— Ты все верно рассудил. Я выполню твою просьбу, ведь это и в моих интересах. А насчет нашего разговора — подумай. У тебя была встреча с принцепсом, и мне написали, что ты произвел на него хорошее впечатление. Если думаешь, что император плохо отнесется к твоему браку, то не беспокойся. Ты старший в семье и по римскому закону здесь в своем праве, а Август почитает римские обычаи. Но если он решит принять участие в твоей судьбе, то тебе, скорее всего, придется развестись. Император предпочитает, чтобы те, кто занимает высшие должности, были его родней, и он имел над ними полную власть по праву старшего в роду — наместник налил себе и Валерию вина из кувшина — пей, трибун. Ты хотел просить о чем-то еще?

— После того как будут подписаны бумаги, я бы хотел провести неделю с женой.

— Сбор налогов закончен, дежурство ты сдал, так что неделю можешь отдохнуть — дал разрешение Публий Квинктилий, внимательно посмотрел на Буховцева — Что-то еще?

— Есть еще одно дело, достойный — Валерий уже пожалел, что начал визит не с такой важной новости, как возможное восстание херусков, ну что — же, будем надеяться, Вар за это его к столбу не отправит.

— Я тебя слушаю — по хмурому лицу Буховцева, наместник понял, что разговор пойдет о серьезных вещах, и приготовился внимательно слушать.

— Вчера ко мне приходил германец, Харимунд сын Оскибода. Жрец, которого я пленил и отпустил во время похода к Кратеру Плутона — Валерий посмотрел на Вара — помнит ли?

— Я помню, продолжай.

— Жрец рассказал мне, что готовится восстание местных племен, и херуски их возглавят.

Наместник отхлебнул изрядный глоток вина, и приказал.

— Рассказывай все подробно.

Валерий пробыл в палатке наместника еще около часа. Рассказал все, что узнал от Харимунда, добавил кое-что от себя, стараясь передать самую суть, и при этом опуская подробности. Публий Квинктилий Вар слушал его внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы, а когда Валерий закончил, погрузился в раздумья. Сидел с чашей вина в руке, и молчал. Молчал и Валерий, из-за чего в палатке наступила гнетущая тишина, а шум дождя за ее стенами, звучал как оглушительный поток водопада. Наконец наместник посмотрел на Буховцева, уточнил.

— Ты уверен, что жрец говорил правду?

— Такое нельзя сказать точно. Он мне рассказал, потому что считал, что он у меня в долгу. Это его личный долг, судьба других германцев ему безразлична. Местные народы не особо любят друг друга. Жрец рассказал лишь то, что узнал, но я думаю — его словам можно верить.

— Боги тебя любят, Марк Валерий. Принеси завтра жертвы на алтарь Фортуны, есть за что — Вар удовлетворенно кивнул — то, что ты узнал, очень важно.

— Мы что-то предпримем?

— Да, как только они восстанут, я двинусь туда всем войском и навсегда отобью у варваров охоту проверять прочность римских щитов и мечей. В таких делах, трибун, нужно действовать решительно и жестко. Будет правильно, если выживших мы скормим воронью. Для остальных германцев, это будет хорошим уроком. Так я действовал в Сирии, и это себя оправдало.

Валерий присмотрелся к Публию Квинктилию, похоже, тот уже изрядно набрался.

— Но если мы знаем, что Арминий и херуски готовят бунт, может лучше опередить их, и пересечь возмущение в самом начале.

— Ты предлагаешь, чтобы я взял в оковы Арминия, вождя племени — союзника римского народа без всяких оснований? Слова жреца мало что значат, даже если он выступит свидетелем. Ты и не представляешь, сколько доносов я получал от германцев за те два года, что здесь нахожусь. На твоего будущего тестя, Сегеста, тоже много чего доносили. Здесь, Марк Валерий, все враждуют друг с другом и никому нельзя верить. Арминий и херуски самые лояльные нам германцы в провинции, и если мы их накажем, как к нам будут относиться остальные? Даже после того, что ты рассказал, мне трудно поверить в их вину. От вражды с нами они больше теряют, чем выигрывают. Кто знает, что будет дальше. Может, это только слухи, или они не решаться. Здесь часто все заканчивается просто разговорами — Вар помолчал и продолжил с уверенностью — мы не можем ничего затевать, пока не закончится паннонская война, но слава богам, ждать осталось не долго. Мне пишут, что все закончится к этой осени. Тогда освободятся легионы, и у нас будут развязаны руки, но до этого нужно быть осторожным. В таких делах нельзя оплошать. Я не хочу, как Тиберий сидеть несколько лет на каком-нибудь козьем острове — Вар повернул в кресле свое грузное тело, и смотрел на Валерия подозрительно, не наболтал ли он лишнего. В ответ Буховцев лишь безмятежно улыбался. Наместник действительно набрался, да и сам Валерий чувствовал, что его начинает разбирать от крепкого вина. Публий Квинктилий пьяно рассмеялся.

— Приятно посидеть в кругу своих.

Валерий кивнул и поднял чашу.

— Истинно так, наместник.

— Ладно, трибун, иди, и будь готов выступить, если что-то произойдет.

— Благодарю за все, достойный, я буду готов — действительно, пора было сворачивать визит, ничего хорошего от беседы с пьяным наместником Валерий не ждал.

Он простился и вышел из палатки. Дождь немного стих и теперь поливал землю равномерно, пузырясь в лужах и ручьях. Валерий помотал головой, и почувствовал тупую боль в затылке, с координацией тоже были проблемы. Хорошо же его развезло, давно не приходилось пить такого крепкого вина. Мысли в голове путались, а чувства двоились. С одной стороны он был рад, что просьба о женитьбе и отпуске была удовлетворена, с другой досадовал на себя, что не смог донести до наместника всю опасность их положения, но здесь он сделал все, что мог. Разве что Арминия оставалось прирезать, только это тоже не выход. Восстание готовилось год и стало уже общим делом, поэтому замена найдется.

— Дурак ты, Публий Квинктилий — подвел Буховцев итог и побрел искать Ахилла. Там ему тоже предстоял разговор.

* * *

Филаид ждал его в палатке на трибунале. Пока Валерий беседовал с Варом, он успел организовать жаровню, и теперь в палатке было тепло и душно. По дороге Буховцев изрядно промок и первым делом стал пристраивать ближе к теплу сырой плащ. Все это время Ахилл сидел в кресле и смотрел на алеющие сквозь полосы металла, угли. Эллин был задумчив, выглядел загадочно и начинать разговор не спешил.

— Ты что-то хотел мне сказать? — напомнил Валерий.

Ахилл оторвался от созерцания углей и улыбнулся.

— Помнишь наш разговор у реки, когда мы были в Готте?

— Когда я тебе все рассказал?

— Да, тогда. Ты говорил об Арминии и Туснельде, а я сказал, что больше не буду расстраивать ее нерешительностью — эллин мягко улыбался.

— Было такое — Буховцев пытался понять, к чему он клонит.

— Так вот, я ее больше не расстраиваю — Филаид весело рассмеялся.

— Даже так — Валерий тоже рассмеялся — что — же, рад за тебя. Надеюсь, ты возложил дары на алтарь Афродиты?

— Это было первое, что я сделал.

— Как и когда это случилось?

— Неделю назад я ходил с первой центурией из моей когорты в селения за Оснием сопровождать фискалиев.

Валерий кивнул.

— Помню. Я сам тебя посылал.

— Там я и встретил Туснельду — продолжил Филаид — мы стояли в селении три дня, там все и случилось.

Буховцева подмывало спросить — как это случилось, но он не стал. Трепать по такому поводу, у них с Ахиллом было не принято, а если эллин захочет что-то рассказать, он сделает это позже. Однако интересно все выходит и Арминий теперь попадает в двусмысленное положение. Впрочем, это уже заботы Арминия, а скоро у вождя херусков будет много и других забот. Валерий опять рассмеялся и на этот раз Филаид смотрел на него подозрительно.

— Все нормально — успокоил его Буховцев — я действительно, рад за тебя, а еще больше доволен, что если, да не допустят этого боги, Арминию достанется дочь Сегеста, он будет очень удивлен. Кстати, Туснельде что-то угрожает?

— Если ты об Арминии, то нет. Он не сможет причинить ей вреда. Усадьба Сегеста находится на горе, около селения, под защитой каменных стен тевтобурга. У Сегеста там много верных людей и если Арминий решит ее захватить, то у него ничего не выйдет. Да и по праву мужа, он с нее не спросит. Свою дочь в род Сегимера, Сегест не отдаст.

Валерий хохотнул, и Ахилл снова бросил на него настороженный взгляд, не понимая.

— Прости, друг, я сегодня выпил много вина. Просто представил, как ты ночью лезешь на стены крепости.

— Все было проще, это она ко мне приходила — Филаид тоже рассмеялся — может, позже я тебе расскажу.

— Сегест, случайно не узнал о ваших встречах? Как он к этому отнесется?

— Вряд ли узнает, если Туснельда не скажет. Думаю, кроме тебя и Альгильды никто об этом не знает?

— Альгильда мне хотела сказать об этом?

— Не знаю, Марк.

— Ладно. Я думаю, не стоит тебе сейчас с Сегестом общаться, кто знает, что у него на уме. Я попрошу Альгильду, и она будет держать нас в курсе дел. Может, ты сможешь даже увидеться с Туснельдой еще раз.

Ахилл мгновенно воодушевился.

— Ты и не представляешь, Марк, как я тебе благодарен.

Валерий хлопнул его по плечу.

— Не стоит благодарности, Ахилл. Все, что возможно, я сделаю. У нас есть заботы важнее.

Довольное лицо эллина мгновенно стало серьезным, и он приготовился внимательно слушать.

— Вчера ко мне приходил жрец, которого мы отпустили после боя у горы, и он рассказал о том, что к мятежу все готово. Я был у наместника и предупредил его, но Вар не желает ничего предпринимать, пока мятеж не начнется, а потом надеется быстро разбить германцев и основательно их пощипать, как несколько лет назад он сделал в Сирии. Все, как и было в истории, которую я знаю, и я не представляю, Ахилл, что тут можно сделать.

Филаид печально покачал головой.

— Тут ничего нельзя сделать, Марк. Очень много людей готовили эту войну, силы земные и небесные приготовили это событие, и у нас нет возможности что-то изменить. Мы ничего не сможем противопоставить их совместной воле. Мойры, дочери Ночи уже прядут нить нашей жизни, а нам лишь остается понять, куда она ведет, идти по ней и смотреть, чтобы ее не обрубили. Будет то, что должно быть, но если ты поймешь ход событий, то можешь использовать их себе на пользу — так меня учили. Только нам и понимать не нужно, благодаря тебе мы знаем.

Валерий посмотрел на Ахилла внимательно, очень уж странным, знакомым языком он заговорил.

— Учили?

— Да. Когда я жил в Афинах, часто общался с достойным Диогеном Сотером. Ты говорил, что знаешь его.

Буховцев кивнул.

— Знаю, и всегда дивился его мудрости. К тому же римляне говорят — желающего судьба ведет, а не желающего тащит. Ты прав, не будем тратить силы на то, что не можем изменить. Нам нужно позаботиться о себе.

— Нужно. Марк, нам обязательно нужно выбраться из леса. Я не хочу предоставить Туснельду судьбе, и не хочу, чтобы у нее был сын от Арминия.

— Что ты задумал?

— Я вернусь сюда с Германиком, найду дочь Сегеста и сделаю так, чтобы ее сын стал моим сыном, а после, когда ее увезут в Рим, постараюсь забрать в Элладу. Ведь это не противоречит тому, что ты мне рассказал, а значит это возможно.

Валерий только покачал головой.

— Вероятно, возможно. Как бы ни было трудно предстоящее мне, но то, что задумал ты, еще сложнее. Что же будем действовать.

— Что ты предлагаешь?

— Какое-бы решение не принял наместник, биться придется легионам, то есть нам. Не знаешь, префект Цедиций в лагере?

— Нет, но скоро будет.

— Наместник дал мне неделю отпуска и неделю я проведу у херусков с Альгильдой, поэтому с Цедицием придется говорить тебе. Расскажешь все, что я узнал от жреца, о разговоре с Варом расскажешь тоже. Пусть предупредит, кого считает нужным, а когда вернусь, я с ним тоже встречусь. Если будем готовы, будет проще, или как здесь говорят — кто предупрежден, тот вооружен. Поэтому слушай.

Они поговорили недолго. Валерий рассказал о том, что сообщил Харимунд, о решении Публия Квинктилия Вара, а когда закончил, Ахилл Филаид ушел. Буховцев же погрузился в раздумья. В этом мире он встретил много удивительных людей (один Диоген чего стоил), но Ахилл продолжал удивлять его до сих пор. За прошедшие две недели Филаид обращался к нему не раз и расспрашивал о жизни в мире будущего. Валерий ничего не скрывал. Рассказывал о политике, о странах, о быте людей, но больше всего эллина интересовали знания будущего. Знакомые со школы и института, привычные для Валерия знания об окружающем мире. Это Ахилл мог слушать долго и всегда уходил просветленный и озадаченный. Лишь последнюю неделю Филаид был занят другим, да и он тоже, и Буховцеву не приходилось вспоминать курсы физики и астрономии. И вот сейчас Валерий узнал о том, что задумал эллин, и в очередной раз удивился. Чтобы решиться на подобное нужно иметь целеустремленность и уверенность в себе, незнакомую обычному человеку. Уверенность подобную той, что испытывал Валерий после похода к холму. Очень мало там, в будущем, встречал он подобных людей. Одного, двух. А здесь, таких было много. Все-таки, когда живешь в мире людей, где все происходит по воле людей, и иногда богов, и небо над тобой просто небо, а не бесконечная даль космоса — тогда все кажется возможным, и это как-то влияет на человека.

* * *

Утром следующего дня Валерий стоял на поляне возле канаба. После дождливой ночи было душно и сыро, светило неяркое августовское Солнце, а над рекой, разгоняя марево тумана, дул тихий ветерок. Он постоял, насладился природой и пошел к стоянке Сегеста. На этот раз в углу поляны располагался целый лагерь, посреди которого пирамидой возвышался шатер, крытый разноцветными тканями. Около шатра, среди палаток и шалашей сновали германцы обоего пола, а недалеко от стоянки паслись стреноженные коняги. Сегест вышел ему на встречу. Херуск смотрел на Буховцева доброжелательно, улыбался сквозь бороду краем губ, и вообще, весь его вид излучал расположение и довольство.

— Приветствую тебя, вождь — Валерий вскинул руку.

— И тебе привет, достойный патриций — Сегест похлопал его по предплечью — пойдем ко мне, поговорим.

Буховцев кивнул, и они отправились в шатер. Там был накрыт вполне римский стол, правда, накрыт по-германски. Пшеничные лепешки, ячменная каша с кусками вяленой кабанятины, брага на меду в небольшом, деревянном жбане. Кроме Валерия и Сегеста в шатре никого не было, поэтому разговор шел, можно сказать, в семейном кругу.

Они выпили браги из деревянных чаш, преломили хлеб, зачерпнули им кашу из тарелки, слегка перекусили, и исполнив ритуал, приступили к беседе. Беседу начал Буховцев с похвалы столу хозяина.

— Благодарю тебя достойный Сегест за честь разделить с тобой пищу.

Херуск кивнул, принимая благодарность, ответил.

— Для меня это тоже честь, Марк Валерий — он указал на стол — не слишком богатый стол, верно? Это мой походный стол, но когда-то я ел так каждый день, а бывало, что и не каждый. Мы бедно жили и часто голодали. Даже я. Но с тех пор многое изменилось. Десять хороших лет и римляне, которые научили нас собирать и копить богатства, даром не прошли, поэтому давай поговорим о приданом моей приемной дочери.