Музыка тишины

Кто-то подхватил её на руки и куда-то понёс. Она, всё ещё всхлипывая, зажмурилась, малодушно отгораживаясь от всего и от всех. Боли не было, только полное опустошение. Куда её опять тащат?! Сколько можно?! Где ещё взять силы бороться, если даже собственное тело и разум предают тебя, вдруг обращаясь чем-то или кем-то столь чудовищным?! Ведь она никогда не была убийцей... или всё — таки была... всегда... не убийцей — Охотницей.

========== Глава 31. Напряжение. ==========

— Вы просто обдумайте всё, как следует, вир Эйдан, никто во всей Виане не даст за него большей цены! — важно закончил свою речь хозяин очередного борделя и смиренно сложил на своём весьма внушительном животе руки в ожидании ответа высокородного.

— Не заинтересован, — небрежно бросил Эйдан.

Ёран чётко уловил всю степень его скрытого раздражения. И это вполне можно было понять. Насколько ему было известно, за последнюю неделю Эйдан получил более десятка подобных предложений, и уже сто раз успел пожалеть, что решил провести своего нового раба по центральной улице. Ну кто ж мог предположить, что Вильгельм произведёт такой фурор? Хотя... наверно, всё-таки мог. Потому что Вильгельм был... он был не такой, как все. Если он появлялся где-либо, то тут же заполнял собой буквально всё пространство, даже если просто стоял на месте и ничего не говорил. Такую мощную силу притяжения невозможно было игнорировать. Недосягаемая высота с повадками элитной куртизанки, да ещё при такой-то внешности...

— Вы зря отказываетесь, — продолжил настойчиво убеждать посетитель, — держать такой бриллиант на чёрной работе просто преступление!

— Вы хоть знаете, что он идёт в паре с целительницей? — вяло уточнил высокородный.

— Разумеется, и считаю, что сто тысяч золотых достойная цена за обоих.

Однако... предыдущий семьдесят предлагал. Лихо. Если бы Эйдан согласился, то недурственно бы заработал. Сто тысяч золотых — целое состояние. Но Ёран точно знал, что Эйдан на это не пойдёт, он сам сказал — у него с Вильгельмом личные счёты.

— Нет. Аудиенция окончена, — Эйдан поднялся, и вышел на широкий балкон.

Владелец борделя удручённо покачал головой и, покряхтывая, выбрался из кресла. Но, видать, надежда умирает последней, поэтому перед уходом он всё-таки оставил свою визитку. Ёран проводил его взглядом и присоединился к Эйдану.

— Всё ещё держишь оборону? — ответ, конечно же, известен, однако уточнить, чтобы посмотреть на реакцию "ледяного принца" всё-таки любопытно. — Может, на этот раз, лучше было бы согласиться?

— Нет.

Лаконично, а главное содержательно.

— Но почему?

— Не хочу — достаточно веская причина?

— Ну... а как он вообще?

— Я отправил его на конюшню.

Да уж, работа чернее не придумаешь.

— И?

— Он же маг воды. Теперь конюшня по щелчку сверкает.

— Ничего себе! — ахнул Ёран. — Этого же даже Старейшина Архис не может.

— Я в курсе, — угрюмо хмыкнул Эйдан.

— И?

— Что "и"? Я к садовнику его определил... тот теперь тоже пребывает в диком восторге.

— В смысле?

— Идём, сам посмотришь.

Они вернулись в комнату, через просторный коридор проследовали на террасу и по узкой мраморной лестнице спустились в сад. Миновали цветущие магнолии и... Ёран смотрел, и глазам своим не верил. В лучах солнца сверкал огромный ледяной фонтан. Вильгельм стоял рядом, идеально прямой, с высоко поднятыми руками, прозрачные искрящиеся струи, обвивая, скользили по нему, не касаясь кожи, срывались с кончиков пальцев, устремлялись в небо, и свивались там серебристыми узорами. Глаза его были закрыты, губы беззвучно что-то шептали. Это было невероятно красиво. Ёран даже забыл о времени, наблюдая за столь тонким изящным плетением заклинаний. Филигранная работа высочайшего уровня. Такому некоторые всю жизнь учатся.

Вдруг раздался короткий звучный щелчок и из вершины фонтана хлынули, взмывая вверх, прозрачно-радужные потоки.

— Вир Эйдан, теперь два раза в день полив будет осуществляться автоматически, — закончив, сообщил Вильгельм.

— Хорошо, можешь идти, — кивнул Эйдан, и отвернулся.

Вильгельм учтиво поклонился и отправился в оранжерею.

— Демоны! — наконец, выдохнул Ёран.

— Сам знаю, — огрызнулся Эйдан.

— И что ты собираешься с ним делать?

— А что я, по-твоему, могу с ним сделать? Ты же сам всё видел. Мне просто нечего этому противопоставить. Что ни прикажешь — выполнит, даже бровью не поведёт. Девчонка неприкосновенна — целительница... кроме того, её безопасность он оговорил особо, если помнишь. Да и не в моих правилах использовать подобные методы.

— Тогда тем более не понимаю, почему ты так упорно отказываешься его продать.

— Не могу... просто не могу...

— Он что? Он тебе нравится?

— Разумеется, нет! — раздражённо процедил Эйдан.

Надо же, оказывается, Эйдан умеет злиться. Ну да, прежде ему с подобным сталкиваться явно не приходилось, впрочем, Ёрану тоже. Вильгельм добровольно согласился надеть рабское ярмо, и при этом чувствовал себя вполне комфортно: работой не брезговал, выполняя всё безукоризненно и быстро, а попытки уязвить или оскорбить начисто игнорировал. Действительно, что при таком раскладе можно сделать, не уронив своего высокородного достоинства? Сам Ёран инстинктивно старался держаться от этого сомнительного приобретения подальше, хоть и был очарован им, впервые увидев на рынке.

С Эмили дело обстояло иначе. Милая приветливая девушка, к которой очередь уже на месяцы вперёд выстроилась. Всё-таки целители — редкость, особенно, когда вокруг столько шарлатанов, готовых без зазрения совести нажиться на чужом горе.

К обеду в особняк прибыли гости. Одна из них — новая любовница Эйдана. На сей раз, Ёран даже знал, кто именно, — Рилассия Дриландская. Роскошная породистая волоокая красавица с густыми чёрными кудрями. Сколько их уже было, но всё равно Ёран каждый раз страдал, как в первый. Только ещё никогда прежде Эйдан не позволял себе проявлять свою симпатию столь явно и однозначно. Странно и непохоже на него. Однако, судя по всему, Арзар и Оливия, присоединившиеся к ним за обедом, относились к новой интрижке сына вполне благосклонно... Неужели?.. Может ли быть, что им каким-то образом удалось вычислить пару своего сына? Или Эйдан сделал это сам? С его уровнем магического потенциала он мог... И ничего не сказал своему лучшему другу... Ёран знал, что не имеет на это права, но всё равно ощущал горький вкус предательства.

Рилассия мило ворковала, то и дело томно вздыхая, заодно демонстрируя пышную грудь в глубоком вырезе лилового шёлкового платья. Эйдан улыбался и не скупился на комплементы. А Ёран сидел в углу и пытался смотреть куда угодно, только не на них.

Вильгельм появился в гостиной уже после того, как все, отобедав, переместились туда. Казалось, его крайне мало интересовало то, что происходило вокруг. Он поменял цветы в вазах и принёс вазу с фруктами, не обращая внимания на жадный интерес к своей персоне. Лишь раз Ёран заметил в его равнодушном взгляде острое напряжённое внимание — когда Эйдан устало опустил голову и сжал переносицу. Вильгельм проследил за этими движениями и нахмурился, будто пытался что-то вспомнить, потом передёрнул плечами, сбрасывая наваждение, доделал свои дела и удалился.

Высидев три часа, Ёран вышел в сад. Сначала хотел отправиться домой, но всё-таки остался. Зачем? Он и сам не знал. Ухоженная дорожка привела его к беседке. Там на широком столе Вильгельм раскладывал какие-то травы. Вот же ж. Нигде покоя нет. Махнув на всё рукой, Ёран поднялся в беседку, доплёлся до скамейки и пристроился на краешек.

— Бедный, бедный безнадёжно влюблённый мальчик, — вздохнул Вильгельм, — у Вас нет шансов. Ни единого. И совсем не из-за недостатка силы.

Ёран опешил от неожиданности. Он, конечно, знал это и сам, но услышать об этом вот так... прямо... да ещё от кого... Неужели всё настолько очевидно? Или этот раб специально наблюдал за ним?

— Да что ты можешь об этом знать? — невесело усмехнулся Ёран.

— В самом деле? И всё-таки. Хотите знать почему?

— Ну?

— Вы смотрите на него, как на своего личного бога, а истинное партнёрство возможно только между равными. Даже если Вам повезёт, и магия соединит вас... Вы никогда не сможете подняться до него, или заставить его к Вам спуститься. И не важно, что это призрачное расстояние существует лишь в Вашем воображении. Со временем Вы возненавидите его. Но что самое страшное, Вы возненавидите себя.

— Это неправда! — это ведь не могло быть правдой. Нет!

— Правда. А хотите? Хотите, я поделюсь с Вами силой? Вам её мало? Я могу наполнить Вас. Хотите?

Вильгельм оставил свои травы и одним мягким, плавным движением перетёк ближе, практически забираясь Ёрану на колени.

— Рыженький. У тебя должны быть веснушки. Морок? — скользя прохладными пальцами по его щекам и скулам, спросил он.

Ёран только оторопело кивнул. Мысли путались, сопротивляться не осталось воли. Столько несокрушимой нежной власти было в голосе и прикосновениях Вильгельма.

— Можно посмотреть? Я потом всё верну назад. Ты ведь не возражаешь, Ёрррра, — интимный мурлыкающий звук прокатился волной мурашек вдоль позвоночника. Сейчас. В это самое мгновение Ёран готов был позволить ему всё. Абсолютно всё, чего бы он ни захотел.

Его дрожащие губы накрыли чужие. Сухие, твёрдые и прохладные. Чужие руки сжали запястья, лишая возможности двигаться. В грудь ударило деликатным обволакивающим жаром и чужая магия потекла внутрь. Только она совсем не ощущалась как чужая. Жаркая волна устремилась вниз, вызывая острое нестерпимое возбуждение. Хотелось прижаться сильнее, хотелось раствориться, и остаться так навсегда. В ушах остался лишь неясный шум, перед глазами замелькали цветные кляксы. Внезапно внутри будто что-то оборвалось, и всё тело скрутило дикой судорогой оргазма.

Голова немного кружилась, но Ёрану кое-как удалось сфокусировать взгляд, на лице Вильгельма. У того даже дыхание не сбилось. И тут Ёран понял, что так настораживало его. Эйдан тоже был хищником, но хищником знакомым и понятным, а Вильгельм...

Немного придя в себя, Ёран обнаружил, что его руки свободны, более того, этими самыми руками он крепко прижимает к себе чужого раба, который с насмешливым интересом рассматривает что-то за его плечом. Ёран обернулся и наткнулся на пристальный потемневший взгляд Эйдана. И вот теперь сразу было понятно, что стихия Эйдана — огонь.

========== Глава 32. Не касаясь. ==========

— Что, чёрт возьми, она такое? — потребовал ответа директор, как только в срочном порядке вызванный преподаватель вошёл в его кабинет.

— И что ты хочешь от меня услышать? — пожал плечами Эдмунд и без приглашения устроился в кресле.

— Правду.

— Я не знаю.

— Что это значит?

— А то и значит. Понятия не имею.

— Я должен знать всё, что происходит в моей академии. Её разум от нас закрыт. Более того, рискну предположить, что и Эмилию она от нас закрыла. Потом этот случай с Хейзом, Родменом и Питерсоном.

— Но ведь тогда не она их приложила, — резонно заметил Эдмунд.

— Да брось ты, сам прекрасно знаешь, что не без её участия. Хейз ни на что не способен. И вот сегодня.

— А что сегодня?

— Она уложила эту зверюгу практически голыми руками!

— У неё был нож.

— Да. Нож. Заметь, не бензопила, не тесак и не топор, а чуть ли ни перочинный ножик. Свидетели говорят, что эти твари её слушались.

— Магии в ней нет, если ты на это намекаешь.

— Знаю, но... Я должен сообщить об этом на совете. Она может быть опасна, — неохотно сказал Грегори.

— Сообщай. Только не забудь предупредить, что она под моим личным покровительством.

— Это уже слишком.

— В самый раз.

Толочь воду в ступе больше не имело смысла, поэтому Эдмунд покинул директорский кабинет и направился прямиком в больничные покои. Снова.

Беттани спала. И Эдмунд очень надеялся, что до его ухода она не проснётся. Он как-то не был готов к откровенному разговору. И, скорее всего, не скоро подготовится. Вероятно, только тогда, когда не останется другого выхода.

Он столько следил за ними — за сёстрами Сэнджио — столько готовился, столько отстранённо и хладнокровно планировал... и так просчитался...

Пусть старейшины делают, что хотят, Беттани всё равно не могла никому принадлежать, так как предназначена была ему. Эдмунд не сразу это понял. Сначала он не видел её. Смотрел на неё, оценивал, что-то там для себя решал, но не видел. Да и что там, собственно, было видеть? Она же была обыкновенной, совсем обыкновенной, разве что время от времени отчебучивала какой-нибудь номер из серии типичного подросткового бунта. Проблемная такая оказалась девочка. Поэтому изначально Эдмунд остановился на Эмили... Орден — это, конечно, не то место, где живут долго и счастливо, но всё же лучше, чем то, что ожидало вторую сестру. Эмили ему нравилась больше, и выбор в её пользу он сделал быстро. Но одно прикосновение разом перечеркнуло всё.

Той встречи Эдмунд не планировал. Он вообще не собирался подходить к сёстрам близко — безликим и чужим выносить приговор гораздо проще. А тут... он просто случайно наткнулся на неё в каком-то третьесортном клоповнике, и сначала даже не узнал. Беттани сидела у барной стоики, методично надираясь дешёвым пойлом, странно хрупкая и хорошенькая без своей шапки.

Эдмунд зачем-то сел рядом и стал наблюдать. Фатальная ошибка. Она, будто почувствовав что-то, вдруг повернулась к нему и взяла за руку. Всего лишь легонько сжала ладонь, а его точно током продёрнуло. Одним лёгким прикосновением она прервала его монотонное существование, наполнив жизнью до краёв. Мир вокруг взорвался красками, звуками и запахами, словно его выдернули из плотного кокона ваты. Стало больно. По-настоящему больно там, где раньше зияла чёрная дыра пустоты. Он не думал, что такое возможно — слишком долго был тенью самого себя.

Эдмунду хотелось увести Беттани оттуда. Он поднялся, направился к выходу и она, не раздумывая и не задавая вопросов, пошла с ним. Эдмунд привёл её к себе, хотя до этого уже очень давно никого не подпускал так близко. Возможно, он и сейчас десять раз подумал бы, прежде чем, совершить подобную глупость... если бы мог думать, но все разумные мысли смыло девятым валом ощущений.

Потом Эдмунд не помнил, как раздевал её и как раздевался сам, даже имени своего не помнил. Беттани оказалась горячей, будто сотворенной из живого пламени: её кожа, её дыхание, её глаза, и пахла она так... откровенно вызывающе. Тяжёлый острый пряный аромат с едва уловимой примесью корицы, который тоже почему-то казался горячим и запретным. У него просто не было сил отказаться, а голод вновь ожившей души делал его диким. Поцелуй-укус. Больно, горячо и горько-сладко. Она прижалась к нему, всем телом сразу, и будто поглотила. И остались лишь торопливые жадные движения, обжигающие прикосновения и испепеляющий жар внутри. А потом Эдмунд словно умер и родился вновь, легко стряхнув холодный пепел.

Проснувшись утром, Беттани смотрела на него с явным недоумением. Видимо, с трудом припоминая события минувшей ночи. А потом она ушла, и Эдмунд не стал её удерживать. Зачем она ему? Он её практически не знал и совершенно точно не любил. Он ещё не осознал тогда, всего масштаба катастрофы. Только не прошло и дня, как он начал по ней тосковать. Он внезапно понял, что ждёт её. И она пришла. Вернулась. Только и сама не поняла почему. Эдмунд тоже не понял, понял только, что это правильно. И в тот момент судьба сестёр была окончательно решена. Пожертвовать пришлось Эмили, потому что Беттани Эдмунд отдать уже не мог. Никому. Никуда. Никогда.