больших котлах варилось мясо. Тут же часть рабочих работала у громоздкого стерилизующего агрегата, куда шли большие десятилитровые металлические банки. Огромный автоклав пыхтел, выпуская в воздух большие клубы пара и дыма. Полуголые рабочие выгружали ёмкости, на которую тут же наклеивали этикетки: тушёнка "Армейская". Далее за частоколом из берцовых костей кипела работа фасовочного и погрузочного цеха — большие фуры отъезжали от завода по разбитой дороге и увозили готовую продукцию. Еще дальше рабочие распиливали деревья и делали дрова, целые штабеля которых громоздились неподалёку — это топливо для котлов.

— А вон там сырьевая база. — сообщил оранг, указывая куда-то за холм.

Все подняли головы и увидали, что на вершине холма, окружённая витками колючей проволоки, стоит наблюдательная вышка, на которой сыто дремлет часовой в каске при станковом пулемёте.

Все поспешно попятились под прикрытие холма, пока не видит часовой. Смотреть на сырьевую базу было ни к чему — и так ясно, что она из себя представляет.

— Так это и есть твой штаб по руководству регионом? — зловеще спросил оранга Эскабара.

— Ну да! — подтвердил тот. — Это самое крупное промышленное предприятие области.

Все отправились обратно.

— Ну что? — спросил Лёна Рип, когда они немного поотстали от остальных. — Смотреть будешь, или что-то предпримешь?

— Что я могу сделать? — ответил сквозь зубы Лён, которого тошнило от увиденного, а ещё больше — от мысли о том, чего он ещё не видел. Например, забойный цех.

— Зачем же ты сюда явился?! — требовательно спросил Рип.

— Ты ещё меня упрекни! — разозлился Лён.

— Конечно! — язвительно ответил тот. — Вы, дивоярцы, сами решаете, когда вмешаться в дело, а когда оставить всё, как есть!

— Заглохни. — отрезал Лён. — Я здесь совсем за другим делом.

Он думал о том, как ему теперь судить Вадима за то, что тот делал на генеральской дачке, когда тут такой кошмар стал порядком вещей — производственным циклом! Во что превратили оранги людей, что те совершенно безропотно забивают своих же!

Они вернулись к своему джипу и двинули прочь от "консервного завода", так и не сказав прочим о том, что видели. Вадим, который оставался в охране, тоже ничего не узнал.

— Теперь куда? — спросил он, видя, что вернувшиеся мрачно молчат.

— А вот поехали к нашему учёному собрату! — озлобленно ответил Эскабара, пихнув оранга в бок кулаком. — Посмотрим, что за разумные виды выводит наш яйцеголовый в своей лаборатории в Спейсбурге!

— Что там случилось? — спросила Леночка, когда Лён отправился в трейлер, чтобы немного поспать.

— Лес вырублен, теперь на его месте концлагерь. — ответил Лён, не желая говорить всю правду.

Леночка побледнела так, что даже губы стали белыми.

— Прости меня. — тут же раскаялся Лён, когда вспомнил, что она уже видела концлагерь.

Он обнял её за плечи, и они замолчали, глядя в никуда и покачиваясь от движения машины. На острых коленях Леночки лежал большой и тяжёлый Калач с полной патронной коробкой — девочка не расставалась с оружием, словно оно давало ей ощущение защищённости.

Лён ощущал лёгкий запах шампуня от её волос — это память о приключении на генеральской даче, где им повезло помыться и поспать. Он пришёл в этот кошмарный мир, как гость, и скоро покинет его, оставив Леночке и остальным все ужасы их нынешнего существования. Прав Рип: он действует, как дивоярец — только в собственных интересах. Он ничем тут не поможет, потому что у него нет такой силы. Что он хотел бы сделать в этом мире? Каких сил пожелал бы себе, чтобы изменить ситуацию к лучшему? Что вообще можно сделать с армией говорящих животных, для которых люди — лишь элемент пищевой цепочки, и они расходуют человеческий ресурс с естественным цинизмом существ, не имеющих понятия о гуманизме.

О, если бы он был настоящим магом! Если бы имел в своём арсенале такие средства, которые позволили бы решить проблему! Но, что он может? Уничтожить десяток-другой тварей своим мечом? Поджечь что-нибудь? Больше ни на что его магическая сила не годилась. Так какой же он дивоярец? Дивояр — это сила! Это мощь, это власть! А он лишь мелкий волшебник средних способностей, затерявшийся в Поиске. Он решает лишь свои проблемы, которые не имеют к этому миру никакого отношения. Так что же он делает в этом мире?!

Лён вдруг ощутил, что Леночка слегка отстранилась от него и теперь смотрит ему в лицо. Он повернулся к ней и увидел её глаза совсем близко. Глубокие серо-голубые глаза, окружённые длинными ресницами. Она была привлекательна даже в лишениях. Даже старая куртка не делала её юное лицо некрасивым. Но в глазах Леночки ощущалось нечто странное.

— Я знаю, — прошептали её губы так близко от его губ что он подумал, что ему надо лишь немного приблизиться к ней, чтобы поцеловать. — Я знаю, ты не тот, за кого себя выдаёшь.

Он молча смотрел на неё, не двигаясь и не говоря ни слова, но внутри всё словно оборвалось.

— Ты не наш. — сказала ему девочка, всё так же глядя в его глаза своими расширенными зрачками. — Ты особенный — я это чувствую. И Рип не врал, когда сказал, что ты пришёл к нам из другого мира. Я никогда не верила в волшебников, но теперь знаю, что ты пришёл, чтобы спасти нас. Ты сможешь, Лён. Я знаю, что ты сможешь. Если что-то не придёт извне, мы все погибнем.

Он не отвечал и продолжал смотреть ей в глаза, но отчаяние скрутило его, как судорога. Как вырвалось наружу то, что он скрывал изо всех сил? Лишь от Рипа он не прятался, потому что не имеет смысла прятаться от демона. А тот играл с ним в двусмысленную игру: притворялся другом. Но Рипа он мог отшить, а что скажешь ей, которая от безысходности уверовала в невозможное, в то, чего в этом мире не было: в волшебство. Рациональный технологический мир, в котором не было необходимости в сверхреальном. Мир, в котором всё решало соотношение сил. И вот он пал, как глиняный колосс, а девочка, которая верила в действенность всего того, что прилежно вкладывали ей в голову в школе и дома, ждёт спасения от того, кто не смог спасти даже своих родителей. Они — две сироты, лишившиеся всех родных. Но у Леночки есть в этом мире братья — все те, кто выжил и борется. А что есть у Лёна? Он беднее, чем она.

Нет, это что-то иное. Это просто первая влюблённость — она ищет того, кто более подходит её идеалу. Просто он первый, кто появился рядом с ней в этом мире. Первый, на кого она посмотрела, как на героя — разве не завалил он тех четверых орангов на генеральской дачке? Пусть Карсон и Эскабара большие герои, чем он, но выбрала-то она его! Но вот пройдёт день-другой, и её герой испарится из этого мира. Он пришёл сюда решать свою задачу.

Лён едва вздрогнул, ощутив, как губы девушки легко коснулись его щеки. Он не мог обмануть этой робкой ласки, и нежно обнял её за плечи, привлекая голову Леночки себе на плечо. Не разрушить волшебство этого момента, этого наивного доверия — всё, что он может. Остальное решит жизнь.

* * *

Аэродром был огромен и пустынен. Самолёты стояли на взлётных полосах, но в целом обстановка напоминала сцену из фильма "Лангольеры" — молчание и неподвижность.

— И что же делать? — прервал молчание Карсон. — Я не умею управлять самолётом. Ты, Мик, умеешь?

— Да, я умею. — ответил тот, внимательно обозревая авиационный парк. — Но только не пассажирские авиалайнеры, а самолёты среднего класса — вроде того, который я вижу сейчас у дальней стены. И, кажется, стёкла целы. Но нам придётся ограничить количество пассажиров до десятка человек.

— Так оно и будет. — подтвердил Карсон. — Здесь мы разделяемся. Я отправляюсь с женщинами и детьми в убежище в горах, а ты, Мик, бери самых боевых и отправляйся на Запад.

— Скажи, Мик, чего ради вы решили предпринять этот перелёт? — спросил Лён у Эскабары. — Неужели, только затем, чтобы посмотреть, где вывели этих рыжих тварей?

— Не знаю. — ответил тот. — Нам просто больше нечего делать. Отправиться в горы, чтобы скрываться от орангов и ждать, когда те начнут отлавливать последние запасы ходячей жрачки? Вон Карсон верит, что мы делаем благое дело, собирая беженцев в бескормном месте. Но, что он будет делать с ними, когда придёт зима? Когда начнутся эпидемии? Сельское хозяйство разрушено, производство прекращено, не работают электростанции. Кончатся последние запасы горючего, прикончат за год-другой все пищевые припасы. Дальше что? А это хоть какое-то занятие. Да, я не вижу возможности дальнейшего выживания. Но, я хочу разрушить из мира орангов как можно больше прежде, чем умру. А эта лаборатория, мне кажется, есть самое большое дерьмо из всего, что случилось с нашим миром за последние сто лет.

Решено было, что Карсон уходит с частью группы в горы. В аэропорту имелись машины, достаточно вместительные и с хорошей проходимостью на такой случай. Странно было, что оранги оставили без присмотра такой стратегический объект, как аэропорт, хотя тут везде имелись следы их деятельности. Так были раскромсаны все пищевые автоматы в залах ожидания, и по полу валялись рваные пакеты из-под чипсов и воздушной кукурузы. Полный погром был так же в закусочной, все стены исписаны похабщиной, везде обезьяний помёт. Самолёты тоже пострадали — изрезаны кресла, выбиты окна, разгромлены бортовые бары.

Но, всё же удалось отыскать приличную машину, на которой Карсон собирался довезти до гор женщин и детей с частью мужчин. Им помогли собрать два больших внедорожника, погрузили топливо в канистрах, нагрузили кое-какие припасы, которые ещё сохранились, и попрощались.

— Давай, Эскабара, врежь этой учёной сволочи по мозжечку. — жёстко выразилась немолодая Ванда.

— Удачи, Мик. — кратко сказал Карсон. — Надеюсь ещё услышать о тебе.

За океан отправлялись Эскабара как глава экспедиции, Рип Ванон, Вадим, Джойс, Лён и Леночка, которая с возмущением отказалась последовать в убежище с Карсоном. Джойс только с улыбкой посмотрела на неё и переглянулась с Эскабарой. Седьмым членом экспедиции был не человек — это был оранг в генеральской фуражке.

* * *

— Он был учителем, — с ненавистью сказала Леночка. — и он резал детей, чтобы спасти свою шкуру.

Разговор о Вадиме возник случайно. Они сидели втроём и разговаривали о том, о сём. Рип Ванон, Леночка и Лён. Самые молодые участники экспедиции, они отделились от остальных, занятых делами. Эскабара был занят пилотированием самолёта, Джойс сидела рядом с ним в пилотской кабине — эти двое явно нравились друг другу, а пассажирам делать было нечего и они просто разговаривали, разделившись по интересам. Справа у иллюминатора расположился в кресле оранг и усердно пожирал всякие припасы, найденные в самолёте — сушёные кальмары, чипсы, конфеты, шоколад и запивал их пивом.

Слева у окна сидел Вадим, не говорящий ни слова, и смотрел на на проплывающие внизу облака. Вот о нём и зашла речь.

— Я ненавижу его. — сказала Леночка. — Он убивал детей.

— Мы этого не знаем наверняка. — заметил Лён, недовольный тем, что этот разговор начался при Рипе.

— Не знаю я, — после некоторого молчания произнёс Рип. — что руководит людьми при выборе в такой ситуации. Я бы предпочёл погибнуть, но не замарать руки невинной детской кровью.

— Таких надо расстреливать. — непримиримо сказала девушка.

— Тогда пришлось бы расстреливать слишком многих. — пробормотал Лён, содрогнувшись при воспоминании о том, что обнаружилось на консервном заводе на месте бывшего Годского леса. Возможно, Леночка, хоть и была в концлагере и видела, как оранги сожрали её родных, не знала, какие масштабы приобрело у обезьян пищевое производство. Может, быть, тогда они ещё не догадались придать этому промышленный масштаб, а просто примитивно, как животные, рвали и жрали людей, испытывая естественную животную потребность в пище.