Тонкая, тонкая нить

— Да теперь-то какие проблемы, — пробормотал Джузеппе, усаживаясь в кресло. — Компьютер, загрузить прыжок к Сигме-6.

— Данные считаны и загружены.

"Вот так-то, — подумал Джузеппе. Наплевать, что там намудрили хозяева. Главное, успеть прыгнуть".

— Компьютер, обновить прогноз, — Яна, похоже, одолевали те же мысли.

— Время до полной зарядки накопителей — три часа тридцать шесть минут. Время вероятного обнаружения противником — три часа. Время гарантированного обнаружения противником — три часа тридцать минут.

Пилипенко начал ругаться. Ругался долго, замысловато и изобретательно. Джузеппе попытался представить себе перечисленное, пришел к выводу, что "Камасутра" не более, чем букварь и пожалел, что уже не успеет попрактиковаться.

Ян дождался, пока Олег закончит.

— Компьютер, приготовить двигатели к детонации. Активация по коду "Торнадо" или при абордаже. Подтвердить приказ.

— Принято и подтверждено. Детонация по коду "Торнадо" или в случае абордажа.

На мостике воцарилась тишина. "Ну вот, и все, — подумал Джузеппе. — Приехали". Сознание отказывалось признавать тот факт, что он умрет через три часа. Если очень повезет — через три с половиной. Правда, если очень сильно не повезет и они не успеют взорвать "Беспокойный"... Но об этом лучше не думать.

Вентиляция работала еле-еле, воздух в рубке стал спертым, но десантники не расходились. Устроились — кто в креслах, а кто и прямо на полу, переговаривались тихо, в основном молчали. Словно зал ожидания на вокзале. "Следующая станция Вечность", — подумал юноша, едва сдерживая нервный смешок. По его представлению, люди на пороге неминуемой смерти должны вести себя иначе. Как именно — Джузеппе затруднялся сказать. Вряд ли эти обычно спокойные, уверенные в себе мужчины и женщины стали бы биться в истерике, рыдать или безумно хохотать. Но можно было бы, например, устроить небольшую оргию... Несколько минут Джузеппе представлял, как занимается любовью с Судабе, но потом ужас неотвратимого конца снова пробрался в сознание. Джузеппе почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Это не может случиться с ним! С кем угодно, но не с ним! Это сон! Только сон, и он сейчас проснется!

Прикусив дрожащие губы, Джузеппе пробрался к выходу из рубки. Мысль о том, что он может разреветься на глазах у всех, на минуту разорвала холодное кольцо, все туже стягивавшее горло. На него никто не обратил внимания. Ян и Марта шептались о чем-то, переплетя пальцы рук, и Джузеппе невольно им позавидовал. Мысли об оргии показались ему смешными и глупыми.

Добравшись до туалета, лейтенант уткнулся лбом в зеркало и закусил губу. Плечи его содрогались от рыданий. Джузеппе было невыносимо жалко себя, свою маму, девушек, которых он никогда не встретит, и весь этот мир, который должен исчезнуть всего через каких-то два часа... Сделав несколько глубоких вдохов, он полез за пазуху, нащупал золотой медальон с изображением Мадонны, сжал его в кулаке. Он не очень-то верил в Бога, даже бабушке не удалось приучить его ходить к исповеди. И медальон этот Джузеппе носил лишь в память о ней, о добрых и ласковых морщинистых руках, о надтреснутом голосе... "Носи, внучек, носи. Ты, может, и не особо про нее-то помнишь, но она про тебя помнит. Она про всех помнит. А больше, почитай, о людях и некому-то заботиться. Друг до дружки нам уж давно дела нет...". Джузеппе попробовал молиться, но в памяти всплывали лишь отдельные слова мертвой латыни, сухие, словно коконы вылупившихся бабочек.

Одиночество в тесной каморке показалось невыносимым, и Джузеппе вернулся в рубку. Там все осталось как прежде. Так же остывающими углями тлела подсветка пультов, так же мучительно медленно наливался огнем индикатор накопителя. Ян и Марта, похоже, закончили разговор, и теперь сидели молча, не разнимая сплетенных рук. Взгляд Джузеппе упал на другую пару. Массивная голова Мастерсона лежала на коленях у Джоанны, и ее пальцы задумчиво перебирали короткие жесткие волосы. Глаза Мастерсона полузакрыты. Джоанна подняла взгляд, и Джузеппе увидел грустную улыбку.

Пилипенко поднялся и принялся прохаживаться от стены к стене.

— Сядь, не мельтеши, — бросил ему Ян. Пилипенко подошел к пульту, зачем-то постучал пальцем по индикатору накопителя и вернулся на свое место.

Еще через двадцать минут взвыла сирена.

Вспыхнувший в рубке свет показался ослепительным. Кондиционеры зарокотали, обрушивая на людей струи леденящего воздуха. Экономить энергию теперь ни к чему.

Их обнаружили.

Планетарные двигатели "Беспокойного" ожили, на пределе мощности уводя старый корвет от поджарого, словно борзая, преследователя.

— Фиксирую пуски ракет, — голос компьютера показался Джузеппе слегка виноватым. — Пассивные средства противоракетной обороны на борту отсутствуют. Начинаю маневр уклонения.

— Фиксирую захват цели боеголовками ракет. Маневр уклонения неэффективен. Активные средства противоракетной обороны на борту отсутствуют. Детонация через 10 секунд... 9... 8... 7...

Серия взрывов встряхнула корабль.

— Напряженность кинетических щитов — ноль. Отказ системы противоплазменных щитов. Отказ системы маскировки. Отказ двигательной системы. Отказ ремонтной системы. Отказ навигационной системы. Отказ... Отказ... Отк...

Голос компьютера превратился в невнятное бормотание.

— Компьютер, "Торнадо"! — заорал Ян, прыгая к пульту. Системе искусственной гравитации тоже досталось — сержант перемахнул пульт и врезался в обзорный экран.

Ответом ему стало бульканье из динамиков.

Миротоврец больше не стрелял — похоже, беспомощное положение жертвы очевидно.

Ян наконец добрался до пульта, попытался запустить детонацию вручную. Но судя по россыпи красных огней взрываться уже нечему.

"Значит, все-таки абордаж", — обреченно подумал Джузеппе. На обзорных экранах вырастал хищный силуэт. Серая броня миротворца опалена, местами напоминая взлохмаченную собачью шерсть — должно быть, работа денгов — но он утратил лишь малую толику грозной мощи.

— Занять места по боевому расписанию! — гаркнул Ян. — Приготовиться к отражению абордажной атаки!

Десантников как ветром сдуло.

Джузеппе сообразил, что у него есть шанс на быструю и легкую смерть в противовес долгой и мучительной. Это его ободрило. В скафандры упаковываться некогда, но это к лучшему — меньше шансов выжить. Знать бы три часа назад чему буду радоваться...

Повесив на шею тяжеленный "слепень", Джузеппе двинулся следом за Судабе в ангар спасательных шлюпок. Черные глаза стрельнули из-под сдвинутых бровей,

— Ладно, твоя позиция будет здесь, — ствол винтовки указал на опорный стабилизатор шлюпки. — Стреляй во все, что движется, кроме меня.

Немного подумала и добавила:

— В меня можешь стрелять тоже.

Вспыхнувший на переборке экран транслировал приближение миротворца — максимум, на что способен компьютер. Десять мегаметров... восемь... семь...

Серый борт надвинулся вплотную, заполнил обзорное поле камеры — и тут фрегат ударил. Джузеппе повалился на пол, словно мешок с картошкой, в двух шагах впереди столь же беспомощно рухнула Судабе.

"Парализующее излучение!" — сообразил Джузеппе. Как и на "Дюрандале", рассудок оставался ясным, только вот тело не подчинялось. Хотя... Джузеппе обнаружил, что может чуть-чуть двигать руками и ногами. Толку-то...

Толчок! Скрежет, металлический лязг — миротворец начал стыковку. Через пару минут машины вскроют "Беспокойный" как консервную банку, ринутся внутрь не встречая сопротивления... "В меня можешь стрелять тоже". Наверное, сейчас это самый лучший выход. Но вместо того, чтобы подтянуть к себе винтовку, Джузеппе пополз к Судабе. Собственно, "пополз" — громко сказано. Обогнать дождевого червя Джузеппе точно смог бы, но вот усилий его соперник затратил бы в тысячу раз меньше.

И червяку не было бы так больно.

Каждую мышцу Джузеппе словно погрузили в кипяток, любое движение отзывалось мучительной дрожью, но он полз и полз вперед, цепляясь непослушными пальцами за вытертый пластик, упираясь слабыми ногами в ставший вдруг невероятно скользким пол, по сантиметру продвигая себя к Судабе.

Наконец пальцы его правой руки вцепились в ворот ее комбинезона... И Джузеппе понял, что ничего не получится. Не выйдет оттащить Судабе под прикрытие шлюпки, не выйдет выползти навстречу миротворцам, не выйдет дать этой пантере даже крохотную тень шанса...

Он просто не сможет сжать пальцы...

И все же Джузеппе пытался — снова и снова, хрипя от напряжения, плача злыми бессильными слезами, пытался до тех пор, пока дверь шлюзового отсека не вылетела из креплений, как лист картона.

Миротворец мелькнул по отсеку стремительной тенью, остановился над двумя беспомощными людьми, одни из которых почему-то еще дергался, словно наколотый на булавку жук, и оглушил их еще одним разрядом, отключившим и мышцы, и мозг.

Очнулся Джузеппе от боли. Внутренности скрутило в узел, рот наполнила пронзительная горечь, по щеке потекла тонкая струйка слюны. "Все остальное отправилось предыдущими рейсами", — подумал юноша. Перед глазами у самого лица расплылось что-то туманно-белое. Матуччи попытался перевернуться на спину — и обнаружил, что не может этого сделать. "Миротворцы! — мелькнуло в голове, — сейчас начнется!" Джузеппе судорожно задергался...

— Очухался, — прогудел откуда-то сверху знакомый бас, и юноша почувствовал, что может двигаться самостоятельно. Предметы медленно обрели четкость, и первое, что он увидел, была ухмыляющаяся рожа Пилипенко.

— Крепко тебя приложило, — Олег помог Джузеппе устроиться полусидя, опираясь спиной о стену. — Ты, считай, сутки в отключке валялся. Мы уж боялись, что миротворцы тебя в утиль отправят. А уж когда тебя выворачивать наизнанку начало... Я голову тебе придерживаю, чтоб не захлебнулся, а сам думаю: все, отходит. Но ты, видать, крепкий...

Матуччи помотал головой, прогоняя муть, огляделся. Нашел глазами мрачное лицо Судабе, попробовал улыбнуться, но лицо закаменело совершенно. Остальные... Вроде живы... Пока. А это что?!! Ноги судорожно заелозили по полу...

— А-а, сиди, — махнул рукой Пилипенко, — видали мы смерть и почуднее. Считай, мебель.

За спинами десантников стальным саксаулом маячил миротворец. Ни тела, ни головы — сплошное переплетение конечностей и орудийных турелей.

— Он здесь видеокамерой работает, — усмехнулась Джоанна. — Никому не мешает, торчит столбом. Вроде лезвия в миксере, пока не включили. Я тут даже поспорила, с Мастерсоном. Говорю, железке две секунды понадобится, чтоб фарш из нас приготовить, а балбес уперся, мол меньше, чем за три не управится...

Джузеппе затрясся. Пилипенко дернулся к нему, но помощь не требовалась.

Матуччи смеялся.

Через пару часов юноша пришел в себя окончательно и осмотрелся. Камера была просторной — десять на три метра. Одна стена прозрачная, за ней маячат еще две сверкающие "икебаны". Потолок источает мягкое желтоватое сияние, стены и пол покрывает мягчайший белый ворс, теплый и живой, словно шерсть огромного полярного медведя. Правда, когда Джузеппе увидел, с какой скоростью этот "ковер" поглощает отходы человеческого организма, ему стало чуточку не по себе. Очень ярко представилось, как белые ворсинки опутывают его, спящего, впиваются в тело, постепенно наливаются красным...

Отогнав ужасное видение, Джузеппе сорвал со стены водянистый "плод" размером с кулак — еда и питье сразу. Безвкусные фрукты созревали за 5-6 часов, так что голод узникам не грозил.

— Безотходная технология, — хмыкнул Смирнов, заметив, как Джузеппе осторожно пробует "плод". — Ты, дорогуша, сейчас лопаешь чье-то дерьмо...

Джузеппе пожал плечами:

— Мы в нем по макушку — остается только рот открывать.

— Да уж, вляпались капитально, — кивнул Пилипенко. — Я вообще не понимаю, почему нас еще в оборот не взяли. Тормозят миротворцы...

— Не взялись, так возьмутся, — буркнула Судабе. — Лучше скажи, умник, — обратилась она к Джузеппе, — тогда, в ангаре, ты зачем в меня вцепился?

Джузеппе открыл было рот, чтобы объяснить... И тут снизошло озарение.

— Так я ж мог двигаться, а ты нет, — пожал он плечами.

— И что? — нахмурилась Мишвани.

— Я подумал, может, успею воспользоваться твоим беспомощным положением...

— Та-а-ак... — Судабе медленно поднялась. — Держите меня трое, двое не удержат — так, кажется, Олег?

— Четверо, — хохотнул Пилипенко, — четверо, дорогуша.

Джузеппе, застыл, наблюдал приближение Немезиды. Даже слегка задрожал.

Судабе смерила его взглядом... А потом поднялась на цыпочки и крепко поцеловала в губы. Джузеппе сначала растерялся, потом ответил, чувствуя, как от восторга кружится голова.

Судабе отстранилась, насмешливо взглянула на ошалевшего инженера... И щелкнула его по носу:

— Не привыкай к ласке! И выше нос, Джузи!

Матуччи еще не успел оправиться от изумления, когда освещение камеры изменилось. Теперь на потолке светилась одна-единственная полоса, по которой в сторону прозрачной стены бежали световые волны. Там уже образовалась арка, два миротворца встали по бокам, а тот, что стоял в камере, принялся подгонять людей к выходу.

— Вперед. Вперед. Вперед. — Повторял миротворец красивым баритоном, но совершенно без эмоций. Слышать это было жутковато.

— А ну-ка, десант, подтянулись! — гаркнул Ян. — Плечи расправить, животы втянуть! Шагом марш!

Джузеппе почувствовал, как предательская дрожь в коленях исчезает. Страх по прежнему болтался ледяным шаром где-то под желудком, но ему вдруг захотелось провести, быть может, последние минуты, как подобает. Пусть даже никто не увидит и не узнает...

Шагов через двадцать коридор расширился, на стенах появились ряды выпуклостей. Едва возглавлявший колонну миротворец миновал первую пару, полусферы распахнулись, выметнулись пучки щупальцев и проворно утащили в черные зевы Яна и Марту. Джузеппе сбился с шага, да и остальным, похоже, стало не по себе. Миротворцы гнали их вперед по коридору, люди один за другим исчезали в чавкающих тоннелях, наконец, настала очередь Джузеппе. Щупальца бесцеремонно перевернули его головой вниз, потащили за ноги, небрежно раскачивая в воздухе и наконец швырнули на пол маленькой круглой комнаты. Вдобавок стянули одежду, и теперь Джузеппе покрылся "гусиной кожей" — то ли от холода, то ли от страха. Сверху послышался шорох, Маттучи поднял глаза — и оказался "лицом к лицу" с миротворцем. Стальной паук висел на потолке, вытягивая три манипулятора к беспомощной жертве, из многочисленных сочленений фиолетово поблескивали глазки видеосенсоров.

— Имя, фамилия, статус, — голос миротворца до последнего обертона совпадал с голосом назирателя в камере — такой же красивый и мертвый.