Врага можно победить по-разному. Можно убить его. Если хватит сил... А можно понять замыслы врага — и убить их.
(Сергей Лукьяненко, Ник Перумов 'Не время для драконов')
Утро после наполненной кошмарами ночи Викис встретила с радостью, несмотря на пасмурную погоду и пугающие прогнозы по поводу ближайшего будущего. Своя жизнь уж всяко понятнее, чем чужие сны.
В столовою она спустилась не то чтобы уж совсем в замечательном настроении, но как минимум с убежденностью, что в пессимизм скатываться она покуда не собирается. Говорила же — и не только самой себе, что все будет хорошо. Насчет того, что прямо сразу, не обольщалась.
Внизу ее встретили хозяин дома и Тернис, не столько мрачный, как накануне, сколько задумчиво-отрешенный — после утреннего разговора с эйром Неелисом, надо полагать.
В течение четверти часа, не больше, подтянулись и остальные. Завтракали в молчании, но напряженного ожидания скрывать никто и не пытался. Дождались, пока расторопная прислуга уберет со стола и скроется за дверью и устремили вопросительные взгляды на ирегайского принца.
— Вот что рассказывает эйр Неелис: многие из тех, кого он прежде считал своими сторонниками, нынче переметнулись на сторону королевы-обманщицы. Даже те, кто знал о подмене регалий, но не видел ее собственными глазами. И заявляют, что больше склонны верить собственным видениям, чем чужим утверждениям. Что за видения — не признаются. Но даже тем, кто помалкивает, эйр уже опасается доверять и, как теперь выяснилось, правильно делает.
— Чудовищно, — пробормотала Малена. — Кто или что может так воздействовать на сознание людей?
— Глас короля, — отозвался Малко.
Викис напряглась:
— Что это?
— Артефакт, позволяющий правителю доносить свою волю до народа. Его используют крайне редко — что бы сообщить то, о чем должно знать все население: о рождении наследника, о восшествии на трон нового правителя, о начале войны. О чем говорит король ночью, держа в руке 'глас', о том завтра будут говорить на улицах, — разъяснил Малко.
— Да, эйр Неелис тоже предположил использование 'гласа', но... кто управляет? Мерелита не может, она не носительница королевской крови.
— Твоя сестра, — чуть слышно прошептала Викис.
...Бледная девочка с неизвестным предметом в руке и страшной женщиной за спиной... И ночное видение обрело значение, не перестав быть кошмаром.
— Что?!
— Сестра, — повторила Викис, — вероятно, она не в силах управлять артефактом так, чтобы доносить до людей слова... или это просто ее особенность. Она передает образы. Показывает тебя — каким помнит, почти подростком, — но страшным убийцей. Ей просто внушили, что ты такой, а она внушает людям... Королеву показывает — заплаканную, затравленную... А на самом деле мать стоит у нее за спиной и торжествует.
— Откуда ты... Ветер?
— Ветер, — кивнула Викис.
— А ведь и правда, — подал голос отец Тиллис, — были сны такие. Только я не воспринял всерьез, да и забыл к утру.
— Как я понимаю, она эти 'сны' каждую ночь транслирует, — вздохнула Викис.
— Бедная девочка! — всхлипнула рядом с ней Малена.
Викис и самой хотелось заплакать, но она пока сдерживалась.
— Это и впрямь чудовищно. Неужели ей не жаль собственной дочери? — Тернис был потрясен.
— Ты сам говорил, что она равнодушна к дочерям.
— Говорил. Но... не принимать участия в их судьбе — это одно, а разрушать душу, сводить с ума — совсем другое. Ей же десять всего, детский разум с этим просто не справится! — Тернис выдохнул судорожно. — Надо думать, что мы можем противопоставить артефакту.
— Ходящая с ветром воспрепятствует лжи... — голос Кейры в этот раз прозвучал хрипло — она слегка простыла в пути — и оборвался практически сразу.
Впрочем, все было сказано, и очень доходчиво — по крайней мере, для Викис, которая и сама уже начала подумывать, что без нее тут не обойдется — не зря же ветер допустил, чтобы она увидела, что происходит. Это пугало — как и взгляды, направленные сейчас на нее, — и обнадеживало одновременно. Да, оказывается, она может что-то сделать, принести пользу. Значит, все-таки не зря в команде, и Тернису есть на что надеяться. И в то же время страшно — а справится ли? Много ли она понимает в людях, в их... внутреннем устройстве, чтобы решиться на такое вмешательство? Не сделает ли хуже? Предсказание — предсказанием, а ответственности оно не отменяет. И решение все равно принимать ей.
— Я попробую... — собственные голосовые связки словно сопротивлялись этим словам, и потому получилось совсем тихо.
Но ее услышали.
Тернис сел рядом и, взяв за руку, склонился к самому уху.
— Ты уверена? Я пойму, если ты откажешься, — шепнул.
Он понял, что ее тревожит, и это дало ей силы произнести следующие слова:
— Разве у нас есть другой вариант? — скривила губы. — Я сделаю это. Хотя бы попытаюсь. Только бы хуже от моих попыток не стало... — Викис вздохнула.
— Нет, хуже ты не сделаешь. Если бы ты не могла справиться, Ветер просто не доверил бы тебе это знание. Но если ты боишься, то не спеши. Возможно, родится еще какая-нибудь идея.
— Нет, Тернис, я должна. Иначе мне будет стыдно — не перед тобой, не перед командой... перед той девочкой. Знаешь, это война. И на этой войне она — оружие... и она же — первая жертва. Если я не попытаюсь ее спасти, я потом жить не смогу.
Решение было принято. Страх... никуда не делся. Теперь Викис требовалось побыть одной, чтобы окончательно прийти в согласие с самой собой, настроиться на работу, которая ждала ее ночью. Не трястись и паниковать — 'смогу или не смогу?' — а прикинуть, что она вообще в состоянии сделать, представляя себе возможности ветра.
Девушка осторожно вынула свою ладонь из руки Терниса, чуть кривовато улыбнулась ребятам и вышла. Последовать за ней никто не решился — она оставалась один на один со своей войной.
День она провела в своей комнате — дремала, немножко читала и просто валялась на постели, бездумно пялясь в потолок. На обед идти отказалась, и пожилая служанка принесла ей еду в комнату. Мелькнула мысль поделиться своими тревогами с Керкисом, но потом вдруг показалось, что это тоже будет лишним, понесет за собой потерю концентрации и сил, накопленных за день.
За ужином сказала ребятам, что останется на ночь в саду: она боялась, что в комнате, на мягкой постели, просто заснет — и ничего не получится. Да и с ветром встречаться привычнее было за пределами стен.
— Одна не ходи, — предостерег Тернис.
— Мы выйдем с ней, — почти хором произнесли лесные, — нам тоже... стоит проветриться.
И Викис слегка отстраненно подумала, что трудно им, наверно, приходится после вольных лесов годами жить в городах... да пусть даже и в школе. И что лучше 'оборотней' никто не сможет охранять ее покой этой ночью — они чуткие, поймут, когда требуется помощь, а когда лучше не тревожить.
А после ужина время тянулась невообразимо медленно. В конце концов Викис поддалась собственному лихорадочному нетерпению, накинула куртку и вышла в сад еще в сумерках, не дожидаясь полной темноты.
Стоило ей опуститься на скамейку под кривой яблоней, рядом очутились и лесные.
— Не беспокойся, — улыбнулся Рон, — мы просто будем неподалеку. Мешать не станем.
— Я и не беспокоюсь. Наоборот, рада, что со мной именно вы.
Парни ответили легкими кивками и растворились в тени деревьев, словно их и не было.
Викис призвала ветер, открылась ему полностью, показав свое возмущение грязной ложью, страх перед последствиями, к которым она может привести, боль за маленькую девочку, запертую в комнате без окон наедине с артефактом и своей жадной до власти матерью. Без окон — этого она не видела, просто так ощущала. Место, где нет ветра и даже не хватает воздуха для дыхания.
Ветер утешил, успокоил: мы справимся. Ветер придал сил. А потом выбросил прямо в поток той лжи, что изливалась через 'глас короля' на Ирегайю. Сначала Викис растерялась, хотя до этого весь день продумывала, прокручивала в голове, как и что будет делать, когда окажется на пути этого потока. Вот только никто не предупредил ее, что она не преградит потоку путь, а сама окажется внутри него, и ложь поползет через ее сознание, цепляясь своими мерзкими щупальцами, заражая, отравляя. Кто бы мог предугадать, что она испугается Терниса? Что будет с отвращением взирать на кровь, которой испачканы его руки, неосознанно пятиться и мучительно пытаться справиться с собой, отвергнуть чужое — пугающее и лживое, сохранить свое.
Путь к себе дался не просто — она по крупицам собирала веру — в себя, в Терниса, в друзей, в то, что они делают нужное дело. И только поверив, она смогла вмешаться, изменить информацию в потоке. До ужаса примитивно, с заменой плюса на минус и наоборот, но на большее ее фантазии не хватило. Она просто показывала Терниса, каким сама его знала, вспоминала его слова, его взгляд... картинку вытащила из памяти, как он магов от виверны спасал... и показывала вдовствующую королеву — такую, какой видела ее за спиной дочери — недобрую, торжествующую. И девочку показала, бледную до синевы, с тяжелой женской рукой на хрупком плечике. Но так, что любому было ясно, кто эта девочка, чем занимается и чья рука давит на ребенка, вынуждая делать злое, ненужное, нездоровое.
А потом поток прекратился, и Викис успела сделать несколько глубоких вздохов, прежде чем ее швырнуло прямо в болезненные кошмары маленькой принцессы. Пришлось шагнуть к девочке, встать рядом с ней, чтобы плечом к плечу сражаться с чудовищем, принявшим образ старшего брата. Мало было просто одержать победу — она уйдет, а монстр вернется, если не сегодня, то следующей ночью. Сорвать маску и показать, кто здесь чудовище на самом деле? А будет ли ребенку легче, если врагом окажется мать, а не брат? Не расшатает ли это окончательно детский разум?
Здесь, сейчас Викис была куда взрослее себя настоящей. Она по-прежнему боялась ошибиться, но ужас мечущегося в кошмаре ребенка заставил ее быть сильнее и решительнее. Она сорвала маску — чтобы девочка увидела лицо, лишенное определенных черт, чуть размытое, почти не настоящее.
— Смотри, — шепнула ей Викис, — это не он. Это кто-то притворился им, чтобы напугать тебя и запутать.
Принцесса подняла на нее печальные глаза:
— Это он. Он может быть разным, но это всегда он. Мама так говорила.
— А если мама ошиблась?
— У тебя лицо светится, — сказала вдруг девочка, — ты не врешь.
Викис даже опешила — светящегося лика не было в том облике, который она себе представляла. Ветер играется? Не иначе.
— Но ты тоже можешь ошибаться, — упрямо закончила принцесса.
— Всякий может ошибаться, — улыбнулась ей Викис, — но ты все-таки подумай. Ты ведь помнишь брата? Он таким не был, правда?
Дальше давить на ребенка не было смысла, и Викис просто сменила ей сновидение: вместо запутанных лабиринтов дворцовых коридоров, где за каждым углом могла поджидать опасность, — лес, луг, речка, звенящий хор насекомых, мягкий солнечный свет, ощущение покоя.
Она незримо оставалась с принцессой до утра, опасаясь, что подсознание ребенка в любой момент может вытолкнуть в мирное пространство сна одного из своих монстров. Но нет, обошлось.
А сама Викис очнулась на садовой скамейке, продрогшая от рассветной прохлады, с затекшими от неудобной позы руками и ногами и со слезами на глазах. Тут же рядом материализовались лесные, уловив ее пробуждение. Мирт улыбнулся сочувственно, разглядев ее жалкое состояние, и подхватил на руки, а на пороге дома уже встречал Тернис. Он принял ее, беспомощную, из рук лесного, и она наконец позволила себе расклеиться — уткнулась ему в грудь, всхлипывая и бормоча едва слышно:
— Я теперь понимаю, почему люди боялись повелителей стихии. Я сама себя боюсь теперь. Такое могущество! Никакие бури и ураганы не сравнятся...
Викис проспала до обеда. Спускаться вниз не хотелось. Вообще не хотелось никого видеть, но надо было брать себя в руки.
Входя в столовую, она ждала заинтересованных взглядов, но, похоже, недооценила деликатность своих друзей и хозяев дома. Тернис дождался, пока она, поковырявшись без особого аппетита в жарком, с едва уловимым вздохом отодвинет от себя тарелку, и только после этого накрыл ее руку своей и спросил:
— Ну как?
— Тяжко, — Викис поморщилась, — как я понимаю, мать каждую ночь гонит ее к 'гласу короля', чтобы воздействие не ослабевало, и лишь за пару часов до рассвета отпускает спать. В этот раз я заменила ее образы своими... уж как сумела. Но этого мало. Нужно хотя бы неделю так поработать... Остаток ночи... — голос сорвался на хрип, не справляясь с прорывающимися эмоциями. — Остаток ночи я провела в кошмарах твоей сестры, пытаясь хоть как-то помочь ей. Я... знаешь, я думала: ну вот победим мы, предположим. И что тогда? Казнить преступницу?.. Это же страшно — распоряжаться чужой жизнью и смертью...
— За измену и попытку усадить на престол самозванца полагается смертная казнь.
— И вот теперь, — словно не слыша Терниса, продолжала Викис, — меня пугает совсем другое — что эта страшная женщина проживет лишний день и натворит что-нибудь еще. И попадись она мне на пути прямо сегодня — рука бы не дрогнула убить.
— Ох... — кажется, вздохнули все, находившиеся в комнате.
— Как ее зовут? Сестру твою? Мне кажется, будет проще, если я обращусь к ней по имени, — гнев отхлынул, и это позволило Викис вернуться к тому, что ей казалось самым важным.
— Ринья.
— Ринья... — вдумчиво повторила Викис. — Ринья... А младшую?
— Лииса.
— Ладно... дайте мне неделю, а там послушаем, о чем говорят и думают люди.
За эту неделю она не повзрослела даже, а состарилась на целую вечность. Менять содержание потока было просто выматывающе утомительно, общаться каждую ночь с отравленным собственной матерью ребенком — страшно, хотя какие-то подвижки Викис все-таки замечала.
На вторую ночь Ринья сказала ей:
— Ты лжешь... Я все-таки думаю, что ты лжешь, а лицо свое заставляешь светиться, чтобы я не разглядела ложь в твоих глазах.
Викис растерялась, и короткого промедления оказалось достаточно, чтобы девочка отвернулась и потеряла к ней всякий интерес.
В следующий раз принцессе, похоже, удалось разглядеть ее лицо — возможно, не слишком отчетливо, потому что свечение все-таки оставалось, пусть и не такое яркое. Во всяком случае, Ринья вглядывалась в свою гостью пытливым взором, а потом вздохнула.
— Лучше уж ты, чем он.
— Он — это твой брат?
— Да... он страшный.
— Он совсем не страшный! Я хорошо его знаю.
'Ой ли? — вспыхнула коварная мыслишка. — Так ли уж хорошо? — но Викис отогнала сомнения, потому что ее сил не хватило бы убеждать двоих.
Девочка все же разглядела мелькнувшую в ее глазах тень и отвернулась. Опять.
