Курьер, сбивший его с мысли, вместе с тем выбил и излишне романтичный настрой, вернув агенту собранность и способность внятно анализировать обстановку.
"Тайна осталась в клинике этого жирного доктора, как его? Борова? Бормана? А, Мюллера, да, — Спенсер остановился возле рекламы туристических бунгало "О. Семёнович и Ко", и сделал вид, что изучает условия аренды трёхэтажных домиков на тропических островах. — Тех денег, что я оставил этому козлу, вполне хватило бы на долгую и красивую жизнь на протяжении многих лет. Понятное дело, если не играть в сквиш и не делать ставки на кроличьих бегах. А, да и хрен с ним, с этим мешком говна! Тайна забыла всё. Я видел записи. Как она оказалась здесь? Зачем?"
Прикинувшийся ветошью агент внимательно просматривал переход, и делал для себя отметки в памяти. Задумчиво подперев подбородок кулаком, он старательно шевелил губами, изображая потенциального клиента неизвестного ему О. Семёнович и компании.
Когда из ответвления перехода, ведущего к санблоку, появилась она, Спенсеру удалось удержать на лице отсутствующе-нейтральное выражение, хотя сердце в его груди стучало так сильно, словно старалось пробить рёбра и выбраться наружу.
Тёмно-каштановые волосы, уложенные в кажущуюся простой причёску, небольшая диадема из неброской платины и небольших гранатов, лёгкий макияж, подчёркивающий тонкие черты лица и лёгкую раскосость глаз. Несколько тонких браслетов из золота и серебра на руках, маленькая сумочка из бардовой кожи.
Всё это Спенсер увидел сразу, объёмно и чётко, словно стоял не в почти десяти метрах, рядом с женщиной. Которую когда-то любил, как мог и как умел... Сердце, гулко бьющееся до того, замерло, когда рядом с Тайной появился высокий худой мужчина в изысканном дорогом смокинге, смотревшемся на нём, как на вешалке. Холодок пробежал по спине агента, и его бросило в пот.
Мужчина неожиданно изящно взял под руку улыбнувшуюся ему с обожанием Тайну, и они двинулись к выходу в главный зал. Обтянутое смуглой кожей лицо человека в смокинге — с тонкой ниточкой усов над верхней губой и заплетёнными в косичку чёрными волосами — сейчас, как никогда, походило на нагло усмехающуюся морду хищника из семейства псовых.
Кловис Инульгем хитро прищурился в сторону замершего Спенсера, как бы говоря: "видишь ли, друг, я тут просто проходил мимо...". Агент встретился с Кловисом глазами... и сделал вид, что не узнал ни его, ни его спутницы. Только один Создатель знает, каких усилий со стороны Спенсера потребовало это простое действие.
Инульгем с Тайной исчезли в силовом поле дверей главного зала космопорта, и только тогда Спенсер выдохнул. Сердце заходилось в бешеном стуке, кровь пульсировала в висках набатом, а внутренности, казалось, завязались узлом. Агент осознал явленное ему предупреждение, и, развернувшись, поспешил обратно в VIP-зал, к столику, где оставил доктора Гриффина.
"Дьявол... Надо было послушать Льюиса... — мысли неслись в голове, как пули из анахроничного автомата. — Повёлся, как маленький! Чёртов Инульгем всё это время следил за нами. Тайна с ним, и в его власти. Чёрт..."
— Да что ты от меня хочешь, Саймон?! — закричал Льюис на своего друга. — Она тебя не любит, понимаешь? Что я могу сделать с этим?
Гриффин в сердцах стукнул кулаком по столу, от чего стоящие на нём маленькие стаканчики с образцами генетического материала подпрыгнули и зазвенели. Его лучший друг, Саймон Кост, хмуро смотрел на Льюиса, разгорячённого ссорой.
— Смею напомнить, что это не ты, а я с ней познакомился. И почему, почему она предпочла тебя? Что ты можешь ей дать? Тоже мне, подающий надежды учёный-биолог, хирург-недоучка, каждый день потрошащий чужую память на благо Корпорации!
— А что можешь дать ты, агент-хуент? Думаешь, все вокруг должны сраться при твоём появлении? А некоторые даже бабочками?
Льюис был крайне зол. Ещё никогда до этого он не испытывал настолько жгучей злости и ярости к своему другу. Он и Саймон прошли долгий путь от никому неизвестных работников Корпорации до выдающегося специалиста по корректировке и удалению памяти, и одного из самых неуловимых и неуязвимых агентов. И вот теперь между ними встала одна проблема. Одна изящная, хрупкая и миниатюрная проблема со светлыми волосами и карими глазами, которая предпочла агенту его не столь заметного друга.
— Посмотрим, что я могу, — сказал Саймон, громко хлопнув напоследок дверью в кабинет Гриффина. Льюис с досады ударил раскрытой ладонью по краю стола. Несчастные склянки снова звякнули в своих креплениях. Доктор был зол. На самого себя, что не пожелал жертвовать своими чувствами ради амбиций и желаний лучшего друга. На свою избранницу, которая, пусть и случайно, но встала между ними. На Саймона, неожиданно проявившего себя с такой тёмной стороны, чтобы опуститься до угроз.
Но если бы Льюис Джероми знал, к чему приведёт его отказ, он вряд ли бы отказался.
— Как вас зовут?
Голос раздавался отовсюду и ниоткуда сразу. Мягкое свечение комнаты коррекции памяти мешало чётко рассмотреть предметы и сидящего напротив доктора высокого худощавого мужчину в костюме.
— Льюис Джероми Гриффин, — ответил доктор.
— Какую должность вы занимаете?
— Ведущий специалист в проекте коррекции и удаления памяти.
До плановой проверки оставался ещё месяц, и этот неожиданный вызов на прохождение проверки лояльности выбил Гриффина из привычного графика. Он не понимал, что происходит, почему в нём усомнились, и кто мог донести на него. Впрочем, последнее уже не было таким уж загадочным.
— Вы готовы подтвердить свою преданность и профессиональное соответствие занимаемой должности? — спросил мужчина скучающим голосом. Льюис утвердительно кивнул.
— Отлично, — в голосе собеседника прозвучали удовлетворительные нотки. — Тогда приступайте к своим прямым обязанностям. Наблюдатель Кловис Инульгем приступил к работе в 11:00 стандартного времени, — сухо бросил он в пространство записывающей и фиксирующей аппаратуры.
Гриффин пожал плечами и шагнул к креслу корректировки. Высокая анатомическая спинка скрывала сидящего в кресле человека полностью, не было видно даже макушки головы. Мягкий свет сменился приятным и нерезким освещением расслабляющего спектра, в котором привык работать Льюис. Он пробубнил стандартную формулу для каждого, кто оказывался в его кресле. Что-то о расслаблении, бесполезности попыток сопротивления и пожеланиях полностью успокоиться. Затем он запустил первичный анализ данных, взял в руки небольшой полушлем с торчащими из него цветными проводками и прозрачными трубочками и развернул кресло с пациентом лицом к себе.
В нём сидела, безучастно глядя перед собой, миниатюрная блондинка с большими карими глазами...
Гриффина всё ещё тошнило. Вуниш не стал вызывать своего начальства, пытаться уговорить доктора пойти с ними ли как-то задержать его. Он поделился своими мыслями насчёт Корпорации в общем, и насчёт них со Спенсером, в частности. После чего Патрик попросил Льюиса пару раз дать ему в челюсть для достоверности. Доктор был настолько зол на агента, бросившего его ради каких-то там сисько-писек, что исполнил пожелание инквизитора даже чересчур старательно, едва не выбив Патрику зуб. Инквизитор сплюнул кровь из разбитой губы, как-то странно посмотрел на Гриффина, кивнул и удалился прочь, предупредив, что долго поддерживать режим секретности он не сможет.
А Гриффин опустился на перевёрнутый мусорный контейнер, сжал руками голову и попытался не скулить от нахлынувших воспоминаний, пробуждённых этим чёртовым медальоном Патрика...
Глава 33
Агент осторожно раздвинул мясистые листья неизвестного кустарника, и посмотрел в образовавшуюся щель. Крупный муравей-десантник щёлкнул чёрными челюстями прямо перед его глазами, но потом развернулся, и удрал прочь, забавно перебирая лапками по покрытому восковым налётом стволу. На поляне, большую часть которой Спенсер мог сейчас видеть из своего импровизированного укрытия, было спокойно. Листва кустарников и деревьев нижнего яруса джунглевого подлеска была почти неподвижной, только капли влаги, падающие сверху, вызывали подрагивание зелёных и фиолетовых ветвей.
Рядом тихонько засопел Льюис, щелчком отбивший в сторону помесь жука с ежом, обильно украшенного шипами и усиками, и, щекоча дыханием ухо Спенсера, спросил:
— Ну?
Агент осторожно выпрямился, выставив голову над кустами, и осмотрелся более пристально.
— Пойдём, друг, — Спенсер распрямился во весь рост, и двинулся через поляну к мощному стволу бутылочного дерева. — Пигмеев нет.
— Пигмеев-хуеев... — пробурчал Гриффин, отряхивая ботинки веточкой от заползших на них нескольких мелких, но, судя по раскраске, очень ядовитых змеек, приветственно зашипевших на доктора. — Что мы вообще здесь забыли, скажите на милость...
Спенсер выругался, с чваканием наступив во что-то мягкое и дурно пахнущее. Волна поднявшегося запаха вызвала ещё большее возмущение со стороны агента, и сдержанный восторг стоящего в отдалении Льюиса.
— Да ты никак нашёл потерянный нужник всего племени, о великий следопыт! — доктор, посмеиваясь, распаковал и натянул на лицо одноразовый фильтрующий респиратор, позволив скользкой плёнке облепить челюсти, подбородок, и заползти в ноздри.
Агент, обтирая подошвы огромным листом, сорванным рядом с кучей, философски заметил:
— Зато теперь меня не тронут хищники, — и, принюхавшись, добавил: — и не хищники тоже.
Гриффин тяжело вздохнул, и обошёл Спенсера с наветренной стороны.
— Осторож... — начал говорить агент, указывая на натянувшуюся серебристую проволочку, блеснувшую в жирной зелёной листве, но не успел договорить.
Проволочка дрогнула под башмаком доктора, и сплетённая из лиан сеть, спеленав Гриффина по рукам и ногам, рванулась вверх, пробивая листья деревьев. От неожиданности Льюис даже не успел крикнуть, издав лишь задушенный хрип.
Спенсер только и смог, что выдавить из себя потрясённое:
— Твою пигмейскую мать...
После чего, обречённо вздохнув, наступил на такую же проволочку, поблёскивавшую в растительности рядом с кучей навоза. Тугой удар сети, обхватившей его тело, Спенсер удачно скомпенсировал и получил возможность относительно свободно двигать руками. Затихающие колебания двух сетей, болтавшихся рядом под веткой лесного гиганта, напоминавшего секвойю, сопровождались долгим матерным комментарием, которым агент сопровождал каждое движение скрипящих под его весом лиан. Просто так, чтобы отвести душу.
— Да прекрати ты лаять... — прохрипел Льюис, вращаясь в своём зелёно-коричневом коконе. — Уши в трубочку сворачиваются, ни вкуса, ни красоты. Сплошные "мать" и "лять".
— ...трижды в задницу иметый хрен! — выпалил Спенсер, и вдохнул. Потом выдохнул, и осторожно потянулся к кармашкам на поясе.
— Чтоб я ещё раз доверился рекламе этих агентств... — вздохнул Гриффин. — Особенно называющихся "Романов и сыновья". Хуевья, скальпель мне в ухо!
— Экстрим-туры на лоне девственной природы? Джунгли, пустыня, солёные озёра и бескрайние степи? Охота на крупных и не очень хищников? Дикие племена каннибалов? Выживание в невероятно прекрасных местах, — агент заржал, вытянув небольшое лезвие из пояса. — Да, я тоже оценил красоту рекламного слога, особенно в части "ритуального жертвоприношения богине плодородия Мбунгу". Там, кажется, туристов жарят в носороге?
Доктор задумчиво прищурился, и заметил:
— Ты пока сеть не разрезай. Лучше скажи, чья это была гениальная идея — отправиться сюда, в джунгли?
— Моя. А что? — Спенсер хитро улыбнулся, и продолжил пилить лианы. — Ну, признаюсь, мне подсказал Эль. Они с Алирой уже охотились тут.
Гриффин помолчал. Снизу поднимался тяжёлый запах навоза, смешанный с соком сломанных ловушками мясистых листьев. Вопли, крики и жужжание, доносившиеся из зарослей, не добавляли оптимизма. "Как же я не люблю дождевые леса, тропики, насекомых и некоторых людей... — подумал он, облизывая пересохшие губы и прислушиваясь к гулкому стуку крови в висках. — Какого, спрашивается, ляда пёс тоже вляпался в ловушку? Он же видел, куда наступал... Или нет?" Доктор вспомнил, как Спенсер вляпался в кучу, и потряс головой.
Агент, внутренне смеясь, допиливал сопротивлявшуюся лиану. Судя по прочности и хрусту, в ней было много кремнезёма, и даже усиленная силовым полем сталь не могла прорезать больше пары волокон за движение:
— А почему ты считаешь, что мне не стоит пытаться освободиться?
— Потому что за нами уже пришли, — мрачно ответил Гриффин, ядовито заметив: — Извини, не могу показать, кто и где, руки заняты... Да и тыкать в людей пальцами невежливо.
Спенсер завозился в своей сети, но раздавшийся снизу цокот и короткий свист недвусмысленно говорили, что доктора были уже не одни.
— А вот и пигмеи... — радостно заметил агент, пряча нож в пояс. — кажется, нас сегодня съедят!
— Мной отравятся, а тобой подавятся... — Льюис хмыкнул, чувствуя, как вибрирует ловушка.
Бесшумно воткнувшиеся в мышцы тонкие дротики, выпущенные из духовой трубки, положили конец разговорам. Высунувшийся из сплетения ветвей коричнево-чёрный человечек довольно улыбнулся, наблюдая за спуском обмякших тел туристов вниз. Облизнувшись, он почесал спутанную копну своих волос, с вплетёнными дротиками, кусками коры и листьев, и исчез в листве.
— Скажи, бвана Пенс, зачем бежал далеко? Зачем обижал воинов? Ты большой, мы маленький, — вождь, лысый, как колено, похлопал себя по натянувшемуся после трапезы, как барабан, животу, и заклекотал. — Маленький обижать нехорошо, удача нет.
— Пенс-хуенс... — чуть не подавился куском дымящейся носотрехрожины Гриффин, и протянул руку к плошке с вкусным, свежим, хоть и мутноватым, соком гуаявы. — Ну, агент...
Спенсер сверкнул глазами, но спокойно продолжил светскую беседу с Коленом. Непроизносимое имя вождя он воспроизвести даже не пытался, присвоив ему простой идентификатор, и стараясь обращаться безлично.
— О, великий вождь, да не иссякнет вымя твоих коз, и не оскудеет охота! — взгляды серых глаз агента и почти чёрных гляделок пигмея встретились. Спенсер был готов поклясться, что тому смешно. — Шаману, которого я сопровождал, понадобилось поговорить с духами, и я не мог противиться его воле.
Гриффин снова закашлялся.
Вождь уважительно склонил голову.
— Я счастлив, что духи леса приняли твоих, бвана. — он почесал иссиня-чёрную макушку, пришибив несколько мух-вертолётов обратным тягучим движением, и продолжил: — Если бы вас съел нуанге, полковник бы спустил шкуру с задница всё племя. Сидеть больно было бы, да.
Принесли ритуальные трубки, уже подожжённые угольками из особого очага. Смешливые пигмейки, одетые только в браслеты, подали курительную принадлежность вождю, а тот передал её Спенсеру.
Принюхавшись, он различил горькое смердение местных растений и сладковатый аромат лёгкого наркотика. Ещё почему-то несло горелым дерьмом.
