— Никак нет, товарищ капитан, — оправдывался техник 16-го. — Я же вам уже докладывал. Почему вы делаете вид, что первый раз слышите. Вы же знаете, самолет должен идти в ТЭЧ только с пустыми баками. Еще вчера, в обед, заказали топливозаправщик в батальоне обеспечения, чтобы выкачать керосин. И до сих пор не слуху, не духу.
— Он мне докладывал! Вы что, уроды, оборзели совсем? Счас, я все брошу и побегу вам заправщик искать! Сейчас же, вместе со своим старшим техником, звоните в батальон или сами бегите туда, но самолет через час должен быть в ТЭЧ. Однозначно! Шувалов, не делай вид, что ты меня не слышишь.
— А чем тащить? Тягач дайте, — подал голос из строя Славка.
— Пешком пойдете — ходьба укрепляет половые органы. Тягач для вас планировался вчера, а сегодня у него другие задачи. Запрягайтесь все звеном и толкайте. Еще вопросы есть?
— Никак нет, гражданин капитан, — отозвался Шувалов.
— Почему, 'гражданин'? — сразу насторожился инженер.
— А какой вы нам, к черту, 'товарищ'!
— Ты что, Шувалов, на губе давно не сидел? Совсем страх позабыли! Уроды! Черви! Сгною на стоянке!
Тихонов перевел дух, оглядывая техников разъяренным взглядом. Офицеры внимательно изучали землю под ногами, и инженер продолжил планерку:
— Якимявичус, что с отказом радиостанции на 22-ом?
Медленно растягивая слова, флегматичный начальник группы радиоэлектронного оборудования, отозвался из строя:
— Работаем. Выясняем. Вроде бы дело в...
— Если вы также работаете, как ты разговариваешь, то самолет раньше, чем к Новому Году готов не будет! — перебил его капитан. — Сейчас же послать на него Филонова с Телешовым. Пусть бросят все, но 22-ой к обеду должен быть в строю. Однозначно, стопроцентно. Ясно? Филонов?
Инженер внезапно обнаружил, что не видит Филонова.
— Где Филонов? Ах, ты, мать твою! Телешова, тоже нет! Старший лейтенант Якимявичус, где твои люди? Вы что, дети?! С завтрашнего дня начинаем построение с доклада начальников групп об отсутствующих. Однозначно! Якимявичус, не слышу?
Витас смущенно пожал плечами.
— Они вчера утенка провожали, — раздался чей-то голос. По рядам пробежал несмелый смешок.
— Молчать! — заорал Тихонов. — Я вам всем покажу пернатого. Землю жрать будете! Якимявичус, в гарнизон за ними, мигом. Чтобы через шесть секунд эти гугеноты стояли передо мной, в любом состоянии. Однозначно. Живые или мертвые. Остальным — на стоянку, бегом! Я вас блядей научу Родину любить! Будете у меня каждое утро гимн Советского Союза исполнять!
По дороге к укрытиям нашего звена, Дед рассказал мне про историю с утенком. Оказалось, что несколько дней назад Филонов с Телешовым нашли в лесу, отбившегося от матери, маленького птенца. Будучи по натуре, большими любителями природы (Филонов был охотником, а Телешов — рыбаком), они решили взять над ним шефство. Сначала, все шло хорошо. Утенка поместили в большой деревянный ящик из-под самолетного оборудования, кормили, поили его. Однако превратиться из гадкого утенка в большую красивую птицу, ему не удалось. Вскоре, благодаря техническим заботам, он благополучно переселился в мир иной. Естественно, боевому товарищу устроили пышные похороны. Могилу вырыли в живописном месте, установили сверху большой деревянный крест. Утенок был погребен со всеми воинскими почестями, включая прощальный залп из ракетницы над свежим холмиком. Само собой, церемониал завершился поминками, которые прошли накануне вечером. Скорбь потери оказалась так велика, что офицеры даже оказались не в состоянии выйти сегодня на службу.
Быстро закончив подготовку своего самолета, я, как и было договорено заранее, пошел к Женьке, помочь менять пневматики. 'Девятнадцатый' был поднят на подъемниках и Петров вместе с Дедом уже начали снимать правое колесо. Я подошел и включился в работу. Мы сняли колесо, которое в обиходном технарском языке называлось — 'пневматик'. Потом оттащили в сторону и установили на него специальное приспособление для отделения резиновой шины от диска. В этот момент к самолету подошел Вова-вооружейник со своим бойцом.
— Ну что там у тебя Вова? — поинтересовался Женька.
— Да опять пушку вчера на полетах заклинило, — недовольно буркнул в ответ Синицын. — Пахан летал. У меня уже язык отсох повторять летчикам. Стреляйте короткими очередями. Короткими. Все без толку!
Тридцатимиллиметровая шестиствольная пушка, установленная на МиГ-27 являлась грозным оружием и буквально рвала мишени в клочья. Основными ее достоинствами были убойная мощь и потрясающая скорострельность. Но как это обычно бывает, недостатки пушки проистекали прямо из ее достоинств. Если летчик увлекался и выпускал весь боезапас в считанные секунды, пушку часто заклинивало. От сильной отдачи выходило из строя электро и радиооборудование. Со временем появлялись трещины на топливном баке, примыкающем к месту крепления пушки. Начинал подтекать керосин.
— Ха, подумаешь, пушку заклинило. Большое дело..., — Борзоконь почесал свою обнаженную под технической курткой грудь. — Вот у нас один раз на учениях после такого залпа на самолете вырубило разом всю электрику. Вот это было да! Как летчик только вернулся на базу? Когда ни один прибор не работает и половина агрегатов.... Но с тех пор, ему про короткие очереди напоминать уже не надо было.
— Ладно, мужики, пора мне начинать, а то не успею, — выслушав рассказ, сказал Синицын, и полез в кабину.
Мы тоже продолжали свою работу. Закончив с правым колесом, взялись за левое. Краем глаза я наблюдал за вооружейниками. Вначале, они сняли и опустили на лебедке пушку, установленную под фюзеляжем, сразу за передней стойкой. Потом удалили искореженные куски металлической снарядной ленты, которые послужили причиной заклинивания. И, наконец, поставили пушку на место и подключили к ней какой-то прибор, протянув кабель от пушки в кабину.
Наш левый пневматик был почти готов, когда, внезапно, раздался раскатистый громовой удар, словно началась гроза. Сверкнула огненная вспышка и, самолет окутался облаком дыма. После этого его носовая часть рухнула вниз, с противным металлическим хрустом сминаясь о бетонку.
Когда дым немного рассеялся, перед нами предстала картина, достойная пера Айвазовского, только от авиации. Самолет стоял, задрав хвост в небо, опираясь на два подъемника, установленных в районе основных стоек шасси. Своим носом МиГ упирался в землю, посреди лужи растекающегося гидравлического масла и осколков разлетевшегося вдребезги остекления 'Кайры'. Передней стойки шасси не было. Ее остатки вместе с обломками третьего подъемника, валялись метрах в двадцати на рулежке.
Первым пришел в себя Петров:
— Вова, ты, что америкосам продался? Сколько они тебе заплатили, гад?!
Начальник группы вооружения, все еще сидящий в кабине и белый, как полотно, наконец, пришел в себя и вылез наружу.
— Во, блин. Стойку отстрелили, — только и смог он выдавить из себя.
— Лучше бы ты себе яйца отстрелил! Тогда, по крайней мере, Тихону тебя не за что было подвешивать. А теперь, висеть тебе, как миленькому. Да и мне вместе с тобой! — орал Женька.
— Как же так? — продолжал соображать вслух Синицын. — Я же все проверил. Концевой выключатель 'земля-воздух' стоял в правильном положении. Следовательно, пушка на земле не должна была выстрелить, ни при каких обстоятельствах.
— Аналогичный случай произошел в Тбилиси с тетей Сарой, которая до приезда в этот славный город, тоже не могла забеременеть ни при каких обстоятельствах, — Дед пнул ногой покореженный кусок обшивки и продолжил, все так же обращаясь к вооружейнику. — Ты что, не знаешь, что твой знаменитый выключатель работает только когда амортизаторы стоек шасси обжаты? То есть, когда самолет стоит на земле и давит на них своим весом. А сейчас, он стоял? Он же висел на подъемниках. Учи матчасть, Вова!
До Синицына, наконец, дошло. Не обращая внимания на стоящего чуть поодаль подчиненного ему солдата, тоже насмерть перепуганного, Вова опустился на корточки, обхватив голову руками:
— Все, крантец! Теперь — трибунал!
— Какой тебе трибунал, сволочь! Не довезут тебя до прокурора. Я тебя сам, лично, шлепну! — бегал вокруг изувеченного самолета Петров.
— Трибунал..., — продолжал, раскачиваясь, выть вооружейник.
— Успокойся, — Дед подошел и положил ему руку на плечо. — Если всех мудаков в ВВС сажать, то гайки крутить некому будет. А уж летать, и подавно.
— Значит, с должности снимут, — причитал Вова.
— Ага, сейчас. На твое место, можно подумать, очередь стоит. Все только и
мечтают, как на своем горбу бомбы таскать, — продолжал Борзоконь. — Беги, давай, обрадуй Тихона. И не забудь спеть ему: 'Капитан, никогда ты не будешь майором!'
В то самое время, когда мы бегали вокруг искореженного Женькиного самолета, к 16-му укрытию старшего лейтенанта Колесова подкатила машина. Это был передвижной авиационный дизель-генератор, установленный на шасси все того же мощного 'Урала'. Из кабины выпрыгнул Шувалов.
— Ну, что? Приезжал топливозаправщик? Керосин с самолета скачали? — первым делом поинтересовался он у своего подчиненного.
— Нет, так и не появлялся, — разочарованно развел руками Колесов.
— Черт! — выругался Славка и сплюнул на землю с досады.
Оба техника прекрасно знали, что МиГ не может идти в ТЭЧ с полными баками.
— А я думал, у тебя все готово, чтобы самолет буксировать. Вон, тягач чужой угнал. Он долго ждать не станет! — Шувалов ткнул пальцем себе за спину, где находился 'Урал'.
В ту же минуту с той стороны раздался жалобный голос:
— Товарищ старший лейтенант, не могу я больше стоять! Попадет мне! Меня уже полчаса, как в первой эскадре ждут!
Шувалов посмотрел на часы, потом вдруг решительно махнул рукой:
— Хрен бы побрал весь батальон вместе с Тихоном и этой гребанной службой! Колесов, давай, цепляй свою каракатицу. Без топливозаправщика обойдемся.
— Как это обойдемся? — не понял техник.
— Как, как? Каком к верху!
В то время, пока техник присоединял буксировочное водило к тягачу, Славка полез под самолет. Он открыл один из лючков в нижней части фюзеляжа, потом поколдовал там немного, и оттуда ударила упругая желтая струя.
'Открыл сливной клапан', — понял Колесов. — 'Сейчас в укрытии будут керосина по колено!'.
Не давая своему подчиненному опомниться, старший техник крикнул водителю:
— Трогай! Быстро! — и первым запрыгнул в кабину. Колесов последовал его примеру.
Зону второй эскадрильи и ТЭЧ разделяло несколько километров. Всю дорогу до пункта назначения Шувалов смотрел в зеркало заднего вида 'Урала'. За буксируемым самолетом тянулась длинная влажная полоса, вначале широкая, но постепенно становившаяся все уже и уже.
Когда машина затормозила у ворот ТЭЧ, от толчка на бетонку упали две последние капли. Это было все, что осталось от пяти с лишним тонн первосортного авиационного керосина.
В обеденный перерыв, мы вместе с Дедом, пошли в столовую. Небольшое опоздание, всего минут на пятнадцать, чуть не оставило нас без обеда. Из своих зон, приехали первая и третья эскадрильи, и теперь зал техстоловой был полон. Мы с трудом отыскали свободные места за столиком, где уже сидели два старших техника: Панин и Шувалов. Они с аппетитом поглощали суп, и Сашка рассказывал о сегодняшнем происшествии в звене. Шувалов внимательно слушал, время, от времени хлопая себя то по коленям, то по поверхности стола и, восхищенно матерясь.
Мы, с капитаном, присоединились к ним. Меня, как непосредственного участника событий, рассказ своего старшего техника мало заинтересовал. Я, в нетерпении дергался, провожая глазами официанток, носившихся по проходам между столиками с полными подносами. Мой желудок уже просто бесился от голода. Сам того не замечая, я взял вилку и начал нервно постукивать по стоящему передо мной стакану. В это время, Панин закончил свое повествование и переключил внимание на меня:
— Сашок, не нервничай, все будет хорошо.
— Скорее бы уж что-нибудь пронесли, а то есть страшно охота!
— В армии не едят, а принимают пищу, — поправил меня Панин.
— Ну, хорошо. Тогда, скорее бы принять.
— В армии, принимают только на грудь, — тут же среагировал Шувалов.
— Да, ну вас, вместе с вашей армейской терминологией, — отмахнулся я. — Пожрать дайте, быстрее!
Словно услышав меня, появилась официантка, которая сбросила нам с Дедом по тарелке винегрета для разминки и тут же убежала.
— Вот видишь, а ты волновался, — Панин закончил есть и отодвинул от себя пустую тарелку. — Эх, ешь — потей, работай — мерзни! Наворачивай Санек. Чем шире морда у офицера, тем теснее наши ряды.
Потом, снова обратился к Шувалову:
— Во, видал, Абрек, какие дела у нас вооружейники сотворили? Только чудом не убило, не покалечило никого. Помнишь, нам последнюю сводку по ВВС зачитывали? В каком-то полку неуправляемая ракета прямо на стоянке взорвалась. Так двух человек на куски порвало.
— Ладно, хватит тебе плакать. Все же нормально закончилось. У меня, что ли в звене проблем мало.
— Что ж там у тебя за проблемы такие? — притворно удивился Панин. — У тебя все люди, как люди, а у меня чего только придурок этот очкастый стоит — Гусько! — при этом старший техник посмотрел на меня так, как будто на мне лежала персональная ответственность за всех двухгодичников страны.
Я, сделав вид, что не заметил его взгляда и уткнулся в свою тарелку.
— Этот, да. Этот может! — с готовностью закивал головой Шувалов. — Я тебе Панин никогда не забуду, как ты в отпуск свалил, и свое звено на меня сбагрил. Вот Гусь меня тогда с лючком подставил! А что он опять что-нибудь учудил?
— Так он каждый день что-нибудь новенькое выдумывает.
— Ну-ка, ну-ка, расскажи, — заинтересовался Шувалов.
— Даже не знаю, с чего начать, панове. Вот, хотя бы, за последнее время.... В понедельник, на полетах случилось. Летчик уже в кабине, начал выводить движок на максимальные обороты. Хорошо, рядом Женька проходил. Посмотрел случайно, говорит, и глазам своим не поверил. Боковые заглушки с двигателя на 21-м не сняты. Петров подскочил, сдернул. Еще несколько секунд и их в движок бы засосало! А этот олух только глазами хлопает. Не заметил, говорит. Ну, скажи, Абрек, как можно их не заметить? Специально покрашены в красный цвет и размер..., — Панин широко развел руки, показывая габариты заглушек.
Шувалов с Дедом едва сдерживали смех.
— Вот это, орел! Все что на самолете положено снимать перед полетом и, специально покрашено в красный цвет, чтобы не забыть — он не снимает. А лючки, зеленого цвета, которые нужно закрывать — оставляет открытыми. Слушай, может быть, он, как его, дальтонизмом занимается? Тогда ему нужен самолет красного цвета, а все заглушки, наоборот — зеленого, чтобы понезаметнее. Может быть, тогда Гусь начнет все делать, как надо, — высказал предположение Борзоконь.
— Вам смешно, а мне не до смеха, — тяжело вздохнул Панин. — На прошлой неделе, в пятницу. Уже со стоянки уходить собираемся. Вдруг, меня что-то, прямо, как в печенку кольнуло. Дай-ка я инструментальный ящик у него проверю. Открываю ящик — пся крев! Так и есть, одной отвертки не хватает. Я — Гусько за шкварник, мол, когда потерял? Тот божится — еще сегодня утром была. Что делать? Вы же знаете наши правила: пока весь инструмент не будет в наличии, никто со стоянки не уходит. Тихон вместо ужина поставил все наше звено раком, искали, носом рыли землю возле его укрытия. Потом решили, может, где-нибудь внутри ее оставил, так полсамолета разобрали. Часа через два отвертка нашлась. Где бы вы думали? У него в кармане!
