Продолжение следует

...

Земля встаёт дыбом под тяжкими ударами снарядов, воющая смерть пикирует с неба. Горит город Сталинград, вернее то, что от него осталось. В жутких развалинах, среди раскромсанных трупов, искорёженного железобетона и битого кирпича отчаянно дерутся немецкие солдаты. Им надо взять этот город, эти развалины, взять любой ценой, чтобы идти дальше, чтобы превращать вот в такие развалины новые и новые города, вплоть до Сибири... Форвертс! Дранг нах остен!

Только "дранг" уже выдыхается. Уже миллионы истинных арийцев обрели своё жизненное пространство на полях Украины, Белоруссии, в Подмосковье и Брянских лесах, в болотах под Ленинградом и на тёплых берегах Черноморья. И хотя большинство вот этих немецких мужиков, уже вполне взрослых (ибо безусая молодёжь в основном уже полегла за фюрера ранее) в душе своей таит липкий страх, сознание надвигающейся катастрофы, они стараются об этом не думать, как обманывает себя раковый больной: "всё будет хорошо"...

Почему же сорвался так по-немецки тщательно продуманный, так блестяще начатый план "Барбаросса"? Просто русский народ не захотел умирать.

Великая Отечественная война в корне отличалась от Отечественной войны 1812 года. Победа Наполеона, в сущности, ничем не грозила русскому народу, наоборот, крепостные мужики получили бы личную свободу. Теперь другое дело. Победа немецких фашистов означала смерть русского народа — физическую смерть для большинства, духовную смерть для тех, кто уцелел бы. Какое-то время на территории бывшего СССР, России, а ныне "тысячелетнего рейха" ещё обретались бы "русскоязычные", обращенные в рабов. Но русский народ исчез бы. Умер как нация. Со времён монгольского нашествия русские не подвергались такой опасности.

"Вставай, страна огромная..."

Так моя Родина, свершая свой великий подвиг, спасая себя, спасла мир от новых Нармеров и Монтесум, вооружённых самолётами и танками. Спасла мир, и тем спасла себя, избегнув ужасной участи превратиться во вторую Империю Зла, в которую она уже превращалась перед войной.

И вот уже бредут по степи в русский плен остатки армии фельдмаршала Паулюса, едва передвигая обмороженные ноги. И звонят на кирхах колокола, отмечая траур. И не спрашивай, по ком звонит колокол — он звонит по тебе. Не веришь? Ну вот тебе повестка... Нах остен!

А маленький человечек с усиками опять вопит. Да, наши потери громадны, но немецкий дух твёрд, как никогда. Тотальная война! Конечно, запасы истинных арийцев не бесконечны, но пока хватает...

И снова, снова ползут вперёд уродливые дикарские механизмы с толстыми железными стенками, увенчанные нелепыми коробками с торчащей трубой. "Дойче зольдатен нихт капитулирен!" Курская битва...

А вот уже эти самые "нихт капитулирен" поджариваются в слегка деформированной взрывом дикарской машине. Это правильно — истинные арийцы должны быть хорошо прожарены...

Что чувствовали они, эти немцы, вглядываясь в смотровые щели, сидя в вонючей громыхающей железной коробке, катящейся навстречу гибели? Сознавали ли, за какое неправое дело отдают свои жизни? Вспоминали ли они в те минуты своих жён и детей? Боялись ли смерти? Да какая разница!

Наверное, они действительно были храбрыми бойцами, вот эти самые немецкие танкисты из дивизии СС "Мёртвая голова". Ну и что? Ведь и те древние крылатые, которых мой язык не поворачивается назвать ангелами, вот так же точно сидели за коваными железными люками в горящей Проклятой башне. И дети у них были, и жёны. И они тоже были храбрыми воинами, без сомнения. Только для чего всё это? Если цель низка, то и храбрость омерзительна, и ум отвратителен, и благородство ничтожно.

А "дранг" уже переходит в массовый "цурюк", неудержимо приближаясь к полному "аллес капуту". И бравые эсэсовцы уже вылавливают по укромным уголкам ещё уцелевших истинных арийцев, сгоняя их в траншеи. И пятнадцатилетний ариец, шмыгая сопливым носом, выглядывает из-за угла, держа на плече трубу "фауст-патрона", в ослеплении своём готовый умереть за любимого фюрера. Умереть, не начав жить.

А владыки разваливающегося людоедского рейха, покупая лишние дни своей поганой жизни ценой многих тысяч чужих жизней, всё ещё парят мозги остаткам арийцев — новое небывалое оружие, плод немецкого гения...

Нет, они не успели, эти немецкие гении, работающие на благо людоедского рейха. Успели другие — те самые, жующие жвачку.

А на экране уже смеются умные, интеллигентные люди. Они все учёные. Цвет науки. И сегодня у них триумф. Это открытие сравнимо разве что с приручением огня. Да нет, пожалуй — оно ни с чем не сравнимо. Вот эти люди овладели энергией атомного ядра...

Они все столпились возле своего детища, которого ласково назвали "Малыш". А вот и "Толстяк", какой симпатяга... Первенцы, как ни крути.

Первые атомные бомбы.

Я выключаю дисплей. Хватит на сегодня. Я уже объелся сырым мясом...

...

— М-м-м... Ещё!

Я глажу её везде, ласкаю жадно и бесстыдно. Моя жена — очень красивая девушка, именно так я её воспринимаю теперь. И только иногда, очень редко, я вижу её прежним, человеческим взглядом — маленькая девочка с крыльями, даже ещё не подросток...

— Ах-ха... Ещё!

Да, Ирочка сразу разобралась в ситуации, едва вернулась домой. Сопротивляемость любого организма имеет предел, и его вполне можно преодолеть. Недаром солдаты на войне обычно страдают, убив первого противника — и даже тошнит многих... Это страдает умирающая душа.

А потом они привыкают. Люди вообще ко многому привыкают слишком легко, это залог выживания особей в том жутком мире, который обычно строят для себя потомки диких обезьян. Только всему есть предел, за которым всё теряет смысл. Выжить любой ценой — а зачем? Да и разве это реальная цель в жизни — выжить? Эта цель недостижима, ибо никому ещё выжить не удалось. Потому как все мы смертны.

Только все эти мысли и мыслишки сейчас улетучились, потому что Ирочка сразу занялась моим лечением. Самым простым и эффективным методом, ибо противовесом ненависти является любовь.

— О-ох... Ещё!

В густеющем тумане приближающегося оргазма Ирочка выглядит светящейся, как и положено ангелу. Вот... вот сейчас... взрыв в голове...

— Упф-ф... Рома... — она гладит меня, умиротворённая и счастливая. И я умиротворён и счастлив. А где взрыв? Нету взрыва...

— Осечка вышла, значит — вдруг голосом деда Иваныча заявляет моя супруга. Я встречаюсь с ней взглядом. В её глазах уже знакомо пляшет смех. Ещё миг — и мы хохочем, как сумасшедшие...

...

Всё тихо в доме. Все спят. Моя жена уткнулась мне в плечо, дышит легко и ровно. Свернулась на своём излюбленном насесте Нечаянная радость, переваривая ужин. И даже безымянный робот-домовой спит, он сейчас в спящем режиме.

И я тоже сплю. Сплю странным, стеклянным сном. Сплю и всё вокруг вижу, будто через тонкий слой текучей воды.

Интенсивный зелёный свет затапливает комнату, и всё кругом становится прозрачным, будто бутылочное стекло. Явились...

"Летающая тарелка", на этот раз классическая двояковыпуклая линза, зависает прямо перед входным проёмом. По опустившемуся пандусу к нам в дом важно шествует зелёный человечек в ярко-синем комбинезоне, явно пониже меня ростом. Наверное, на Земле он был бы ростом с первоклашку...

А за ним громадной глыбой возвышается биоробот Иван. Вежливо улыбается мне, выдвигая из-под верхней губы острые стальные иглы клыков.

"Ты не рад меня видеть?" — лицо "зелёного", лишённое мимических мышц, бесстрастно, но в голосе наметилась издевка.

"Вообще-то я тебя не звал. Тем более этого Ивана. Не время"

"Неважно. Мы приходим туда, куда сочтём нужным, и тогда, когда захотим"

Я вдруг чувствую, что свободен. Нет той свинцовой неподвижности тела, как в прошлый раз. Я встаю, разминаю кисти рук.

"Ну что же. Всякий может войти сюда. Вот выйти удастся не всем"

"Ты так считаешь? Вообще-то своим визитом я оказал тебе великую честь, биоморф. Но к делу. Великий и Мудрый Повелитель Вселенной счёл твоё дальнейшее существование нежелательным. Нам вовсе не нужен Всевидящий, способный помешать нашим планам. Иван, займись!"

Биоробот шагает ко мне, широко ухмыляясь, протягивает лапу. Я перехватываю её, заученным ещё на Земле приёмом собираясь кинуть Ивана через плечо. Куда там! С таким же успехом подобным образом можно пытаться свалить чугунный памятник, приваренный к пьедесталу.

"Ну вот и всё, биоморф"

Взрыв в голове! Я вдруг чувствую в себе силу. Иван с грохотом рушится на пол, так, что едва не проламывает перекрытие пола. Дикая мысль проскальзывает по краю сознания — не разбудить бы Ирочку...

"Ого! Да ты растёшь, биоморф! Мы успели вовремя. Ещё чуть, и ты стал бы опасен"

Иван вскакивает с пола с такой лёгкостью, будто в нём не двести кило синтетических мышц и металлокерамических костей, а от силы сорок. И движения его теряют вальяжность, уже размазываются от скорости.

"Кончай с ним, быстро!"

Взрыв в голове! Как будто взорвалась атомная бомба, ей-богу. И я вновь ощущаю силу, куда более могучую, чем раньше.

Лапа Ивана с растопыренными стальными когтями наносит мне неуловимый кошачий удар — неслабый у него удар, тонны на две... А толку никакого. С таким же успехом он мог бы бить по танковой броне — на мне ни царапины, а когти-то погнулись. А один и вовсе обломился, пропал маникюр...

Я отвечаю ему прямым ударом в солнечное сплетение, и пуленепробиваемый корпус биоробота проламывается, будто картонный. Иван тупо смотрит на меня, и вдруг разом, плашмя рушится навзничь, теперь уже точно как памятник — даже рука, занесённая для нового удара, осталась в той же позиции. Готов, Ванюша...

Но в руке "зелёного" уже блестит рубчатый сиреневый цилиндр плазменного разрядника.

Взрыв в голове! Уже не атомная — водородная бомба, и новая волна силы захлёстывает меня. Вовремя — слепящий огненный шнур упирается в меня, бессильно скользит по груди и животу. Но я ощущаю лишь щекотку — плазма, способная прожечь несокрушимую вольфрамовую плиту, бессильна против моей хрупкой плоти...

Шнур плазменного разряда гаснет — оружие полностью разряжено.

"Ну что, Хоз, продолжаем разговор?"

"Откуда ты знаешь моё имя?" — теперь я ощущаю его страх.

"Но ведь я уже почти Всевидящий"

"Проклятая пернатая тварь!" — скрежещет, царапает сталь по стеклу.

И в этот момент ослепительная, всесокрушающая вспышка поглощает всё — комнату, где спят моя Ирочка и забавная крылатая зверюшка, меня самого и Хоза, Бессмертного, Носящего имя. Он крупная фигура, слов нет, но в серьёзной игре Повелитель жертвовал ещё и не такими фигурами...

И уже гаснущим послесознанием я как-то понимаю, что это экипаж "тарелки" пустил в ход бортовой излучатель, дабы пресечь дальнейшее нежелательное развитие одного биоморфа...

...

-... Проснись, проснись, ну пожалуйста, проснись! — Ирочка трясёт меня за плечи — Что ты сейчас видел, ну?

Ослепительные вспышки молний дробятся в прозрачных полосах жалюзи. На улице опять гроза, надо же... Я сажусь, ошалело кручу головой. Рассматриваю свои руки, распахиваю крылья. Ни царапинки. Только всё тело ещё носит отзвук неясной боли.

— Ну что ты так встревожилась, родная? Это был просто сон.

— Опять... Нет, Рома, ты завтра же расскажешь об этом "сне" своему шефу.

— Само собой.

...

-... И что это может означать? — я хмуро смотрю в глаза шефа. Вот странно, как всё-таки глубоко сидит в русском человеке страх перед начальством. Биан ни разу не обидел меня, не сделал мне ни грамма зла, и вряд ли когда сделает — а я инстинктивно робею перед шефом.

— И правильно боишься — встревает мой наставник Уот, уловивший мысль — потому как всё начальство по природе своей зловредно и злопамятно. Чуть что — сразу тебе клизма!

Смеётся вся группа. Да, с моей лёгкой руки выражение "получить клизму" уже стало крылатым во всей службе внешней безопасности...

— А означает сей сон вот что — шеф не принимает шутки — В тот первый "виртуальный визит" ты был совершенно беспомощен перед "зелёными". Сейчас ты смог бы оказать им некоторое сопротивление, но до победы ещё далеко. Ты всё ещё не готов к работе "в поле", Рома.

Он в раздумье пощипывает себя за мочку уха. Да, есть у шефа такая привычка. Папа Уэф для раздумий применяет чётки, Уот вертит серебряный карандашик, а Биан использует природные источники — ухо в основном...

— Вот что. Вообще-то я и так собирался, только чуть позже... Направлю-ка я тебя сейчас на полигон, там как раз сейчас занимается группа ликвидаторов. Пусть они тебя погоняют хорошенько.

— Шеф, может, с нашей группой? — встревает Уот — Он сырой пока, а у ликвидаторов всё очень серьёзно.

— Вот именно. Вся сырость разом пройдёт. Всё, Рома, пошёл!..

...

— Вот так и действуйте. Вопросы? — инструктор по рукопашному бою смотрит пронзительно, обходя строй.

— У меня вопрос — подаёт голос ангел с совершенно серебряными, металлически отливающими волосами и редкими изумрудными глазами — А если рядом с противником находится мой товарищ, как тогда?

— Ты забегаешь вперёд, Иун. Бой в тесном окружении и смешанной группе мы пройдём позже. Сегодня вам следует отработать навыки индивидуального ближнего боя один на один. Ещё вопросы? Больше нет?

— Всё ясно, шеф.

— Тогда ты первый! — инструктор кивает на крайнего в шеренге — остальным смотреть в оба, анализировать и запоминать! Начали!

Я стою в шеренге аккурат в середине, неотличимый от прочих курсантов, крупных ребят в боевых скафандрах, с прозрачными пузырями шлемов. Хорошие шлемы, кстати, лёгкие и ничуть не бликуют.

А первый курсант уже вступает в бой с учебным биороботом. Я внутренне содрогаюсь — передо мной как будто стоит воскресший Иван... Да нет, это, пожалуй, его старший братец, на полголовы выше и заметно шире в плечах. Против этого чудовища, два десять ростом, ангел выглядит настолько крохотным, что мне становится страшно.

— Ап! — даёт команду инструктор.

Неподвижные фигуры, стоящие друг от друга в четырёх ангельских шагах, или в двух шагах биоробота, мгновенно приходят в движение. Робот неуловимо-мгновенно наносит какой-то немыслимый удар, его движение буквально размазывается от скорости, но ангел отпрыгивает от него одним рывком, разом используя ноги и крылья. В следующий миг робот разлетается на множество кусков белого мяса, напоминающего варёную курятину, и тускло отблескивающих обломков металлокерамических костей. Вот и весь бой... С прибором для поражения и так далее спорить трудно.

— Верно. Следующий! — ещё один камикадзе — собрат Ивана возникает в проёме люка...

Курсанты один за другим выполняют несложное задание. Действительно, против облачённого в боевой скафандр ангела вот такой антропоидный биоробот — не противник. Всё, что надо сделать — не попасть под первый удар.

И никаких тебе спарринг-партнёров. Ангелы уже давным-давно не дерутся "понарошку", здесь даже бескрылые ребятишки не лупят друг друга. Здесь бьют только врагов, именно врагов, а не противников. Противник — это тот, кого надо победить. Враг — тот, кого надо уничтожить. А врагов тут бьют сразу и насмерть.