"Я тебя достану", — в лёгкой полуулыбке приоткрылись его губы, и я подтвердила его намерение согласным кивком: дерзай, смертный, всё равно ты просто колючка в моей сандалии, гарантирующая мне спасение от скуки!..
А следом за троном фараона (странно мне так называть бывшего голодранца!), мерно покачиваясь, перемещались по площади носилки, накрытые дорогими легчайшими тканями. Несли её на плечах стройные загорелые рабы, тоже с раскрашенными лицами, в позолоченной одежде и париках до плеч. Я отпустила нахальный взор И и пригляделась к ещё одному действующему лицу этой то ли комедии, то ли трагедии. Обратившись мысленно к Сфинксу, я повелела ему приоткрыть полог и хорошенько вгляделась в замелькавшее в проёме личико будущей царицы Египта; можно было себе представить, что и тут меня ждало не особенно большое потрясение. С выкрашенного золотой краской лица на толпу взирали мутновато-синие глаза, с поволокой, манящие и в то же время отталкивавшие от себя, хоть и не надолго. Марселла внизу зашипела, привлекая внимание близстоящих, которые вовсю старались разглядеть принцессу, а Роман сбоку даже уронил Нхемсут и злобно взвизгнул: "Ага, вот она, стервь такая", — протянул таксист, ещё не совсем соображая, что говорит и что видит, и обратил на меня обезумевший от привалившего счастья взор.
— Господин мой, что ты сказал? — пискнула рядом девушка, заметив горожан, которые уже возмущённо оборачивались к нам и искали того, кто так словесно позорит будущую вечную госпожу царицу.
— А что? — растерялся Роман, наконец осознав, что произнесли его подневольные губы, и зажмурился: вот-вот, помнить надо, где находишься! — Эстел, я что-то не то ляпнул?
— Ну, тура-а-ак, — протянул снизу Сфинкс и, тоже привлекая к себе изумлённые на этот раз взоры, поспешил претвориться, что с энтузиазмом вылавливает из шерсти блоху, оказавшуюся слишком шустрой.
— Ты просто обратил гнев этих благородных людей на себя, — пожала я плечами и, не скрываясь поведя в воздухе рукой, отвела от нас интерес египтян. — Ничего страшного, ты больше так не будешь...
— Ещё бы! — согласился Роман и снова принялся разыскивать знакомое лицо впереди. Сфинкс меж тем так увлёкся своей имитацией настоящего энтузиазма, что свернул шею до такой степени, что его заклинило какой-то абстрактной фигурой в одном положении. Моя кошка, презрительно фыркнув в усы, пихнула его лапой под зад, и он покатился как шарик, а она, ещё раз фыркнув, соизволила спуститься до уровня этого недотёпы и принялась распутывать его обратно. В результате они оба до того запутались, что покатились шариком уже вместе. Нхемсут уже тихо поскуливала, глядя на этот волшебный матерящийся по-египетски клубок, ей, кажется, всё ещё трудно было привыкнуть к тому, что мы не совсем обычная четвёрка. Это несколько разочаровало меня: она что, выросла в каком-то другом мире, раз изображает такое возмущение?!
— Вот и вправду стервь — она ж исчезла! — возмущенно выдавил из себя Роман и, не раздумывая, кинулся сквозь толпу вслед за удаляющимся кортежем фараона и его невесты.
— Господин! — не менее возмущённо позвала его Нхемсут и тоже принялась расталкивать толпу с таким энтузиазмом и скоростью, словно всю жизнь это делала! Я слегка склонила набок голову, с мгновение понаблюдав за ними, а потом спокойно направилась следом. Двигалась я, никуда не спеша, однако расстояние само собой сокращалось, что меня уже не удивляло: в своё время я смогла выпросить подобную способность у отца, который мог перемещаться, вообще покрывая расстояние в километры за секунду. Сфинкс и Марселла как-то покатились следом, всё ещё пребывая в виде компактного шарика.
Бежал Роман к берегу Нила, куда и направилась вся процессия, а за ним, не подозревая этого, продвигались жители благословенного города, спешившие на самую торжественную часть празднества: спуск статуи на воду. Я, всё то время, пока передвигалась, думала, что же могло подвигнуть таксиста с таким энтузиазмом преследовать принцессу-девчонку. Зная Сета, я могла бы сказать, что это он подстроил, но рыжего ужаса здесь не было, хотя, если задуматься...
Романа я настигла только на самом берегу в опасной близости от процессии фараона. Застала я не его одного — Нхемсут в неприличной для простой девушки позе стояла рядом с ним на коленях, охватив его ноги руками и что-то ему втолковывая с воодушевлением, подняв вверх заплаканное лицо. Сфинкс-Марселла налетели на мои ноги и разлетелись в разные стороны с шипением и матерщиной, полетевших на меня с двух противоположных сторон (с той лишь разницей, что полулев матерился вполне понятным человеческой речью). Не обратив на них внимания, я продолжила путь к таксисту и его поклоннице, одновременно одним глазом следя за передвижением фараона и его невесты из далёкого будущего. Статую под восторженные крики со стороны толпы спускали на воду, с удовольствием снимая с плеч такую тяжесть. Фараон поднялся над толпой, простирая к водной глади свою десницу и собираясь что-то сказать. Роман рвался из смуглых и хрупких, но сильных ручек Нхемсут к цели своего шествия, а Сфинкс и Марселла наконец-то разглядели песок вокруг и большое столпотворение, уже затем заметив таксиста и девушку-проводницу. Возмущённо рыкнув, полулев завистливо вздохнул и уткнулся в песок лбом, чтобы не видеть происходящего, что, несомненно, не касалось его личности. А ведь так хотелось!..
В одно мгновение меня швырнуло вперёд, словно кто-то толкнул в спину, и я крикнула помимо воли: "Роман! Оглянись, русский олух!" Таксист меня не расслышал, мой голос заглушил собой рёв толпы, когда статую в ладье окончательно поместили на волны, однако мой крик привлёк его внимание, и он только пожал плечами, выражая этим, что не понимает меня. Я зло сверкнула глазами (терпеть не могу повторять дважды), и... не успела ничего сделать...
Первым с песка подкинуло Сфинкса, который зашипел не хуже Марселлы, вскочившей секундой позже, они вместе принялись дико оглядываться по сторонам и метаться на месте, пока не сели там же, непонимающе глядя друг на друга большими глазами и судорожно вздыхая. Только потом проснулось моё чутье, кошачье предчувствие, которое подсказало, что сейчас...
"Боги!!!" — раздалось визгливо на самой высокой ноте с берега, и ладья со статуей, взлетев с водной глади и описав в воздухе огромную дугу, не свойственную такой громаде, упала прямо в реку, забрызгав всех стоявших поблизости. Перепуганные горожане понеслись прочь с этого места, толкая друг друга и стараясь избежать первым "наказания богов". Кого-то во всеобщей толчее придавило, кто-то потерял то ли сына, то ли дочь, то ли возлюбленную; повсеместно слышались крики, визг, а жрецы на берегу, оценив свои жизни дороже всего остального, бросились вслед за основными массами. Лишь один вспомнил о своём назначении и, упав на колени, принялся возносить молитвы всем известным богам, в основном, богу Нила. А над всем этим на вершине возвышения стоял И, равнодушно взирающий на происходящее подведёнными чёрными глазами, чётко выделявшимися на позолоченном лице. Первое, что мне захотелось сделать — перегрызть ему глотку, — но я поступила лучше: послала в его сторону янтарный тончайший светящийся диск. Но я не успела заметить, что с ним произошло. В это время случилось то, что можно было вполне ожидать, но к чему ни один не был готов — водная гладь ещё раз взбугрилась на том месте, где только что поглотила статую с ладьёй, и на свет солнца вынырнул из светящихся брызг, разлетавшихся в разные стороны, огромный крокодил, сам похожий на высеченную из камня трёхметровую статую. Вначале я замерла, а Сфинкс закричал изо всех сил тонким фальцетом и попытался зарыть в песок хотя бы ценную половину себя, за что получил от вздыбившей шерсть Марселлы по загривку. Однако попыток не прекратил, тем более что аккомпанемент со стороны толпы только усилился.
— Эстела, это кто?! — сквозь разразившуюся потрясённую тишину пробился ко мне голос Романа. Его любознательность была вполне понятна, но не своевременна, о чём я не смогла ему сказать, прокричав по направлению к возникшей громаде:
— Отец! — этот возглас привлёк ко мне сотни потрясённых явлением бога взоров, что меня, в принципе, не волновало.
— Шкажи ему, што я тут не прищём! — тут же нашёл свою выгоду во всём этом полулев и получил такую оплеуху, которая вогнала его без особых усилий в песок до половины.
— Отец, твоя блудная дочь вернулась! — повторила я и покорно скрестила на груди руки, прижав ладони к плечам; перед отцом я всегда робела, подчиняясь ему беспрекословно: в нашем роду привыкли почитать старших. Крокодил медленно повернул ко мне морду.
— Кошка... Это Великая Кошка... — зашелестело по толпе (они смогли меня заметить даже сквозь отвод глаз?!), и я почувствовала в этих словах ненависть собаки к кошке.
— Видишь, как тебя любят, Плеть, видишь? Не очень ли ты спешишь? Не спеши, подожди меня, я скоро прибуду... — с наслаждением зашептал песок под ногами, заставив меня брезгливо встать на цыпочки и отступить, хотя шёпот и приближался ко мне с упрямством засухи. Боги! Это говорит Сет устами И! Не думала я, что это случиться так скоро... Я мельком глянула на Романа, который с большим беспокойством взирал на всё происходившее и готов был броситься в бой в любую минуту даже с Нхемсут, намертво вцепившейся в его коленки.
— Пле... то ешть, Эштела, это што ж это делается в... Ой, мамочка, смотри! — неожиданно взвыл полулев совершенно чистейшим произношением и обомлело застыл, изо всех сил вперив взгляд в таксиста. Я поспешила обернуться снова к нему, вполне ожидая какой-нибудь катастрофы, и узрела с возмущением у ног этого жаждущего мести рядового водителя с улиц Питера вместо хрупкой Нхемсут не менее хрупкую, но менее приятную... Любу!
— Что? — удивился нашим лицам резвый мститель и тоже опустил заинтересованную физиономию вниз. Какого же было его удивление, когда он узрел объект своих несчастий и злоключений, который вдобавок ещё и ухмылялся с противным огоньком в глазах, отдававшим мертвечиной. Сзади расхохотался И (мой диск не нанёс ему лишних увечий, лишь ещё больше разозлил), а Люба озвучила этот смех словами:
— Давно не виделись, Ромочка, не скучал по своей девочке? Ничего, скоро ты вообще не будешь скучать: великий Анубис говорит, что в мире тьмы и проклятых душ не соскучишься...
— Чего-о-о?! Ты мне ещё грубить будешь, стервь такая?! — прорвало, наконец, Романа, над его челом тут же сгустились тучи, и он с преступным энтузиазмом бросился душить это "стервозное существо", которое ещё и кусаться умеет, оказывается! Я не стала любоваться тем, на какое расстояние покатился этот дуэт в партерной борьбе, а мысленно поручила Марселле не выпускать из виду И и обратилась снова к отцу, старательно не замечая бросаемые на меня со стороны толпы взоры:
— Отец, прости неразумную, нам вечно кто-то мешает...
— Бастет? — прорычало трёхметровое чудище, направив на меня красные блестящие глаза (о, наконец-то я услышала своё имя применительно к себе!), однако, прежде чем он смог что-либо предпринять, я резко поднесла к лицу руку, коснулась губами кончиков пальцев и послала свой знаменитый поцелуй на диске огромных размеров по направлению к И.
Наслаждаться его диким визгом мне было некогда, хотя это принесло бы мне несомненное успокоение, так как пришлось обратиться по второму кругу к крокодилу и закрываться от его солнечных ударов, тут же практически полетевших в меня. Не рассчитав немного, я не успела сориентироваться и упала на песок, закрывая свою голову руками и пытаясь уйти из-под обстрела. — Какого... — Роман сам не заметил, как ослабил хватку, и вёрткая Люба вынырнула из его смертоносных объятий, змеёй обвив его ноги и повалив его на песок рядом с собой, а потом навалившись на него всем телом и потянувшись к нему губами. "Хочешь забрать мою привилегию?!" — неистово прошипела я, вне себя от ярости и, позабыв об интересном отношении ко мне отца, ударила по земле ногой и обратилась в огромную чёрную кошку. Прыгнув в её направлении, я когтями вцепилась в её плечо и рванула его на себя, отрывая Бочанскову от таксиста. В это мгновение меня саму отнесло влево неизвестной силой, из-за чего я потеряла хорошенько пораненную девчонку, а в то место, где мы только что были, грянул удар ужасающей силы. Представив себя вполне реально в виде кошачьего фарша, я услышала совершенно нормальный голос Сфинкса:
— А ну, не трогать мою госпожу, рожа крокодилья!!.. Ой, а я опять штал польшой, поги мои, шпашибо...
— Ни фига себе, — хрипло присвистнул Роман, почему-то ухватившись за мою лапу (она тут же преобразовалась в человеческую руку, как и я сама приняла свою настоящую оболочку) мёртвой хваткой. Он устремил огромные, но довольные глаза на Сфинкса, который прежним великаном возвышался посреди разом измельчавшего размерами берега (я с удовольствием отметила, как разбегаются в ужасе людишки, а яростно шипящая от боли Люба отползает подальше). Правда, при его невероятном росте было странно и даже смешно слышать его так и не исправившееся шепелявение, однако, похоже, для большинства присутствовавших здесь это большой роли не играло, если вовсе не замечалось...
— Оставь меня с дочерью, старейший из смертных, это моё дело, — пророкотал Собек, игнорируя крики разбегавшихся. Отец, что я слышу, как ты позволил им себя поработить?!
— Ну уж нет, великий, я швою гошпожу в обиду не там! — гордо выпятил грудь полулев, явно красуясь перед Марселлой, ошалевшей от привалившего счастья.
— Что ж, ты мог и дальше загадывать свои загадочки, а теперь...
Сфинкс соображал куда лучше, чем мог знать мой отец, он в мгновение ока лёгенькой тенью переместился вплотную к Собеку и ударил раньше. Брызги разлетелись в разные стороны, заливая берег, бушевала волна, сопровождая битву двух гигантов, на которую в ужасе взирали издалека египтяне. Я отцепила от себя руку Романа, уже наверняка оставившую след на запястье, не отрывая взора от разыгравшейся битвы, я ведь даже не знала, как может она кончиться, мне были дороги оба... И я уткнулась сверкающими глазами в глаза Романа. На миг мир вокруг замер...
— Обалдела? Не смей из меня выкачивать энергию!
Его щёку обожгла обиженная молчаливая пощёчина. Не хочу даже тратить на него мысли...
Отвлёк меня от мрачных мыслей дикий крик Сфинкса и шипение Марселлы. Мы метнулись в разные стороны и только тогда позволили себя оглядеться: Люба старательно пыталась помочь своему "жениху" снова обрести возможность передавать мне голос Сета или вообще способность двигаться, что у неё никак не получалось, а наш неудачливый полулев в то же время пытался обрести вертикальное положение. Собек (называть его своим отцом у меня язык не поворачивался) пока пробирался в моём направлении, сметая всё по пути и оставляя глубокую борозду в песке. Зрелище это было жуткое, не удивительно, что доведенные, наконец, египтяне окончательно разбежались, оставив богам право разбираться самим, фараона они тоже считали богом, поэтому особо не страшились за его самочувствие в нашем обществе. Роман тихонько поскуливал, сожалея, видимо, о бесцельно прожитых годах, а вот мне выбирать не приходилось: надо было решать, как выбираться, так как силы слишком не равны. Да, я терпеть не могу отступать, но сейчас надо было запихнуть всё своё самолюбие поглубже...
