Хороший ученик

— Не уверен. У нас было мало времени, и мы не могли обыскивать каждую комнату. Но мы решили, что у невыразимцев нет мотива ее удерживать. Им нужны твои знания, поэтому они оставили тело. Какой им прок с души, тем более с такой?

Риддл быстро поднял глаза, но потом вздохнул и стряхнул с мантии неведомые пылинки.

— Думаешь, я сижу здесь и жалею о прошлом?

— У тебя нет прошлого. Тебе всего месяц. Жалеешь ты о чем-то или нет, это прошлое не твое, а той души, которая, как тебе кажется, всё ещё в этом мире.

— Мне не кажется, — процедил портрет, резко подняв голову. — Я знаю. Есть вещи, в которых ты просто уверен. Если бы моя душа была где-то еще, если бы она сгинула, растворилась в небытии после смерти тела, я бы это знал. Я бы чувствовал себя завершенным. А она — как сквозняк, как щель в окне, откуда тянет холодом и тоской. Она не даст мне покоя, пока остаётся здесь в таком состоянии.

— Об ее состоянии надо было думать раньше, — огрызнулся я. Слышать от Волдеморта такие слова было почти противно. В отличии от меня, портрет проявил выдержку и не стал пререкаться.

— Раньше я думал о других вещах, — спокойно сказал он. — А сейчас — об этих. Всему свое время, Линг.

Я молчал, понимая, почему разозлен: это была реакция на жалобу, на слабость, которую я не хотел видеть и не хотел прощать. Конечно, в чем-то он прав — в конце концов, это была его жизнь, и если он распорядился ею так по-дурацки...

— Знаю, ты не можешь простить мне Северуса, — проговорил портрет, — и мне жаль, что все так вышло. Мне действительно жаль.

Я думал, сейчас он добавит: "Тем более он не был хозяином палочки", но портрет больше ничего не сказал, и поэтому мне пришлось ответить:

— Я его много кому не могу простить, но ты в этом списке последний. Ничего другого я от тебя не ожидал.

— Зато от других ты ожидал иного, — сразу согласился Риддл. — Я думал об этом, пока сидел тут один. И о том, что ты должен быть ко мне гораздо менее терпим: я ведь знаю, как ты к нему относился, и как он относился к тебе... Но ты, кажется, не слишком расположен говорить на эту тему?

— Да, не слишком, — проговорил я после паузы, подавив в себе пугающе сильное желание спросить, а как ко мне относился Снейп. — Давай лучше вернемся к твоей душе-сквозняку. Поскольку невыразимцев мы исключили, нужен новый подозреваемый, у которого есть личный мотив желать твоей душе как можно дольше оставаться в примитивном состоянии и не давать ей возможности восстановиться, чтобы двигаться дальше.

Портрет усмехнулся.

— Такие подозреваемых наберется не один десяток.

— Я так не думаю. На самом деле подозреваемый всего один.

Риддл поднял брови в немом вопросе, и я сказал:

— Много ли ты знаешь об Олливандере?

Вероятно, синий свитер с белым барашком служил Эмилии Мазерс рабочей одеждой, специально нацеленной на отвлечение собеседника, или же она была просто консервативна. Когда мы со Шварцем вошли в кабинет Поттера, первое, что я увидел, это весело глядящий на меня барашек с улыбкой на морде, в то время как его обладательница с головой ушла в происходившее на экране ноутбука, то и дело стуча пальцами по клавиатуре. Поттер нетерпеливо вращался в кресле за общим столом.

Больше на совещании никого не было. Мы с мисс Мазерс познакомились во второй раз; выяснилось, что она служит криминалистом в Управлении и с этого дня работает в нашей группе по расследованию всего того хаоса, которым мы занимались. Бартлетт был отстранен, как и обещал Поттер, а Вулф со своей командой занимался похищением анимага — пока безрезультатно.

— Для начала подведем неутешительные итоги, — мрачно, но деловито произнес Поттер, когда мы уселись за стол, а мисс Мазерс оторвала глаза от экрана. — Мы не нашли тех, кто напал на мою группу и на ваших людей во время захвата американца. Мы не нашли тех, кто пытался вскрыть гробницу. Мы не знаем, кто убил анимага и был ли американец как-то связан с нападавшими. Наша версия о сквибах не подтвердилась, а сам анимаг был украден из хранилища. Можно констатировать, что за эти два месяца мы не только не продвинулись вперед, а, скорее, отодвинулись назад.

Он окинул нас выжидающим взглядом. Шварц сказал:

— На это можно посмотреть и с другой стороны. У нас есть рабочая гипотеза, касающаяся заказчиков, и если удастся доказать, что это действительно они, все вопросы отпадут сами собой.

— Именно что гипотеза, — ответил Поттер. — Догадка, под которой нет фактов, по крайней мере, прямых.

— Прямые факты — это когда преступление совершается на ваших глазах, когда вы можете показать на убийцу и сказать: вот он, потому что я его видел, — возразил Шварц. — Здесь на такую роскошь не стоит рассчитывать, поэтому будем исходить из фактов косвенных. А их не так уж и мало, если подумать.

— Кроме убийства и похищения анимага я что-то больше ничего не припомню.

Шварц собрался объяснить свою мысль, но я опередил его, спросив у Поттера:

— Ты знаешь, что в эти выходные было в Хогсмиде?

Помедлив, тот кивнул:

— Знаю. Миграционная служба ищет нелегалов.

Я смотрел на него, но Гарри молчал. Потом он развел руками:

— Что? Это официальная информация, меня там не было.

— Миграционная служба ищет магглов, которые живут вместе со своими родственниками-колдунами. С большой натяжкой такое положение дел можно подвести под Статут о секретности, и они этим воспользовались. Им предписано отправить магглов на родину, если они живут в стране нелегально, а если их документы в порядке, семьи обязаны выселить лишних родственников в любое другое место из колдовского социума. Полицейские со стирателями находятся там третьи сутки. Вся зона оцеплена и закрыта, аппарация невозможна. Министерство работает жестко. Представь, к чему это приведет, когда правда выплывет наружу. А она выплывет, и очень скоро.

Судя по выражению лица, Поттер представил.

— У нас нет времени. Если мы продолжим идти у них на поводу, то все проспим. Удар по Брустверу они уже наносят. Завтра начнут зачищать аэропорты и развернут кампанию против премьера. Поэтому мы больше не будем никого искать. Мы уже нашли. Мы знаем, кто напал на твою группу. Мы знаем, кто напал на Хогвартс. Мы нашли следы сквибов и, благодаря некроманту, знаем, где анимаг. Мы ведь на самом деле это знаем, даже притворяться не придется.

— И что ты предлагаешь? — Поттер выглядел сбитым с толку.

— Возьми телефон.

Поттер вынул телефон.

— Звони Джинни.

— Что? — Он вытаращил на меня глаза. — Ты что задумал?

— Гарри, в ближайшие дни может случиться все самое худшее, что ты только способен вообразить, а я не хочу, чтобы ты каждую минуту отвлекался и беспокоился, не напал ли кто-нибудь на твою семью, не взял ли в заложники, и так далее. За детей в Хогвартсе можешь не волноваться, но жену и сына оставлять в Лондоне нельзя. Поэтому звони.

Поттер колебался. Я его понимал — начинались серьезные игры, вызывавшие неприятные ассоциации.

— И что я должен сказать?

— Если Джинни дома, пусть остаётся там. Если нет — пусть немедленно возвращается на Гриммо. Джеймс, разумеется, тоже. Наши люди придут и переправят их подальше отсюда.

— Куда?

— В безопасное место. Тебе не надо знать, куда.

— Соображаешь, что говоришь? Я так не могу!

— Ты можешь. Люди, с которыми мы имеем дело... сам знаешь, на что они способны. Они вытащат из твоей головы все ее содержимое и используют против тебя. Поэтому не надо знать, где будет твоя семья. Вы продолжите общаться по телефону, пока все не закончится.

Немного поупрямившись, Поттер позвонил жене.

— Хорошо, — через пару минут сказал он, отключив трубку и положив ее на стол. — Что дальше? У тебя, похоже, весь план уже готов...

— Готов, но не весь. Ты, Гарри, как глава аврората, и я как представитель Легиона направим сегодня письма в комиссию по делам Азкабана и в сам Азкабан, его руководству: ты заявишь протест относительно незаконного содержания сквибов в тюрьме и потребуешь выпустить их или хотя бы увидеть бумаги, подтверждающие арест, а я обосновываю необходимость допроса дементоров в связи с нападением на Хогвартс. Разумеется, они не станут отвечать сразу, будут тянуть время, поэтому не имеет смысла дожидаться официального ответа.

— Так что же мы сделаем? — спросила Эмилия, до сих пор не проронившая ни слова.

— Подождем до завтра и, если не возникнет дополнительных обстоятельств, большой и дружной компанией отправимся в тюрьму. Без разрешения.

— Это безумие, — Поттер покачал головой. — Нас туда не пустят.

— Поверь, туда нас пустят. Проблема может оказаться в том, чтобы оттуда выйти. И вот для этого нам придется предпринять кое-какие меры предосторожности.

Вечером я заскочил в квартиру, собрал сумку, сообщил Мадими, что в очередной раз временно переселяюсь в коттедж, и отправился к морю.

— Ты у него был? — жадно спросил Риддл в ту же секунду, как я вошел в дом. Он даже не пытался скрыть волнение. Никогда бы не подумал, что его лицо способно выражать такие эмоции.

Я и сам чувствовал себя слишком нервно. Мне хотелось, чтобы все, наконец, произошло, какие бы неожиданности нас не подстерегали. Нельзя было сказать с уверенностью, что Стражи пустят нас в Азкабан, но если и стоило взывать к разуму какой-то из участвующих сил, то только к ним.

Наше совещание длилось до обеда; под конец мы начали ругаться и ссориться, устав друг от друга, от царившего в комнате напряжения, от тягостного ожидания или, наоборот, предвкушения чего-то плохого. Эмилия предложила сделать перерыв и собрать свежую информацию, но я знал, что никакой информации нет: со вчерашнего вечера Ларс просматривал маггловские и колдовские сайты новостей, собирал сведения в социальных сетях и прислал бы мне новость, которую я ждал больше всего — что происходившее в Хогсмиде стало известно, и в деревне начались столкновения.

— У меня живет там пара знакомых, — сказал мне Ларс, когда я вернулся с совещания и спросил его о последних событиях. — Связи с ними нет ни по каким каналам. Там и раньше сигнал не слишком ловился, а сейчас вообще не проходит — они всё закрыли.

— А другие сайты? Форумы?

— Ничего, — он покачал головой. — И это странно: если в выходные в Хогсмид ходили дети, они наверняка написали родителям о том, что видели в деревне тьму полиции.

— Вот именно, написали. Пока птицы долетят, пройдут минимум сутки, а значит, все начнется завтра.

Риддл не мог вынести моего молчания.

— Ты не был, — констатировал он. — Я понимаю, тебе некогда, ты чем-то очень занят...

— Занят! — рявкнул я, грохнув сумку о стол. — Мне сейчас не до тебя и не до твоей души! Я пойду к Олливандеру, как только смогу!.. Черт, перед кем я вообще отчитываюсь? Перед картинкой углем! — Я ожесточенно начал выкладывать из сумки вещи и продукты.

Мне было ясно, что идти к Олливандеру придется, и не только из-за Риддла. Мысль о встрече с этим человеком вызывала сопротивление, особенно потому, что я сознавал ее неизбежность. А ведь кроме души Риддла есть еще костяная палочка, вампир, который ее ждет, и мой сон. Получается, Олливандеру тоже есть что мне сказать?.. Но все-таки он был куда менее важен, чем невыразимцы, и пока события позволяли отложить к нему визит.

Я подумал о наших координаторах в Штабе. К ним стекалось множество информации, в том числе и той, которой не владел ни я, ни, скажем, Клайв Пирс. Но Штаб не двигал нами как шахматными фигурами: Легион любил импровизации, и это стало для меня самым неожиданным открытием с начала службы. Сегодня, запросив на всякий случай подкрепление, я получил ответ, что в стране достаточно легионеров, чтобы справиться с любой нештатной ситуацией, и дополнительные люди не потребуются. Я сомневался, что тридцати человек будет достаточно, если возмущенный народ пойдет на министерских, однако до сих пор Штаб меня не подводил, и я доверился ему и в этот раз.

— А костяная палочка? — спросил Риддл, когда я переоделся и начал готовить ужин. — Неужели тебе не хочется ее испробовать? Олливандер говорил, она создана для воинов. Признаюсь, я не укротил ее, это чуждая и неприятная мне энергия, но ее мощь удивительна, и если ты сможешь ее покорить, она сделает из тебя бога. Разве сейчас она бы тебе не пригодилась?

— Пригодилась, и если у меня будет возможность, я ее заполучу. Но тебе не стоит слишком рассчитывать, что Олливандер освободит твою душу, как только я его попрошу. Он хотел отомстить, и у него это неплохо получилось.

Портрет молчал со скорбным выражением лица, потом произнес:

— Тебе нравится меня унижать. Признайся, Линг, ты получаешь от этого удовольствие...

Подумав для вида, я ответил:

— Наверное, ты прав. Постараюсь следить за собой. Но и ты должен согласиться, что Олливандер подошел к своей мести творчески: он сделал прямо противоположное тому, что делал ты — поймал твою душу, от которой ты так упорно избавлялся.

Больше этим вечером Риддл со мной не разговаривал.

Меня разбудил телефонный звонок. За окнами было темно, огонь в камне почти погас; я перевернулся на бок, держа в руке трубку, и увидел перед собой Эмилию Мазерс.

— Мистер Ди, вы меня слышите? — спросила она.

— Кажется, да, — ответил я, ослепленный ярким экраном. Взгляд моей собеседницы выражал сомнение, но потом она продолжила:

— В сегодняшнем "Пророке" выйдет статья о том, что было в эти выходные в Хогсмиде. Там упоминается ваше имя. Я вам ее послала, прочтите — информация лишней не бывает.

Еще не отойдя от сумбурных сновидений и в глубине души не разобравшись, сон это или явь, я испытал потрясение, видя Эмилию все в том же синем свитере. Внизу экрана виднелись уши и верх головы барашка.

— Мисс Мазерс, вы вообще когда-нибудь снимаете свой свитер? — спросил я.

Эмилия гневно уставилась на меня и через секунду отключилась, даже не попрощавшись. В недоумении я сел, дотянулся до компьютера на столике и лишь тогда сообразил, что сейчас ляпнул.

От смеха я чуть не выронил планшет, однако каким бы веселым это ни казалось, я сморозил двусмысленную бестактность и понимал, что от меня ждут извинений при первой же встрече.

Статья в сегодняшнем "Пророке", который еще не вышел ни в бумажной, ни в онлайн-версии, была достаточно обыкновенной для текстов, стремившихся оправдать одних и уличить других. Магглы-нелегалы, жившие в семьях колдунов-иммигрантов, не были для английских читателей открытием: традиция совместного открытого проживания колдунов и неволшебников была чужда Европе и британцами не одобрялась. Автор статьи проделывал старый трюк: сперва шла пропаганда ненависти к отдельной группе, подчеркивание ее непохожести и опасности, и в конечном итоге обосновывалась агрессия в ее адрес.

Я нашел фрагмент, о котором говорила Эмилия. Как ни странно, меня хвалили: я подал Министерству плодотворную и верную идею относительно проникновения в страну нелегальных иммигрантов, тем самым способствуя перекрытию каналов и разоблачению преступной сети.