Тотем Человека

Как правило, этот голос произносит три слова:

— Зайдите ко мне.

Саша никогда не гадала, кто звонит. Служебным телефоном пользовался только Майор. Остальные сослуживцы, даже старшие по званию, предпочитали звонить на мобильный. Майор вызывал ее по внутренней связи. Этим он, во-первых, подчеркивал разницу в положении — не намерен он болтать с подчиненной, как мальчик, по сотовому — а, во-вторых, показывал, что для него слишком большой труд взять из ящика стола Сашино личное дело, где, среди прочего, указан номер мобильника. Поэтому, когда прозвучал звонок, Саша ни секунды не сомневалась в том, что ее ждет. Несмотря на это, она успела пройти через все стадии — напряжение, ожидание неизбежного, страх, отчаяние — прежде чем услышала голос Майора:

— Зайдите ко мне, Кравченко.

Саша облизнула губы, прошептала: 'Есть', — и нажала на рычаг.

Восемь шагов по кабинету. На ходу оправить юбку. Двадцать шагов по коридору до лестницы. Приладить волосы, приструнить выбившуюся прядь. Три лестничных пролета вверх. Держать спину прямо, не размахивать руками, следить за дыханием. Еще четыре шага до двери, обитой древним, вонючим дерматином. Стучать не положено. Майор считает, что, если подчиненный стучит, прежде чем войти, то подозревает начальство в непотребстве. Начальство не может заниматься непотребством. Оно — начальство.

Саша без стука вошла в кабинет и застыла по стойке 'смирно'. Майор — старый, рыхлый, с одутловатым, чисто выбритым лицом — изучал ее с минуту, потом буркнул:

— Садитесь.

Саша примостилась на краешке стула. В кабинете пахло затхлой бумагой и дешевым одеколоном. Как только Саша села, Майор словно бы утратил к ней интерес. Начал перекладывать с места на места старые подшивки, пробежал взглядом через приспущенные очки какой-то документ, хлопнул по пачке распечаток дыроколом. Очки, маленькие, щегольские, без оправы, до странного уместно выглядели на грубой майорской морде. Саша смирно ждала, понемногу успокаиваясь. Она даже попыталась представить реку, но вспомнила наставления Лео и собралась. Надо бороться, а не плыть по течению. В конце-то концов, ну что такого, просто разговор с начальством, дело житейское, обычное. И вот когда она успокоилась окончательно, и даже почувствовала к Майору что-то вроде симпатии: сидит тут день-деньской, бедняга, света белого не видит со своими бумажками... тогда-то Майор и сказал, глядя в угол:

— Я вас, Кравченко, лишаю премии.

Саша ощутила, как сотни иголочек покалывают ей скулы, постепенно перемещаясь к вискам. Черт, черт, черт, неужели краснею...

— Если к концу месяца — к концу месяца! — не найдете Ильина, буду ставить вопрос об увольнении.

Иголочки мигрировали к шее и оккупировали затылок. Нет, это я не краснею. Это я — бледнею...

— Молчите? — спросил Майор брезгливо и снова с хрустом и скрежетом припечатал бумаги дыроколом. — Очень зря молчите. Где отчеты? Где протоколы, где доклады? Три недели прошло, я уже и забыл про этот случай, думал, вы его тут же нашли, Ильина этого. Тут же!! Ан нет, понимаешь! Звонят мне сегодня утром и спрашивают: в курсе ты, Михалыч, что у тебя месяц назад сфинкс сбежал? В курсе, говорю, а как же. А в курсе ты, спрашивают, что он до сих пор где-то бегает? И тут выясняется, что я совсем даже не в курсе. А?!

— Я... — оказывается, что-то случилось с голосом. Вместо сильного, грудного, как некоторые говорят, сексуального тембра вышло какое-то простуженное сипение. — Я признаю... вину. Делаем все, что в силах. Пока поиски... как бы, не увенчались.

'Тотем, Тотем, пушистый, славный Тотем, забери меня отсюда. Я хочу охотиться по ночам и спать днем, и любить, и драться, и бегать, и не хочу, чтобы на меня орали старые хряки в погонах'.

— Вину, — фыркнул Майор. Он снял очки, навалился грудью на стол и заговорил: — Если бы вы, Кравченко, просто были старшей на операции... Если бы у вас из-под носа просто сбежал ценный материал... я бы вам слова не сказал. Да, выговор сделал бы, конечно, а так — ну, не повезло, с кем не бывает. Вы все равно замещали этого... как его... который тогда под машину попал, куратор Ильина... Но вы-то сами на это вызвались! Никто за язык не тянул. Вы с Ильиным работали — сколько? два, три месяца? Он для вас должен был стать как брат родной! И тут — пожалуйста, он вас элементарно, как школьницу, простите, нае...т и сбегает. Вы сами... молчите! Теперь я говорю, молчите! Вы сами настояли на этой дурацкой идее — сказать каждому, что его приятель мертв. Да не перебивайте уже, наконец! Плевать, как они там относились друг к другу! Пришлось бы немного надавить, поработать с ними по-умному — по-умному, не так, как вы, понимаете? И сейчас они бы друг друга кон-тро-ли-ро-вали! Да знаю я, что вы психолог. Я сам себе психолог, я эту психологию отлично понимаю. Один захочет сбежать — второй его остановит. Второй какой-нибудь фортель выкинет — первый на подхвате. Это же подарок судьбы — двое сфинксов в Отделе. Теперь всё. Оба ушли, а мы остались с проваленной работой. За которую меня — меня, понимаете, не вас, не Пушкина, меня! — могут запросто выкинуть с должности.

Майор взял какой-то документ и тут же в сердцах отбросил. Бумага спланировала на пол с печальным шелестом.

— Я могу попробовать привлечь Ганина, — сказала Саша. Зря сказала, в общем-то.

— Да? — язвительно спросил Майор. — И что, этот Ганин к вам Ильина за руку приведет? Ильин сбежал, теперь его надо искать обычными оперативными методами. И быстро, потому что он, вообще говоря, опасен. А Ганина... Ганина постарайтесь вернуть, конечно. Но он — второстепенная цель. Слабый, нестабильный. Вы знаете.

— Я очень постараюсь его вернуть, — сказала Саша. — Только... у него был нервный срыв после операции.

Майор смотрел на нее, по-прежнему навалившись грудью на стол. Он дышал неслышно, но при каждом вдохе заметно раздувались ноздри, и еще у него слегка отвисла нижняя губа, обнажая нижние клыки — массивные, желтые от табака. Вдруг Саша заметила под майорским ухом участок щетинистой поросли, нетронутый бритвой. Щетина была рыжая, толстая, густая, и под ней таился алый прыщ с янтарной головкой. У Саши подступило к горлу.

— Я сказала... — Саша замялась, — но я попробую. Не уверена, правда...

Она не могла врать, когда на нее глядел Майор.

— Бесподобно, б...дь, — сказал Майор, откинулся на стуле и стал смотреть в сторону.

— Я... — снова начала было Саша, но Майор перебил:

— Все, вы свободны. До конца месяца чтоб Ильин был — найден, пойман, помещен в санаторий и готов к работе. Делайте, что хотите — привлекайте Ганина, идите к гадалкам, мужа попросите, чтобы он свою псарню на ноги поднял. Все, что угодно. Лишь бы результат был. И — да! Если в ходе операции рассекретите наш зверинец — вам конец. Статьи за огласку среди простецов, разумеется, нет. Но если в какой-нибудь газетенке появится статья про зверолюдей, которые ходят между сынами человеческими... (Майор скривился) ...то вы у меня сядете. Это я обещаю.

Он перевел дух и закончил:

— Ступайте, Тотем с вами. Очень надеюсь, что он вам поможет.

Саша встала, едва не опрокинув стул. Пошла к выходу. 'Хорошо бы сейчас в обморок хлопнуться, — думала она. — Чтобы вспомнил, говнюк, как с женщиной разговаривать. Я бы на полу лежала, бледная и интересная, а он бы мне в лицо из стакана брызгал и не знал, что делать... Хотя черта лысого — оставил бы валяться, только фельдшера бы вызвал и дальше с бумажками своими играться стал... Сволочь'.

— Кравченко! — окликнул ее Майор.

'Ну что еще...'

— Слушаю, — она обернулась.

— В вас тогда кто стрелял? Консьерж?

— К-консьерж.

— Почему?

Саша закусила губу.

— Ильин захотел по нужде. Он стал... стал мочиться у стены дома, и консьерж это увидел.

— И открыл огонь?

— У него была 'Черемуха'

— Вам не показалось странным, что вместо бабки-божьего одуванчика в обычном панельном доме дежурит мудак с газовым оружием?

Саша помедлила.

— Вот с него и начните, — посоветовал Майор. — Странно, что вы еще не допросили управдома. Это был бы первый, по-моему, самый очевидный шаг.

Саша неуверенно кивнула.

— И проваливайте уже с глаз моих, — усталым, севшим голосом попросил Майор. — Сил никаких с вами нету... великолепная.

Оказавшись у себя в кабинете, Саша заперла дверь, подошла к окну и прижалась к стеклу лбом. Особенно жаль было звания. Премия-то — черт с ней, смешно даже. 'Лишаю премии'. Да хоть всю зарплату забирай, боров жирный. Я мужняя жена, меня Боб кормит. Хотя какая я теперь жена. Изменщица, грош цена такой. Ладно, подумала она. Ладно, знала ведь, на что идешь. И погоны потерять можно, и мужа, и еще дешево отделаешься, если на зону не загремишь. Впрочем, на зону — это вряд ли. Лео отмажет. А вот опозориться на всю жизнь — это как два пальца об асфальт... Ладно. Хватит пороть горячку, надо сесть, успокоиться, придумать выход (лучше два или три выхода), а потом... потом ехать к Лео. Сейчас три двадцать. До Лео ехать сорок минут, а рандеву в пять. Значит, на придумывание выхода у меня целый час времени.

Она села за стол, положила перед собой чистый лист бумаги, подперла голову руками и стала думать.

Вариант номер один. Сдать Черного Майору. Это конец. Черный поймет, что она его предала, и не простит. Ему даже не надо применять свой жуткий дар, достаточно просто рассказать всю правду на допросе. Ему-то что, он все равно, считай, что в тюрьме окажется. Терять нечего. А Саше в этом случае не поможет и Стокрылый. Если даже захочет. Может ведь и не захотеть: она в этом случае и его сдает, не только Черного.

Вариант номер два. Придумать какую-нибудь детективную, мозголомную версию случившегося. Это интересно, но вряд ли эффективно. Потому что, как ни крути, Черному удалось сбежать очень просто, прямо-таки образцово-показательно просто, и сразу видно, что рыльце у Саши в пуху по самую переносицу. Единственный способ выкрутиться — передать кому-нибудь дело Черного. А потом — ловко, незаметно пустить незадачливого преемника по ложному следу. Да только не держат дураков в Отделе, вот беда... Сложно. Очень сложно это будет провернуть. Но обдумать стоит — и сюжет возможного детектива, и кандидата на роль шерлока-холмса.

И — last but not least — ничего не делать. Так будет лучше для всех. Но недолго. До конца месяца. А там — погоны долой, с работы, скорее всего, тоже долой, и, ясен пень, Майор кому-нибудь толковому расследование поручит. Либо сам всем этим дерьмом займется. Это — тоже конец, конец карьере, конец семейной жизни... но, по крайней мере, конец не такой скорый и жуткий. Что хорошо — она будет чиста перед Стокрылым, и Стокрылый сможет ей помочь. Кстати, сколько там до конца месяца? Саша взглянула на календарь, и ей захотелось подпрыгнуть, как кошке при виде змеи, с места вверх на всех четырех лапах. На дворе стояло двадцать третье число. Так проклятый хряк дал мне всего неделю? Нет, серьезно — неделю?! Да это ведь... да он все знает, потрясенно подумала Саша. Просто хочет со мной поиграть, поглядеть, что я буду делать. Сука. Нет, какая сука... За неделю мне не успеть ничего. Ни-че-го. Хотя нет, погодите-ка. Если бы Майор знал правду, он бы не дал не ни хрена времени — ни недели, ни дня, ни часа. Он бы просто вызвал меня в свой вонючий кабинет, как сегодня. Только там ждали бы двое прапоров-крыс и маленький шприц с волшебной жидкостью, от которой бы я преисполнилась доверия и любви ко всему миру, и ответила бы на все-все-все вопросы, а потом придумала бы еще вопросы, самостоятельно, и ответила бы на них, а потом стала бы лезть к Майору и крысам обниматься, по очереди... впрочем, к этому времени меня, вероятно, заковали бы в наручники.

'Надо все рассказать Лео, — беспомощно подумала она. — Лео точно придумает, что делать. В конце концов, он может просто увезти Черного из страны... если уже не увез... что он, кстати, с ним делает, зачем ему Макс? Так и не сказал... Надо, надо разговорить Лео, объяснить, что ситуация — серьезная, серьезней некуда, что он под угрозой, что я сама под угрозой. Он поймет'.

Перед ней все еще лежал бумажный лист, такой же чистый, как и полчаса назад. Саша шмыгнула носом и достала телефон. Новый, дешевый, который пришлось купить вместо того, что потеряла. Если потеряла, конечно. Впрочем, об этом лучше не думать, и так проблем хватает.

Стокрылый долго не отвечал. Гудков десять, а то и пятнадцать. Потом в трубке сочно щелкнуло, загудело. Стокрылый с раздражением произнес:

— Потом перезвоню. Не мешай.

И отключился.

Саша обвела глазами комнату. Вроде бы, ничего не изменилось. Мир притворялся таким же, каким был несколько секунд назад. Лео впервые в жизни ей нагрубил. Но ей надо было связаться с ним, тотчас же, немедленно! Он был ей нужен, нужен, как никто никогда в жизни. 'Должно быть, спутал номер', — безумно подумала Саша, вновь терзая телефон. Снова гудки — долго, долго. 'В данный момент абонент не может ответить на ваш звонок', — сообщила невидимая стерва. Саша набрала номер опять, снова выслушала голос роботессы, снова набрала... Стокрылый принял вызов на восьмой раз.

— Я же сказал, занят! — гаркнул он. — Чего тебе?

— Лео, т-ты что, как бы, — сказала Саша. Голос ломался, не слушался. — Это же я.

— Ну, слышу, — сказал Стокрылый, уже немного мягче. — Чего трезвонишь, перезвоню скоро. У меня дела сейчас. Что-нибудь срочное? Мы ведь встречаемся сегодня, нет?

— Да, — сказала она.

— Что — да? Срочное у тебя что-то?

— Нет.

— Полтора часа потерпит?

Саша помолчала. В трубке был слышен какой-то надсадный гул. Неприятный, тягучий звук, непохожий на обычные телефонные помехи. И еще — она могла в этом поклясться — кто-то тихо рычал. Утробно и страшно, как рассерженная кошка. Огромная кошка.

— Ну? — спросил Стокрылый. — Давай побыстрее.

— Да, — сказала она. — Да, потерпит.

— Вот и чудно, — сказал Стокрылый. — Все, до встречи.

Связь прервалась. Саша посмотрела на лист, который все еще лежал перед ней и все еще был пуст. Она застонала, скомкала лист и что было сил запустила бумажным комком в стену.

'Как мяукнется — так и откликнется', — произнес кто-то над самым ее ухом. Саша вздрогнула. Голос был глумлив и противен, но, когда она обернулась, рядом никого не оказалось. Почти теряя сознание от страха, она подскочила к двери, забилась, отпирая замок. Успела схватить с рогатой вешалки плащ, причем вешалка грохнулась на пол. Саша так быстро слетела вниз по лестнице, что потеряла равновесие на повороте. Чуть не упала: пришлось схватиться за перила.

Спокойно.

Спокойно.

Она перевела дух, провела рукой по волосам. Накинула плащ. В самом деле, еще ничего не случилось. Ты же умная девочка, и сильная, а Лео тоже умный, и намного, намного сильнее тебя.

И впереди еще целая неделя.

Бесподобно, б...дь.

Она вышла на улицу. Поймала такси. Гулять так гулять. А то потом премии не будет, придется пояс затянуть...

Она хмыкнула — должно быть, слишком громко — и таксист посмотрел на нее в зеркало заднего вида.