Он подтолкнул меня в спину, и я, пригнувшись, шагнула через порог. И сразу врезалась головой в груду чего-то мягкого, пыльного, колышущейся стеной вставшего на пути.

— Осторожно, это старая одежда. Проходи сквозь нее.

Я кое-как разгребла душные глубины и вывалилась на свободу, зажимая пальцами нос, чтобы не расчихаться. Оказалось, что потайная дверь пряталась под лестницей, а лестница эта находилась в большом холле городского дома, освещенном только узкими полосками света, пробившимися в щели ставен.

Пепел продрался сквозь одежду, фыркая и кашляя от пыли.

— Это жилой дом, — сказала я, оглядываясь.

— Он заколочен. Хозяева уехали. Пойдем, госпожа моя, наверх.

— А ты посчитал возможным пожить здесь, пока их нет? А если они приедут и обнаружат нас?

— Они не приедут.

— Откуда ты знаешь?

— Не беспокойся, прекрасная госпожа, для этого нет никаких причин. Лучше взгляни — здесь несколько комнат, и ты можешь выбрать любую на свой вкус.

На втором этаже действительно оказалось несколько богато обставленных комнат; три спальни, гостиная, кабинет... Этот дом явно принадлежал какой-то благородной семье, на лето уехавшей в родовое гнездо где-нибудь на побережье.

Я вошла в одну из спален с обтянутыми зеленым шелком стенами, с огромной кроватью под зеленым шелковым балдахином, походила кругами, бесцельно потрогала безделушки на каминной полке, потом села на постель — длинные спицы света, косо пересекающие комнату, задымились золотой пыльцой.

— Мне здесь нравится.

Пепел тенью вошел следом, неслышно ступая босыми ногами по полу, словно засыпанному тонкой серой пудрой. Провел пальцем по панели серванта — потянулся длинный извилистый след.

— Оставайся здесь, госпожа моя, будь как дома. Я схожу в город, принесу что-нибудь поесть.

— Будь осторожен.

— Это тебе не следует сейчас показываться на улицах, госпожа. Меня никто не запомнил, а тебя будут искать.

"Если король прикажет, тебя из-под земли достанут"... Интересно, дойдет ли эта история до Найгерта? До церковников точно дойдет... сейчас, похоже, в Амалере обращаются с ведьмами еще круче, чем в мое время. Каких-то перрогвардов выдумали... Минго Гордо выдумал, а от него хорошего не жди. Влипла я, господа. По самые уши.

— Пепел. Я хочу попросить тебя об одной услуге.

— Всегда рад услужить прекрасной госпоже.

— Пепел. У меня в городе есть друг, которому я доверяю. Я хочу встретиться с ним.

Певец нахмурился. Я вздохнула. Да, любезный мой менестрель, ты у нас сегодня герой и вообще субъект со всех сторон таинственный, но я желаю увидеть Ратера. Черт побери, я просто по нему соскучилась!

— Понимаешь, я действительно доверяю этому человеку, он доказал, что достоин доверия. Кроме того он хорошо соображает и будет нам полезен. И... я просто не хочу терять такого друга, понимаешь? Не бойся привести его сюда, он не выдаст нас. Я ручаюсь за него.

Пауза. Пепел состроил гримасу, посмотрел на потолок, покусал губу.

— Как его имя и где его искать?

— Его зовут Ратер Кукушонок, он сын паромщика, — я улыбнулась облегченно. Мне отчего-то казалось, что Пепел будет сопротивляться гораздо дольше, — И не смотри что он почти еще мальчишка. Он умничка и храбрец вроде тебя.

— Хорошо, я поищу его.

Пепел пошел к двери, у порога оглянулся.

— И свирель твою... поищу.

Дверь закрылась, всколыхнув волны пыли на струнах дневного света; с притолки повисла паутина в слюдяных чешуйках мушиных крыл. Я опрокинулась назад, поперек постели, закинув руки в прохладный пыльный шелк. Сомкнула саднящие веки.

Свирель. На самом деле, самое главное — это свирель. Где он собирается ее искать? И вот еще что — если Пепел смог забраться в богатый дом, то почему он согласился искать свирель за горсть золотых? Он же мог вынести отсюда любую вещь, хотя бы те драгоценные безделушки на каминной полке, продать их и жить безбедно... когда еще хозяева хватились недостачи...

Меня вдруг прошило догадкой — я рывком села, уставившись на закрытую дверь.

— Пепел! Пепел!!!

Тишина.

Ушел уже, наверное... в свою потайную дверь. От которой у него есть ключи. А ведь он не живет здесь — он привел меня сюда и сказал: "выбирай любую комнату". А до этого шлялся по городу, спал где попало, побирался... но в пустой дом не заглядывал. И про хозяев сказал — "не приедут, не беспокойся"...

Почему?

Не потому ли, что он сам — хозяин этому дому... некогда был ... хозяин-размазяин, чучело благородное... гордец задрипанный...

Глава 14

Все получится!

( "... когда же означенное свершится и зов твой явит пред очи твои гения твоего, что отныне будет соприсущ тебе в делах твоих и помыслах твоих", — складно перевела госпожа Райнара никак не дающийся принцессе фрагмент.

Каланда подняла глаза от книги, придерживая пальчиком строку, словно боялась, что та уползет пока на нее не смотрят.

— Ама Райна, — спросила она, — Что есть это слово "хений"?

— Гений, сладкая моя, есть та благодатная сущность, что наделяет эхисеро искомым даром, и в последствии остается с магом всю его жизнь. Ритуал посвящения как раз состоит в том, чтобы призвать своего гения и удержать его с собой навсегда.

Я зажмурилась, в мечтах представляя сияющее огненное облако, снисходящее ко мне с небес, чтобы навеки поселиться в моей душе — и дыхание заперло от сладкой истомы: ох... так будет... обязательно... иначе — к чему все это, к чему этот вечер, эта древняя книга, которую Каланда под надзором госпожи Райнары старательно переводит (для меня, для кого же еще?), к чему моя встреча с принцессой, зачем нужна была Левкоя, зачем мое бегство из монастыря, зачем мой отец — искатель странного?.. Все это не цепь случайностей — это дорога к тайне, к сопричастности, к волшебству...

— Хений и анхел, что эхта гвардандо... охраняет... есть один и один? — Каланда сцепила перед собой руки в замок.

— Одно целое? — подсказала я. Она помотала головой, я поправилась: — Одно и то же?

— Да, араньика! Одно и то же. Так, Ама Райна?

— Ты хочешь спросить, разные ли сущности гений и ангел-хранитель? — госпожа Райнара улыбнулась медленной значительной улыбкой, — Милая моя, боюсь, что об ангелах твоя старая нянюшка знает маловато... Как-то все не удавалось мне их увидеть, дорогая, и, сказать по правде, я подозреваю, что их придумали церковники. Вот гении — да, видела и знаю, — она прижала к груди красивую смуглую руку, — Мой гений всегда со мной, и с его помощью я вижу духов и владею силой. Но ангелы — это не по моей части, прости Господи...

Я еще никак не могла привыкнуть к безнаказанной божбе Каландиной дуэньи. Она словно бравировала тем, что упоминает Господа всуе к месту и не к месту... Каланда так не делала, и никто из андаланцев так не делал. Мне было странно: из Андалана, где в древнем Городе Амфисбены обреталась резиденция примаса, к нам, на край света, словно гром среди ясного неба явилась страннейшая парочка — фанатичный монах Минго Гордо с отрядом вооруженных братьев, и наследная колдунья Райнара. Конечно, о том, что Ама Райна — эхисера, магичка, мне поведали под страшным секретом, и секрет этот грел мне сердце и обжигал язык. А то, что она готовит к посвящению свою госпожу и ученицу, я бы не выдала и под страшными пытками.

В Андалане у Райнары остались два взрослых сына, четыре внука и муж-старик — а выглядела она лет на тридцать от силы. И не то, чтобы об этом никто ничего не знал — просто никому не приходило в голову сопоставить первое и второе. Когда я спросила об этом Каланду, та прищелкнула языком и сказала: "Эхте! Ама Райна все видит вперед и делает, как ей нужно, и все думают, это само случилось, — тут принцесса прищурилась, и глаза ее сквозь прищур глянули жестко и холодно, — И я стану такой!"

И я стану такой, в сотый раз повторила я себе, ощущая закрытыми веками тепло и свет огненного облака, и я... стану такой же. Иначе — зачем все это? Почему все так сложилось? Это судьба моя меня нашла. Это предопределение...

Я улыбалась, скованная сладчайшей из грез, а Каланда, госпожа моя и богиня, вслух читала книгу "Облачный сад", а другая богиня, в расцвете могущества своего, снисходительно-строгая наставница наша, помогала ей переводить:

— А теперь читай вот отсюда, милая.

— ...Атам, иначе колдовской кинжал с черной рукоятью, назначенный чертить магические круги и иные начертания; каковые совершаются... а...ээ...

— Посолонь, сладкая моя, по ходу солнца.

— ...совершаются посолонь, и таким образом, чтобы любое движение начиналось лицом к восходу, а завершалось спиной к оному...)

Он вернулся, когда я уже проснулась, и полосы света, из бело-золотистых сделавшись медовыми, переместились с пола на стену. Он вошел, не сказав мне ни слова, двинулся к окну. Прислонился лбом к ставням, так, что закатный луч окровавил ему щеку и безжалостно очертил глубокие складки у губ.

— Пепел? Что-то произошло?

Я села, приглаживая смятые волосы. Он помолчал, потом чуть повернул голову, не отрывая лба от ставен.

— Что ты сказала тогда... — голос его зашуршал, цепляясь колючим соломенным жгутом, — Что ты сказала... "не хочу терять такого друга"?

— Что-то с Ратером?

— Он в тюрьме.

— Что?!

Пепел, наконец, оторвался от ставен, шагнул ближе и присел на низенькую скамеечку для ног.

— Проклятье, — прошипел он, морщась как от горького, — Проклятье... сперва вообще не хотел ничего тебе говорить. Потом подумал, что придется сказать. Короче, парня твоего загребли за воровство. Вчера, во время праздника.

— Не может быть. Ратер не вор.

— Я не знаю. Завтра в полдень — суд, так сказал паромщик. Про наказание, он сказал, что одно из двух: либо лишение правой руки и изгнание, либо клеймо и галеры.

— Холера! — я схватилась за голову, — Это я виновата! Пепел, это ведь моих рук дело! Я потеряла свирель, и...

И поплыло за зажмуренными веками — красное, черное, красное, черное... Подкатила тошнота от ужаса пред непомерностью потери: свирель!

( — ...Отдай! Слышишь, отдай! Сейчас же!!!

Он что-то говорил, пытаясь оторвать мои руки. Я лезла на него как кошка на дерево. Кажется, я завыла. Я не слышала собственных воплей.

Обруч глухоты вдруг лопнул, уши резанул женский визг:

— Ааааййй!! Украли, украли, украли!..)

Потом началась свалка... я упала... мне было не до Кукушонка. У меня потерялась свирель.

— Пепел... — прошептала я, — При нем нашли деньги?

— Да. Целый кошелек. Паромщик говорит, парень не смог толково объяснить, откуда у него этот кошелек.

— Это мой кошелек. Почему он не сказал, что это мой кошелек?

— Не знаю. Он никому ничего не сказал. Даже отцу.

— То есть... паромщик ничего не знал про меня?

— Ничего. По крайней мере, при мне он тебя не упоминал, — Пепел пожевал губу и фыркнул, — Старик сейчас тоже не в себе. Все время повторяет, что это ошибка. Что его сын в жизни никогда ничего не крал и украсть не мог.

Я с силой потерла лоб.

— Мне надо... поговорить с ним.

— С паромщиком?

— Нет, с Ратером.

— Вряд ли это возможно.

— Думаю, возможно. Он же не благородный преступник, чтобы сидеть в подвалах Бронзового Замка. Скорее всего, он в городской тюрьме, в какой-нибудь общей камере для бродяг и воришек... Если дать стражникам на лапу, меня пропустят поговорить с ним...

— Госпожа моя, неужели ты забыла, что произошло сегодня утром в гостинице? Тебе нельзя разгуливать по городу.

— Это верно... — я разгладила на коленях сияющий в полумраке шелк, — Послушай, там, в куче одежды, найдется какое-нибудь темное тряпье для меня?

Тряпье нашлось. Чихая от пыли, я забралась в громоздкое и слишком длинное черное платье, подвязала его кое-как, закрутила волосы узлом и накинула на голову большую траурную шаль.

Пепел наблюдал за мной с чрезвычайно мрачным видом:

— Зачем этот глупый риск? Скажи, что ты хочешь от мальчика услышать, и я сам схожу куда надо и все разузнаю.

— У тебя есть немного денег?

Он порылся в поясе и вытащил горсть монет — серебряную архенту и несколько медяков, видимо все, что осталось от моего золотого.

— Архенту я заберу, остальное спрячь на развод. Понятия не имею, сколько здесь принято стражникам в качестве взятки давать... надеюсь, хватит. Как ты думаешь?

— Не знаю. Ни разу не давал взяток. Я пойду с тобой, госпожа. Мне не по душе эта...

— Пепел, — я коснулась пальцами костистого плеча бродяги, и он запнулся, — Пепел. Ты странный человек. Ты гораздо лучше, чем мне сперва показалось. Я думала, ты хочешь моего золота.

— Я знаю, что ты думала, госпожа... — буркнул он, отвернувшись.

— Я думала так до сегодняшнего утра. Но ты кинулся мне на помощь, а на золото обратил внимания не больше, чем на кучу песка.

— А это и была куча песка, — он хмыкнул. — То-то разочарование тем, кто уже видел себя богатеньким.

— Правда? — я смутилась, — Ты думаешь, это было не настоящее золото?

— Шутница ты, госпожа. Золото из воздуха не появляется. Кроме того, я ранен был.

— Кстати, как твоя рана?

— Твоими трудами, — он улыбнулся, — кожа у меня на боку гладкая, как дека мандолины, а ребра поют, как ее же струны.

— А в животе трубы не трубят?

— Чтобы унять трубный глас во чреве, я принес вот это, — он добыл из-за пазухи кулек и развернул его. — От сего аромата смолкнут и трубы ангелов, и рога Дикой Охоты.

— Пирожки!

Я тотчас вгрызлась в один. Сладкий, с повидлом. Я люблю сладкое.

— Слушай, Пепел, ты взялся отыскать мою свирель тоже, как я теперь понимаю, не из-за денег?

Он перестал жевать и посмотрел мне в лицо. Зрачки у него опять очень сильно расширились, глаза сделались почти черными. Я отчетливо услышала, как он затаил дыхание. Казалось, он чего-то ждет, каких-то очень важных слов, моих слов.

Я поспешно проглотила то, что было во рту. Хотела спросить, что же ему тогда от меня надо, но поняла, что это не тот вопрос. Может, дело гораздо проще: я ему приглянулась и он теперь ухаживает за мной в эдакой романтической манере? Почему бы и нет? Он все-таки поэт, а я вполне себе выгляжу в белом платье...

Неожиданно в памяти всплыли слова Эльго: "Приглядись к нему. Просто приглядись."

— Пепел, — я облизнула отчего-то пересохшие губы, — Тебе нужна помощь от меня?

Он выдохнул. Напряжение спало так резко, что я покачнулась.

— Нет. — Он снова смотрел в угол. — То есть, да. Не совсем помощь.

— А что?

— Ну... пусть будет помощь. Так проще, наверное.

— Какая помощь?

— Я не могу рассказать тебе об этом, госпожа.

— Тебе не позволяет говорить какой-то обет?

— Да.

— Я сама должна догадаться?

— Да.

— Таинственный ты человек, Пепел.

— Не более чем ты, госпожа.

Я хмыкнула. Не более чем я. Если так, то я не удивлюсь, когда ты окажешься каким-нибудь изгнанным и скрывающимся под плащом бродяги наследным принцем соседнего королевства. Хотя нет, он не северянин, а дареную кровь в любом случае было бы заметно. Ну ладно, не принц, не высокий лорд — просто какой-то нобиль, и того предостаточно. Или незаконнорожденный сын Минго Гордо... а то и самого примаса... ой, куда это меня занесло? Он и не андаланец, это точно... а есть ли в нем что-то драконидское, сказать трудно. Он как-то связан с моим прошлым... Он знает что-то про меня?