Оставив в проливе между материковым полуостровом Чешме и островом Хиос дозор из полутора десятков не пострадавших галер из эскадры второго бейлербея Алжира, оба командующих ввели подчиненные им корабли в прикрытую орудиями гавань городка Чешме.
* * *
Русские силы разогнав в ходе полуторачасового боя османский флот, до следующего утра остались основными силами на месте оконченного сражения. Отправив в след за убежавшими турками союзные галеры под прикрытием легких фрегатов.
По утру получив донесения от командиров вернувшихся корабельных разведотрядов о сбежавшем враге, командующий русского флота собрал совещания флагманов флота.
-Товарищи командиры — начал совещания комфлотом,— противник разбит и разделившись на две части бежал. Меньшая ушла по проливу к Константинополю, а большая часть прошла вдоль обеих берегов и сейчас сосредоточилась в гавани городка Чешма.
-Как? Чесма? — непроизвольно перебил командующего Ушаков, при этом тут же принес извинения за нарушение субординации.
Хотя Сенявин не сделал никакого замечания своему подчинённому за это нарушения, ибо и сам очень удивился, когда услышал названия городка, в порту которого укрылись остатки разбитого флота османов.
-Вы не ослышались Олег Евгеньевич, именно Чешма, или как нам более привычно— Чесма. Какие будут предложения?
-Да что тут предлагать — первым взял слова Монахов, как самый 'молодой' из присутствующих флагманов. — Бить надо турка, пока он не очухался. Сил у нас много, вот и разделим наши силы. Пара линкоров с четверками тяжелых и легких фрегатов и тройкой галер останутся здесь, на месте боя, покараулят турок. А с остальными пойдем и разнесем османов в Чесме, пока они все в одном месте. А то лови их потом по всему Средиземноморью.
-Я согласен с Владимиром Ильичом. — поддержал своего бывшего старшину Батов. -Действительно, пока муслимы не отошли от 'драки' и прячутся от нас в одном месте, 'зализывая раны' и ремонтируя повреждения на своих кораблях, нужно топить их. Повторим Чесму.
-Выступаю за немедленную атаку части вражеского флота в Чесме и его уничтожения. Можно не мудрствуя повторить план предков. А в Чанаккале оставим отряд, в том количестве, что предлагал Владимир Ильич. Этих сил хватить для полной блокады пролива. Нам пока временно не стоит соваться в турецкие внутренние воды, имея за спиной достаточно сильный флот вражеских галер, могущих вполне легко перехватить пути снабжения флота и высаживаемых войск. Будут захватывать зафрактованные воинские транспорты с припасами. Это совсем не то же, что вступить в бой с нашими фрегатом или не приведи Аллах, с линкором. — высказал свое мнение Ушаков.
-Что же значит так. Владимир Данилович — обратился Сенявин к Батову. Ты останешься на месте с эскадрой блокирования и будешь перекрывать пролив, чтобы ни одна рыбешка без твоего ведома и разрешения не прошла мимо твоих кораблей.
— Владимир Ильич — перенес своё внимания комфлота на Монахова,— возьмёшь под командование арьергард. Ты Олег Евгеньевич — оборотился адмирал к Ушакову,— командуешь авангардом и смотри не зарывался. А теперь быстренько набросаем план боя, согласуем его пункты в движении. Нужно выделить суда под брандеры, найти начинку для них, подобрать команды брандеров, обеспечит их эвакуацию с горящего судна, расписать какой корабль какую турецкую батарею 'ровняет с землей', все рассчитать. В общем работы куча. Приступаем. Разъезжаемся по своим кораблям и через пару часов выдвигаемся согласно задумке, связь поддерживаем на ходу по радио.
* * *
Прибывшие под вечер 17 мая к Чешменской бухте русские корабли сосредоточились в водах Хиосского пролива и через полтора часа, приступили к повторению, как считали флагманы атаковавшего флота, Чесменского сражения.
Под прикрытием огня орудий линкоров, одна часть которых начала 'ровнять с землей' артиллерийские батарее турок расположенные на обеих берегах входа в бухту, а вторая открыла огонь по стоящим в гавани Чешмы османским судам, в атаку пошли кое-как подлатанные трофеи последнего боя в количестве полудюжины различных галер, в основном мелкие калите и две средние кадирги — 'каторги'.
* * *
Гардемарин Поморцев-второй, как и его отец Поморцев-первый, ещё из первого морского набора 'уральских' бояр, уже три года как командующий линкором 'Трувор', выбрал стезю морского офицера. В прошедшем году окончивший артиллерийский курса морского отделения Уральского кадетского корпуса. И вот теперь, в свои 18 лет, стоял на корме небольшой трофейной калите, и помогая матросу-рулевому держать руль, периодически оборачивался назад. За кормой галеры, на канате, болтался на волне небольшой ялик, мест на шесть-семь, и виднелась быстро удаляющаяся от неё шлюпка с гребцами его судна, которые помогли разогнать калите, поставили на курс ведущий во вражеский порт и сейчас выполнив свою часть боевой работы, как можно быстрее уходили от обреченного судна, заодно освобождая место для маневрирования подходящих линкоров русского флота. Слева и справа от его брандера шли такие же обреченные на уничтожения трофеи недавнего сражения в Чанаккале, под управлением добровольцев, которыми командовали такие же как и Поморцев молодые офицеры недавно образованного русского флота. Пятерка матросов-добровольцев управляла парусом, выставляя его под ветер, чтобы набрать наибольшую скорость, перед входом в гавань Чешмы.
'Так ещё минут двадцать и надо ложиться на боевой курс, жёстко закреплять руль с парусом, поджечь в трюме запальные шнуры, набросить тросик от подрывного пистолета на крышку люка в трюм, и покинуть борт брандера. Перебраться на ялик, на котором и 'уносить ноги' от этого будущего огненного ада' — уже который раз, повторял в уме гардемарин, мысленно прогоняя раз за разом свои действия в этой операции. 'Все, время, пора поджигать, минировать и покидать брандер' — с этими мыслями молодой гардемарин приступил к выполнению неоднократно им мысленно отрепетированных действий. И минут через пятнадцать от брандера, бывшего под командой Поморцева-второго, отвалил небольшой ялику, команда которого изо всех сил налегала на весла, стремясь как можно быстрее отойти от обреченной калите и добраться до бортов собственных кораблей. Точно такие же ялики, с таким же упорством и скоростью уходили от других брандеров, а те, неровной шеренгой, подгоняемые морским бризом неотвратимо шли к теснившимся в акватории Чесменского порта судам, остатков османского флота.
Наконец брандеры, за исключением одной калите, перехваченной отчаянной командой какой-то портовой 'лоханки' и взорвавшейся вместе с этими 'сорвиголовами', уткнулись в крайние галеры, и через некоторое время, с различными интервалами, начали взрываться, разбрасывая в стороны, в том числе и на стоящие рядом османские суда горящее содержимое своих грузов. От таких 'подарков' галеры немного 'подумав' и по тлев палубным настилом и бортами, вспыхивали. Присоединив языки пламени с низа, к огненным клубкам полыхающих на не убранных мачтах, на месте свернутых парусов, которые начали потихоньку ронять куски горящей парусины и канатов на палубу, добавляя к уже имеющимся очагам пожара новые, постепенно объединяющиеся в огромный, на всё судно костер. Подгоняемое морским бризом пламя перекидывалось с гибнущей 'посудины' на её товарку, ещё не охваченную огнём. Особенно быстро превращались в плавучие костры парусники, паруса и такелаж которых вспыхивал от малейшего залетевшего пылающего кусочка с гибнущих галер.
Команды турецких судов, сначала пытались как-то бороться с пришедшей бедой, и иногда даже вполне успешно, умудрялись сбрасывать, затаптывать, заливать попадающие на их суда горящие обломки брандеров или других османских 'посудин'. Но это продолжалось только до того момента когда начали взрываться запасы пороха на галерах осман, экипажам которых не повезло и на их корабли упало пламя 'греческого огня'. После чего матросы быстренько по смывались со своих судов, даже с тех которые пока не горели. А оставленное без противодействия пламя, раздуваемое все усиливающимся вечерним бризом буквально перелетало с судна на судно, и своими 'языками' и горящими обломками погибших кораблей.
Всю ночь экипажи русских кораблей любовались огромным заревом и вырывающимися из него вверх 'языками' пламени, стоявшим над портом Чесма. Пожар, раздуваемый притоком свежего воздуха со стороны пролива, через 'горловину' входа в бухту, из-за чего бриз в этом месте усилился настолько, что русским пришлось отводить свои корабли, стоящие близко от входа в гавань, с помощью шлюпок и баркасов, иначе фрегаты и даже линкор начало сносить в сторону портового 'костра'.
Под утро береговой бриз донес до русского флота сильный запах дыма и гари, а утренняя заря, даже несмотря на то, что наблюдателей с кораблей Русского царства слепило солнце, позволила рассмотреть удручающую картину длящейся всю ночь катастрофы. За ночь огненный 'шторм' полностью уничтожил все стоящие по всей бухте Чесмы вражеские суда, сгорели все строения в порту и почти половину зданий городка. С мачт кораблей руссов, в подзорные трубы и бинокли открывалась акватория гавани с плавающими по водной поверхности остатками османских судов, остовы некоторых ещё дымились. Весь порт и припортовый район 'украшали' активно дымящиеся развалины, а дальше от берега ещё что-то горело.
Итог прошедшего сражения по большому счету полностью повторил результат предков 'витязей' в ещё не наступившем в этой реальности XVIII веке. Укрывшаяся в Чесменской бухте и порту часть османского флота и примкнувшие к ним иные суда турок были полностью уничтожены огнем. Пламя 'слизнуло' порт Чесма и выгорело более половины самого городка.
Высадка десанта стала возможна только на утро следующего дня. Но операция ни чего, в плане добычи или разгрома вражеского войска не дала. Все матросы и сухопутные вояки османов бежали от разразившегося огненного ада и не спешили возвращаться назад. С ими ушло и большая часть населения. Оставшиеся жители бродили между пепелищ и пытались отыскать что-либо ценное, которое пощадил огонь. Так что с них и взять было нечего. В результате уже к вечеру морпехи вернулись на корабли, и с утра русский флот ушел от места сражения.
* * *
Русский флот объединился только 21 мая 1577 года в водах Чанаккале (Дарданеллы), куда эскадра ходившая под Чесму, не торопясь и прибыло в середине дня. И уже на следующее утро весь флот не спеша вошел в пролив, начав методично уничтожать вражеские укрепления. Первыми под 'раздачу' попали стоящие прямо на входе в пролив со стороны Эгейского моря две крепости. Кумкале на анатолийском берегу, и Седдюльбахир на румелийском побережье, расположившаяся на оконечности полуострова Гелиболу, самой западная точка Дарданелл. Затем пришла очередь крепости Чименлик, расположенной у достаточно крупного, по местным меркам, города Чанаккале, на азиатском берегу. Разломали ядрами по камешкам и возвышавшуюся на противоположном европейском берегу, как раз напротив Чанаккале, крепость Килитбахир. Обе твердыни 'запирали', расположенное почти посередине пролива, одно из самых узких его мест. Да если ещё учитывать, что врагу придётся идти по очень неудобному пути, в крутом повороте у мыса Нара, с сильным течением, которое будет сносить его обратно под сильный перекрестный огонь крепостных орудий, то позиции этих крепостей вообще превращаются в непреодолимые почти для любых кораблей. При этом 'убирали' не только военные укрепления, но и жилые дома, торгово-промышленные здания, в общем уничтожая всю инфраструктуру по обеими берегам, 'стирая в пыль' все встречные поселения, не пропуская даже жалкие рыбачьи халупы, в полосе, шириной равной дальности действия корабельной артиллерии, то есть где-то порядка трех километров. Особенно по 'зверствовали' на верфях, не только разрушив их, но и спалив развалины заодно с запасами леса и парусов с прочим такелажем. При этом почти не пострадали острова, на которых большинство населения составляли греки-православные христиане, за исключение расположившихся под 'боком' у Константинополя 'Принцевых островов'. Десант не высаживали почти ни где. Только в крупных городах, таких как Чанаккале, да крепостях, равных по силе расположенных около этого города. Исключение сделали для верфей строящих на полуострове Херсонес Фракийский (Галлипольский) корабли для султанского флота. Верфи были огромнейшие, имеющие большой производственный потенциал. Не так давно в 1571-1572 годах, после разгрома османского флота в битве при Лепанто, эти верфи за пять месяцев по приказу великого визира империи построили султану не менее двух сотен боевых кораблей, полностью возродив его военную мощь. Вот и 'задавила жаба' руководство русского флота уничтожать эту 'огромную курочку несущую золотые яйца'. Для захвата всего района расположения верфей и складов на берег высадили сводную дивизию карибских береговых стрельцов в полном составе. А в бухтах постоянно дежурили пара линкоров с четверкой тяжелых фрегатов и двумя дивизионами легких фрегатов, не считая трофейную 'мелочь'. И если сами верфи с оборудованием и запасами остались на месте, то мастера и рабочие с верфей в своем большинстве поменяли места жительства. Оставив на месте только пятую часть персонала верфей, остальных вместе с семьями, у кого они имелись, загрузили со скарбом в трюмы специально для этого снятых с выполнения иных задач флейтов и под конвоем четверки легкий и пары тяжелых фрегатов отправили в Иванград Русского царства, для использования в дальнейшем по специальности на Балтийском и Черных морях.
Таким не спешным 'шагом', флот за три месяца дошел до самого Константинополя, но соваться в его гавани не стал. Только пострелял из орудий, разрушил постройки, докуда долетали ядра и бомбы. Более основательно досталось девяти островам Кызыладалар (Красные острова), более известных европейцам как 'Принцевы острова'. На островах не оставили ни одного целого сарайчика, а не то что какого-либо более приличного домика. Правда христианские церкви с монастырями практически не пострадали от огня русской корабельной артиллерии.
После 'концерта' отошли к острову Мармара, захватили его, в южных бухтах которого и организовали временные стоянки для флота, периодически высылала легкие фрегаты и галеры к Константинополю и Босфору для наблюдения. А линкоры и тяжелыми фрегатами 'прогуливались' в Дарданеллы и далее в 'средиземку', 'попугать' местных по берегам и водах. Да и проводку транспортов заодно осуществляли эти же корабли линии, конвоируя их от иберийского берега к временным портам в бухточкам на Мармаре. Заодно, 'что бы дважды не вставит и не ходить', провели гидрографическую съемку обоих берегов с островами и дна пролива и моря. В первую очередь обследовав район у мыса Нара на анатолийском побережье, после которого пролив круто поворачивал влево — на юг. Опасность для судов была не только в крутом повороте и сильном течении в этом месте, но также и в длинной отмели, простиравшейся далеко от берега, над которой могли пройти только лодки местных рыбаков. Вот это то место и исследовали в первую очередь, даже выставив временные бакены, видные в светлое время суток, огородив ими границы отмели.
