Чудовы луга

— Так... — Заноза выглядел встревоженным. — Вроде как посольство приехало. Про пленного лорда говорить желают.

* * *

Сводчатая комната внутри крепостного барбакана была тесной, как крысиная нора. В пробитые в толстенных стенах бойницы задувало холодом.

Соледаго неподвижно сидел на грубо сработанном табурете и ждал.

Ждали королевские рыцари.

Тальен по правую руку, Дорран — по левую, подпирая макушкой низкий свод, сработанный из известкового камня.

Соледаго согласился на переговоры скрепя сердце, хотя понимал, что надо атаковать немедленно и потом будь, что будет.

Атаковать. Выжечь это нечестивое гнездо дотла.

Большая часть войска стояла под стенами Верети, две осадные башни собраны из перевезенных через брод деревянных щитов.

Месса отслужена.

Мертвые отпеты.

Остался лорд Гертран — раненый, но живой, по крайней мере, пока.

Мэлвир ждал, спокойно и собрано, все еще ощущая на губах вкус вина причастия.

Есть ситуации, когда приходится выступать самому, никто не заменит.

Кто он, человек, два раза застигший его врасплох, убивший стольких его людей? Чудовище? Талантливый военачальник? Нечисть из трясины?

На лестнице послышались голоса.

Тальен чуть двинул рукой, опуская ее на оголовье меча. Дорран отбросил плащ, открывая ножны. Мэлвир не пошевелился.

Низкая дверь со скрипом приоткрылась, и в тесную комнату шагнул мальчишка.

Разряженный в золото и бархат, в подбитом дорогим мехом плаще.

Смазливый сопляк с гладкими щеками и подбородком, с волосами, длинными, как у девушки, спутанными в косицы.

Вслед за ним вошли двое черных, как сажа, найлов и молча встали у двери.

В руках мальчишка сжимал кусок холщовой тряпки, знак мирных намерений. Он подошел к столу, на котором мерцал масляный фонарь, швырнул тряпку на столешницу и вдруг белозубо улыбнулся.

Чуть только не подмигнул.

Мэлвир смотрел, не веря глазам.

Потом заставил себя кивнуть в ответ.

— Привет... братец, — сказал мальчишка и все-таки подмигнул.

Мэлвир отшатнулся, словно бы на него зашипела змея.

— Ты, видно, безумен, — ответил он, стараясь говорить ровно.

Разодетый, как принцесса, черноволосый парень придвинул ногой вторую табуретку и уселся, вальяжно развалившись. От него несло потом, кровью и отвратительными сладкими духами или какой-то травой.

До тошноты свело челюсти, рот наполнился слюной.

На Мэла неподвижно уставились раскосые, кошачьего разреза глаза. Такие же, как у него самого.

Только не золотые.

Зеленые.

Рыцаря передернуло.

Против воли он начал дрожать мелкой, противной дрожью, зарождающейся где-то в животе и сердце. По загривку пробежала волна ледяных мурашек. Заныла укушенная неделю назад рука.

"Рубаните его мечом, благородный сэн!" пискнул кто-то на задворках сознания.

Нечисть болотная. Подменыш. Известью тебя засыпать.

Раскосые глаза смотрели равнодушно и зло, хотя губы улыбались.

— Побеседуем откровенно, — сказала тварь из мэловых ночных кошмаров и положила ногу на ногу. — Как любящие родственники.

Мэлвир молчал, сминая дубовую столешницу пальцами и глядя прямо перед собой. До хруста стиснул зубы.

Да. Перед ним арвелевский выродок, несомненно. Никаких других доказательств не нужно. Глаза, брови, форма носа...

Как у него самого.

Кривое зеркало, тень, глядящая на тебя из черной полыньи.

Все что у Мэлвира было светлым — у него темное. Черные перья волос, ни намека на арвелевское золото... темные дуги бровей, аирная зелень радужек...

Двойник из болота, тощая змеюка с переливчатой чешуей.

Ядовитая.

Тальен за его спиной не удержался и присвистнул.

Холера.

Чума холерная.

Я его боюсь.

Сопляка, которого могу пришибить ударом кулака, даже не обнажая меч.

"Есть создания, живущие на границе света и тьмы. Оборотни, принимающие облик избранной жертвы", вспомнился голос матери. "Они смеются и играют, переливаясь блеском чешуй. Их стихия — грань воды и воздуха, место, где искажаются солнечные лучи. Никогда не вглядывайся в поверхность стоячего пруда... Никогда не вслушивайся в шум деревьев в лесной чаще.

Бойся их. Бойся."

Бабьи сказки.

— Не надейся, что безумная радость по поводу встречи с родственником лишит меня рассудка, — процедил золотой полководец. — Жив ли лорд Радель?

Кто ты такой?

Кто?

— Жив, что ему сделается, — равнодушно бросил мальчишка, глядя куда-то в сторону. Наваждение исчезло, как сдернутое солнцем полотно тумана.

Это просто разодетый, как дешевая ярмарочная кукла, разбойник.

— В крепости лежит. За ним твоя лекарка ходит. Отдать его назад?

— На каких условиях?

— Вы снимаете осаду и уходите. Нечего делить, Вереть моя по праву.

— По праву убийцы?

— По праву наследника, — мальчишка подался вперед, зеленые глаза сверкнули. — Моя мать была замужем. В отличие от твоей, Мэлвир-бастард.

— Неужели? — Соледаго поднял бровь.

Оскорбление, нанесенное человеком без чести, не может ранить.

— Даю слово.

— Что мне твое слово. Докажи свои права на крепость.

— И докажу!

— Когда станешь искать доказательства, — Соледаго поднялся, глядя на разбойного лорда сверху вниз. — Когда станешь искать их, не поленись, поднимись на башню, оглянись вокруг. Посчитай, вдруг умеешь. Если лорду Гертрану причинят хоть малейший вред...

— Не причинят. Если сам не помрет, — разбойный лорд тоже встал и оказался одного роста с Мэлвиром, только в плечах поуже. Пару мгновений они мерялись взглядами через стол, потом черноволосый криво улыбнулся.

— Уводи свою армию, Соледаго. Убирайтесь в столицу. Или я сделаю так, что против вас восстанут болота и деревья. Это моя земля, она не потерпит рыцарских лошадей.

24.

В ризнице пустующей часовни давно уже поселился художник со своим подмастерьем. Дверь не заперта — от кого запирать. Каевы люди не жаловали часовню своим вниманием, старались обходить. Да и кому нужно навлекать на себя проклятие из-за пары чашек с краской и горсти цветных стекол.

Не выветрившийся с лета запах стружек и клея мешался с сырым воздухом с улицы. Подкованные железом сапоги стучали по некрашеным доскам, отдавались гулким эхом.

Кай молча толкнул дверь в ризницу, шуганул оттуда мальчишку, сонно протиравшего глаза. Тот схватил облезлую овчину, которой укрывался, и выскочил вон. Самого мастера не было видно. Кай мельком подумал, что тот сбежал или пришибли под горячую руку, даже пожалел, но тут же забыл, сощурил глаза, пригляделся.

В крошечной темной комнате было душно, слабые остатки тепла вытекали в распахнутую дверь. Пахнуло старой хвоей, деревом, тлеющим торфом. Неяркий свет проникал в затянутое проклеенным холстом оконце, едва выхватывая из полумрака наклонный каменный стол и высокую нишу в стене, забитую коробками на деревянных полках. Ворох тряпок на подстилке из еловых веток, раскрытый ларь с красками и прочим рисовальным припасом.

В сложенном из обкатанных Лисицей валунков очажке тлел торф, испуская кисловатый дымный запах.

Кай постоял, заложив пальцы за пояс, потом развернулся к окну, неловко зацепив ножнами глиняный горшок, стоявший на скамье, сшиб. Резко запахло олифой. Он выругался, отшагнул назад, въехал локтем в висящий на стене деревянный ушат, сорвал его и отшвырнул подальше.

В последнее время он как-то плохо уживался с собственным телом. Словно бы сделался больше него, даже больше крепости. Стены казались слишком тесными, хотелось разнести их к чертовой матери, так чтобы щепки полетели...

Передернул плечами, нахмурился.

Как въяве вспыхнул злой и яростный блеск золотых глаз, пальцы, рысьими когтями вцепившиеся в край стола....

Выйти... один на один. На мечах схватиться... Братец хренов. Здоровый бык...

И сколько презрения на арвелевской незагорелой морде.

Кай вспомнил, как выли от радости каторжники на освобожденном маренжьем руднике. Вспомнил свои руки, державшие тяжелый молот, осыпанные серо-зеленой пылью. Все тогда было в этой пыли, сапоги, плащ, волосы. Пахло паленым камнем, горячим железом...кровью.

Всегда пахнет кровью.

Какое право ты имеешь меня презирать?!

Я еще встану перед тобой в бою. Какие, к черту, переговоры!

Он выдохнул, вспомнил наставления Чумы. Засопел, стиснул кулаки.

План, да... Заложник.

Бумаги.

Комната словно сжималась вокруг, сдвигая стены. Тусклый свет вливался сквозь ткань, как творожная сыворотка, жидкий, никчемный. Впрочем, Каю хватало. С тех пор, как он зарезал сивую Стрелку под крепостной стеной и взамен отнятой жизни снова ощутил присутствие отца за спиной, временами и вовсе никакого света не требовалось.

Особенно в драке.

Шиммелева заемная сила была словно прилив. Накатит, захватывая дыхание, закроет зрение алой пеленой, вынесет напрочь из привычного мира, а потом отойдет волной, оставит после себя песок и камни на берегу, дрожь в пальцах и гул в ушах.

Неуправляемая, злая сила.

Без которой нельзя побеждать.

Будь она проклята.

Кай провел рукой, вывернул с полки потрескавшийся кожаный короб, снял крышку, принялся копаться в пергаментных листах, с трудом разбирая написанное.

Не зря Чума жучил его всю зиму и весну, безжалостно честя олухом, недоноском и ленивой сволочью. Буквы как-то приставлялись одна к другой и даже складывались в слова.

Ровно разрезанные куски, черные строчки...

Счета, расписки... не то.

Он сунул ларец обратно, кое-как прикрыв крышкой. Та скрипнула и повисла на одной петле, часть записей просыпалась.

Еще один короб, деревянный... неровные обрезки, даже не исписанные... не то.

Кай еще немного порылся на полках, потом растерянно оглянулся.

На столе лежали какие-то гладкие деревянные плашки. Россыпью. Несколько таких же валялось на подстилке рядом с куском овчины.

Вентиска из любопытства взял одну, повертел. "Ангел" — гласила аккуратная надпись. Рядом была нарисована простенькая крылатая фигурка.

Наверное художник сделал игрушку для своего подмастерья, чтобы между делом выучить мальчишку грамоте.

Кай сгреб сразу пригоршню, начал разглядывать.

"Кот", "Река", "Дерево", "Чайка", "Хлеб", ...

Дощечки с глухим стуком попадали на пол.

Где же эти чертовы документы.

Чума предполагал, что они должны храниться здесь, но Каю все время недосуг было сходить. Теперь вот думай, ищи...

Найти записи, сунуть их под нос золотому рыцарю, чтобы перекосился как следует...

А потом показать ему, где раки зимуют.

Но где их, черти-демоны болотные, искать?

За неплотно прикрытой дверью послышались осторожные шаги. Кай повернул голову, отшвырнул последнюю дощечку.

Мастер то, оказывается, не помер. Жив вполне. Вошел в обжитую ризницу, осторожно прижимая к животу миску с кашей. Запах перепревшего в котле зерна распространился по тесной комнате.

Кай переглотнул. Чем дальше, тем его сильнее мутило от запаха еды. Воображение рисовало то ласточкины творожники, то суп, духовитый и прозрачный...

На деле же он давно питался тем, что приносила чудь. Странная их сухая еда, которая и на еду-то ничуть не походила, хотя бы проглатывалась.

Андаланец без удивления смотрел на непрошенного гостя, серьезно и молча. За его спиной жался выгнанный подмастерье

— Вы что-то ищете, милорд? — спокойно спросил художник. — Можно войти?

— Ищу, да. Можно, — Кай отошел к окну.

— Разделите с нами трапезу?

— Нет, не разделю. Я ищу записи.

— Старые?

— Ну... да, — Кай помялся. — Лет пятнадцать тому назад сделанные. Должно же сохраниться?

Художник кивнул на наклонную крышку стола.

— Поднимается.

Кай погладил шершавый камень, потом подцепил за край, поднатужился... крышка повернулась на петлях, и в столе обнаружилась ниша, глубокая, как раз, чтобы вместить деревянный ларец.

— Вынимай, — бросил он андаланцу.

Внутри лежала пачка пергаментных листов, прошитых и пронумерованных, исписанных разными почерками. Хроники Верети, которые вели сменявшиеся священники.

Интересно, кто их пишет сейчас? — мимоходом подумал Вентиска. Должен же кто-то...

Не обращая больше внимания на художника и напуганного мальчишку, он вышел из комнаты, захлопнул дверь и уселся на ступеньки перед алтарем. Лампада, качавшаяся около статуи святой Невены, еле теплилась, но ему хватало и полумрака.

* * *

— И ты оставил его в крепости? Не получил никаких гарантий? — взгляд Энебро был тяжелым, как кольчужня рукавица.

— Я выполняю приказ лорда-тени, а значит — самого короля. Какие гарантии я мог получить, если Вентиска требует увести войско из под стен. Я не для того ломился через эти адовы дебри, чтобы просто извиниться и уйти.

Мэлвир в который раз проклял свою молодость. Все, все наперекосяк.

Раделевы люди волновались, лишенные командования, сэн Эверарт был мертв, их лорд — в плену в разбойничьем логове. Формально они сейчас подчинялись Соледаго, на деле же...

— Лорд-тень сидит в Катандеране. Он не знает точно, что здесь происходит.

— Почему не знает. Я регулярно посылаю донесения.

Энебро сощурился.

— Ты действуешь, как кукла на ниточках.

— Я действую согласно приказу.

— Удобная отговорка. Не забудь повторить ее над могилой Герта!

— Мэл, он прав, — вмешался Тальен.

— Радо, ты уже принял командование армией?

— Нет.

— Тогда заткнись.

— Да, сэн Мэлвир.

Радо молча налил себе вина и уставился на груду серых камней — стены, три угловые башни и громаду донжона.

Рыцари сидели на брошенных седлах у фургона с фуражом, посреди разбитого у стен Верети временного лагеря. Не слишком близко — стрелу не добросишь. Но и не слишком далеко.

Вечер и ночь потратили на то, чтобы перебраться через указанный Котей брод, перетащить разобранные башни. Жуки встретили их молчанием и страхом, никто не выбегал на улицы приветствовать королевское войско. Ни одна ставня не хлопнула, даже собак на улицах не было видно, попрятались.

Вереть, выстроенная когда-то как щит против набегов с севера, лучше всего была укреплена именно с этой стороны. Мощная стена, ров с кольями по краю, зубчатый барбакан, прикрывающий подходы к подьемному мосту.

Зато поле под стеной, будто нарочно выглаженное, позволяло подкатить осадные орудия.

— Я не стану жертвовать успехом кампании ради одного человека, будь он хоть сам король Лавен, — ровно сказал Соледаго.

Разорви вас всех черти болотные.

— Интересно, если бы ты был там, а Радель здесь? — Тальен не глядел на своего командира, не отрывал глаз от обветренных стен, повитых клоками тумана.

— Не думаю, что я потребовал бы за себя такой выкуп.

— Какого черта ты сам поехал на переговоры? — вызверился Марк.

— Такого, что ты немедленно пообещал бы этому щенку все, что угодно, лишь бы вызволить своего дружка.

— Дружка? — Энебро словно поперхнулся.

Тальен кинул на командира предостерегающий взгляд. Не хватало снова сцепиться.

Но ничего не произошло. Марк просто налил себе еще вина, потом долго смотрел перед собой, словно не замечая золотого полководца.