Над ним нависают какие-то лица, что-то говорят. Требуют не шевелиться, расстёгивают броню, задирают футболку.
— Твою ж мать!
— Пластину посмотри! Пробило?
— Холодное надо приложить!
— Да где ты его тут возьмёшь?
Сменяющие друг друга головы. Сухие ветки и листья, кусочки голубого неба, мелкие, как стёклышки разбитой на асфальте бутылки.
— Да не суетитесь, мудаки! — над Табасом склонилось лицо Ибара, юноша почувствовал укол в плечо и тотчас словно просветлел. Боль отступила, пелена с глаз спала.
— Да вы издеваетесь! — Ибар потрогал место попадания и рявкнул на остальных членов отряда: — Тут же ушиб! Обычный, мать твою, ушиб!
Табас засмеялся, ему показалось, что Ибар сказал что-то очень весёлое.
— А я откуда знал? — закричал в ответ пытавшийся оправдаться Нем. — Лежит, корчится! Под футболкой месиво какое-то!
— Месиво-хуесиво! — передразнил его Ибар. — Какой же ты баран! Я ему только что второй шанс впорол!
— И что?.. — до здоровяка начало доходить, что он накосячил и прощения от обожжённого проводника можно было не ждать.
— Да то, что это уже второй раз, ты, урод! Ладно бы он умирал, так я ж из него ни за что ни про что наркомана сделал! — Ибар вскочил. — Девка-истеричка! Как морды в подворотнях бить, так умный, а серьёзное дело!.. — он, не договорив, сочно двинул Нему в нос. Впервые Табас видел Ибара таким разъярённым, но сейчас это было зрелище не страшное, а очень забавное — как будто юноша смотрел, лёжа, какой-нибудь детский мультик, где главные герои-животные носятся друг за другом с огромными деревянными молотками.
— Зашибись экспедиция! — повернулся Ибар к Айтеру, у которого был разбит лоб. — Прекрасно просто! Ты всё ещё хочешь идти дальше?!
— А ты хочешь повернуть, да? — оскалился наниматель. — Знаешь, у меня стойкое ощущение, что ты специально всё это сделал!
— Да, точно, — подобрался Ибар, резко став пугающе спокойным. — Я завёл нас в ловушку, я убил Мокки и я сделал единственного, кроме меня, нормального бойца в отряде наркоманом!
— Мы пойдём дальше! — отчеканил Айтер. Его люди уставились на Ибара с нескрываемой неприязнью. — Что бы ты ни говорил. Ставки слишком высоки.
— Ставки, — фыркнул обожжённый наёмник. — Это не игра!
— Бла-бла, — отмахнулся Айтер, глядя на окровавленный кусок тряпки, которым он только что пытался остановить кровь, текшую со лба. — Мы идём, Ибар. В противном случае всему миру придёт конец.
— "Миру"... — саркастично повторил Ибар и, повернувшись к напевавшему что-то вполголоса Табасу, помог ему подняться и надеть броню.
— Что стоим? — буркнул он, видя, что остальные члены отряда уставились на него. — Кто нас прикрывает? Подходи и бери голыми руками! Кто тела осмотрит? Давайте, не тормозите! Собрать оружие, пригодится! Живее! Хрен знает, кто к нам ещё двигается!
Бойцы разбежались по кустам обирать трупы, а Ибар глядел на тупо улыбавшегося Табаса, мир которого расцвёл буйными красками.
— Твою ж мать, — впервые в голосе обожжённого напарника Табас услышал извиняющиеся нотки. — Это всё Нем, чтоб ему. Трус. Истеричка. Ничего, всё будет нормально. Только держись, слышишь? Нет... Не слышишь ты ни хрена.
Табас не понимал, что вообще происходит и о чём Ибар говорит; грудь больше не болела, всё тело было лёгким. Юноша чувствовал, что готов сейчас хоть без остановок до пустыни бежать, ещё и посадив кого-нибудь к себе на плечи.
Подошёл Прут с охапкой автоматов — длинных, с громоздкими деревянными прикладами и накладками на цевье. Здоровяк свалил их Ибару под ноги, как дрова. Следом подтянулись Айтер и Хутта с запасными магазинами — пустыми, не снаряженными.
— Ну и говно... — покачал головой Ибар. — Ладно, всё ж не пистолеты. Айтер! Хутта! Берите по два! Остальное оставим. Всем! Хватаем вещи, ноги в руки и валим со всей возможной скоростью. Хутта! Рыба! Давайте в головной дозор. Айтер, Табас и я пойдём в центре, остальные — замыкающие. Всё ясно? Тогда давайте!
Выстроились так, как приказал наёмник, и резво, быстрым шагом, двинулись дальше. Можно было бы перейти на бег, но тогда люди бы очень быстро выдохлись: всё-таки, как ни крути, а с грузом легче быстро идти, чем медленно бежать. К тому же Ибар, похоже, берёг Табаса, который болтался из стороны в сторону как пьяный и изредка хихикал. Тем не менее, юноша прекрасно соображал и, несмотря на дурацкую эйфорию, отметил, что в кои-то веки Ибар выстроил отряд "по книжке" — так, чтобы основной костяк и командование шли в середине и не подвергали себя опасности. В реальном бою шанс получить пулю, находясь в голове колонны, приближался к отметке девяносто девять процентов.
— Кто это был? — спросил Айтер, запыхавшийся и покрасневший от быстрой ходьбы.
— Что-то типа дружинников Армстронга. Помощники полиции. Дети.
— Что? Мы перестреляли детей?..
— А ты предпочёл бы, чтоб против нас выставили гвардию? — огрызнулся Ибар, и Айтер замолчал: продолжил, пыхтя под тяжестью рюкзака и двух автоматов, вышагивать по лесу.
— Надеюсь, нас не успеют окружить... — пробубнил себе под нос обожжённый наёмник.
Табас, полный сил, то и дело порывался убежать вперёд и посмеивался над неуклюжими соратниками — потными, мрачными, хмурыми и уставшими. Они двигались медленно, тащились, словно замученные ездовые животные, таращились на Табаса с неодобрением, а тот порхал, словно рюкзак ничего не весил, перепрыгивал через сучья, ручьи и кочки, легко взбирался на склоны оврагов. Несколько раз он почти догонял головной дозор, но неизменно возвращался и, зажав ладонью рот, смеялся, слушая, как Ибар ворчит на него — прямо как старый дед.
Сопротивления они не встретили. Лес был пуст, но, несмотря на это обожжённый запретил расслабляться и периодически останавливался, чтобы прислушаться: не хрустят ли ветки, не слышны ли где-то человеческие голоса? Табас каждый раз предлагал сбегать на разведку и вернуться назад — он был уверен, что сумеет догнать экспедицию.
Однако заряд бодрости постепенно сходил на нет. Где-то через пару часов пути Табас стал замечать, что идти ему становится всё труднее. Не причинявший ранее неудобств синяк на груди начал болеть — с каждой минутой всё ощутимее. В рюкзак как будто подкладывали камни — понемногу, но с каждым пройденным шагом всё больше и тяжелее. Силы уходили, лоб покрылся испариной, почему-то заложило нос. Испортилось настроение — Табас больше не смеялся, наоборот, был насуплен и сосредоточен, в голову лезли депрессивные мысли. Ноги подкашивались от внезапно навалившейся слабости, компактный автомат стал вдруг жутко неудобным. Очень хотелось присесть и отдохнуть: вперёд толкали только чувство долга и осознание ответственности, но их медленно подтачивали тоска и апатия. Они словно высасывали энергию из ног и ядовито нашёптывали на ухо: "Сядь. Прямо здесь. Сядь и не вставай. Всё бессмысленно, куда бы ни шёл, тебя догонят и убьют. А так хоть отдохнёшь перед смертью".
Но юноша боролся. Настойчиво пёр вперёд, стараясь не отставать. Задыхаясь, обливаясь холодным липким потом, то и дело шмыгая носом, но двигался, стараясь не обращать внимания на апатию.
Ибар частенько косился на него, но ничего не говорил, лишь изредка что-то бубнил в рацию — командовал головным дозором, который постоянно сбивался с направления и уходил куда-то не туда.
Лес то редел, то наоборот становился чаще, густые тёмные ельники, вкусно пахнувшие нагретой смолой и хвоей, сменялись тощими берёзовыми рощицами — молодыми, росшими на песке, ещё не успевшими обзавестись подушкой подлеска. Табас, в начале пути любовавшийся этим древесным разнообразием, сейчас его втихую ненавидел: очень хотелось двигаться по ровной поверхности, а не смотреть внимательно под ноги, опасаясь травы или коварного сучка, норовившего ухватить за ботинок или хлестнуть по лицу.
На дорогу они выбрались неожиданно: лес резко кончился и обернулся небольшим просёлком — узкой колеёй, вившейся между двумя непроницаемыми стенами деревьев. В самом центре дорога заросла высокой непримятой травой — видно, тут давно никто не ездил.
— Стоп! — скомандовал Ибар. — Пойдём вдоль дороги. Потом немного сменим направление, — и прикрикнул на головной дозор: — Да не по самой дороге, идиоты, вдоль! Рядом! Мишенями хотите стать?!
После перестроения двинулись дальше — быстро, но стараясь при этом особо не хрустеть и не выходить на открытое пространство. Айтер, доставший планшет с картой, на ходу смотрел то на неё, то на компас, стараясь вычислить хотя бы приблизительно, где отряд находится и куда идёт.
Спустя несколько минут он помрачнел.
— Что такое? — перемены в лице Айтера не ускользнули от внимания Ибара.
— Смотри, где мы, — вместо долгих объяснений наниматель показал планшет с пометкой.
— Охренеть! — выругался обожжённый. — А это точно?
— Других дорог, ведущих в похожем направлении, просто нет.
— А если эта грунтовка просто не отмечена на карте? Она ж уже почти заброшена.
— Карты составлялись давно, так что эту грунтовка в то время могла быть чуть ли не федеральной трассой, — Айтер покачал головой и закрыл планшет.
— С ума сойти...
— Что случилось? Где мы? — спросил Табас, чувствуя, что эти простые слова заставили его задыхаться от нехватки кислорода.
— Далеко, юноша, очень далеко, — скривился Айтер. — Если вкратце, то эта дорога — практически тупик. Плюс мы отклонились от маршрута. Сильно.
Табас выругался.
— Лучше береги дыхание, — посоветовал Ибар. — Скоро тебе будет очень плохо.
— Подбодрил, — Табас хрипло хохотнул, отчего несколько капель ледяного пота сорвались со лба и потекли по лицу. Омерзительное ощущение.
— Уж как умею... — пожал плечами обожжённый. — Шире шаг. Пока тебя не накрыло, надо успеть пройти как можно дальше.
Однако пройти было не суждено.
— Машина! — прошелестела рация, заставив людей залечь.
Уже валяясь в траве, Табас прислушался и различил шум двигателя.
— Грузовик? — спросил по рации у головного дозора Ибар.
— Да. Военный какой-то. К нам едет.
— Внимание, головняк! — Ибар принял решение мгновенно. — По команде открывайте огонь по кузову! Айтер, Табас, вас тоже касается! Замыкающие!
— Слушаю, — отозвался Нем.
— На вас кабина!
— Принято.
— Отлично, ждём! — Ибар оскалился в предвкушении боя. Табас видел его лицо и горящие глаза, уродливые фиолетовые пальцы, сжимавшие оружие, будто отлитые из металла, слившиеся с оружием, и на миг в голове промелькнула мысль, что он очень не хотел бы стать врагом этого человека.
Звук двигателя приближался, и пропорционально росло напряжение Табаса. Вместе с тем ухудшилось самочувствие — он шмыгал носом, временами дрожал, словно замерзая. Пальцы скользили по пластиковой рукоятке автомата, а голова отказывалась соображать. Ему было страшно: почему-то вмиг проснулись все сомнения, которые начали грызть его, словно сторожевые псы. А вдруг грузовик — приманка и, стоит им обозначить себя, как со всех сторон полетят пули от невидимых стрелков? Что, если в кузове — взрывчатка или топливо? Что, если вдруг на Кронос упадёт метеорит?
Куча всяких "что, если" кружилась над головой, как воронья стая, не давая успокоиться и прививая стойкое предчувствие чего-то плохого.
— Огонь! — коротко вскрикнул Ибар и, приподнявшись на локтях, выпалил в тёмно-зелёный грузовик с кузовом, укрытым брезентовым тентом.
Табас, стараясь преодолеть слабость в конечностях, плавно нажал на спуск и отправил в полёт короткую очередь, ушедшую вверх из-за того, что ствол в слабых руках дёрнулся и задрался. Полсекунды спустя пули головного и тылового дозоров забарабанили по металлическим бортам и кабине. Лопнуло стекло, кто-то в машине тонко заверещал, перекрывая звук двигателя. Грузовик резко повело в сторону. Он взревел мотором и завернул влево: наверное, водитель в панике крутанул баранку, стараясь избежать выстрелов. Так или иначе, это не спасло — машина врубилась в придорожные кусты и заглохла.
— Твою мать! — выругался оскаленный Ибар. — Ну твою же мать! К машине, все! Будьте начеку! — скомандовал он и вышел из укрытия, держа грузовик под прицелом.
Остальные быстро выбрались следом за ним, Табас шёл самым последним, поскольку чувствовал себя отвратительно.
— Нем, Прут, проверьте кабину! — распорядился Ибар, а сам, подойдя к кузову, рявкнул: — А ну выходите! На счёт три! А то стреляю! Раз! Два! Ах ты ж, падаль! Огонь! — крикнул он и резанул короткой очередью по тенту.
Из кузова раздался тонкий вскрик, больше похожий на писк.
— Выходи оттуда! — повторил Ибар.
— Я сейчас... Сейчас! — захныкал кто-то внутри. Тент откинулся в сторону, и на землю спрыгнул какой-то совсем ещё зелёный пацан — лет пятнадцать, не больше. Серая форма висела на нём мешком, а шитый чёрный берет, которому хозяин, видимо, не успел придать форму, выглядел смешно и нелепо, не в последнюю очередь благодаря массивной и разлапистой кокарде. Его правое плечо и предплечье были пробиты пулями в трёх местах и истекали кровью.
Пацан держал хилые руки на виду и смотрел на Ибара огромными синими глазами, полными страха и боли.
— Айтер, займись машиной. Попробуйте вывести её, — обожжённый повернулся к пацану. — Кто такой? Откуда? — спросил Ибар.
— Я помощник полиции. Мы искали беглецов... Ну, вас, — быстро ответил пленник.
— Много вас тут?
На мгновение пацан замялся, не желая, видимо, выдавать секрет, но грозный взгляд Ибара заставил его расколоться:
— Весь батальон подняли. Мы из города, — вероятно, он имел в виду Адмет. — Всех собрали и погрузили. Той ночью ещё.
— Так что, мы рядом с Адмет? — спросил Ибар, доставая свой планшет. — Ну-ка, дорогой друг, покажи, где мы находимся.
Пацан, недолго поискав по карте, ткнул пальцем рядом с тем местом, что недавно показывал Айтер.
— Понятно... — обожжённый убрал карту.
Двери кабины открылись, из них мешком вывалились два трупа, принадлежавшие таким же пацанам. Следом показалась злобная рожа Прута.
— Где патрули? Какие у них маршруты? — спросил Ибар, не обращая внимания на то, что пацан, увидевший тела своих товарищей, побледнел, как накрахмаленная простынь.
— Не знаю, — он задрожал и отвёл взгляд. Наёмник нахмурился.
— И ты думал, я тебе поверю? — он прищурил глаз. — Лучше не шути со мной, пацан. А то узлом завяжу.
— Я не знаю! — почти выкрикнул пленник. Не нужно было учиться пять лет на психолога для того, чтобы понять, что он лжёт. Даже Табас, в голове которого творился полный кавардак, понял это.
— Слушай сюда, — Ибар оскалился и глухо зарычал. — Времени у меня нет. Так что я не буду выпендриваться и просто сломаю тебе руку. Для начала. Где. Патрули? — процедил он таким голосом, что Табасу самому стало страшно. — Говори! Скажешь — отпустим. Ты нам нахрен не сдался, очень скоро мы будем далеко.
Парень недоверчиво насупился, но было заметно, что слова Ибара он принял за чистую монету. Зато Табас понял, что его напарник бесстыдно лжёт, и пацана в ближайшем будущем не ждёт ничего хорошего. С удивлением для самого себя он понял, что не чувствует к пленнику никакого сострадания.
