Тропой лекаря

— Я не читаю ваши мысли, госпожа Ветана. Просто я старше вас малым не в три раза.

— И у вас нет своего лекаря? — ляпнула я.

— Нет. По той же причине, по которой я хорошо разбираюсь в людях. Возраст, госпожа Ветана.

Верилось плохо. Возраст, как же! Пусть кому-то другому расскажут!

Маркиз нахмурился.

— Вы зря обо мне так плохо думаете. Скажите, а что бы вы сделали, если бы я не начал разговор о ребенке первым?

— Не знаю, — честно призналась я. — С одной стороны, вы имеете право знать. С другой же... я не хотела бы подвергать опасности жизнь матери и ребенка.

— Вы бы мне солгали?

— Не знаю, ваше сиятельство.

— Я знаю. Солгали бы. Просто потому, что я стар и мне недолго осталось, а вот Даилине и моему — да, моему! Сыну — еще жить.

— Все-таки сыну, ваше сиятельство?

— Да. и никак иначе. А вы, госпожа, придумайте, как нам быть, чтобы маркиза была уверена, что у нас состоялась ночь любви.

Я подумала.

— Есть снотворное. Есть возбуждающие средства.

— Второе предпочтительнее. А вы сможете уменьшить откат от возбуждающего?

Я подумала.

— Да, пожалуй, смогу. Примете зелье, потом, сразу после того, как оставите госпожу маркизу — второе. Прочищающее. Будет неприятно, но это лучше, чем вовсе ничего.

— А абсолютно убрать последствия?

— Если обратитесь к магу воды. Объяснить ему, что именно выводить из крови, и он справится.

— А вы...

Я развела руками.

— Я знаю пределы своих возможностей, ваше сиятельство. Я лекарь, но не маг.

Маркиз прищурился на меня глазами кота-убийцы.

— Похвально, очень похвально, что вы не переоцениваете себя. И сколько же будут стоить ваши услуги?

— Какие именно?

— Два зелья?

Я честно назвала цену, даже не сомневаясь, что маркиз в курсе, и судя по довольным глазам, не прогадала.

— А прибавить неохота?

— С вами, ваше сиятельство, лучше дела честно делать. Тогда, может быть, отпустите. Живой, — мрачно вздохнула я.

Маркиз махнул рукой.

— Отпущу. Но честность ценю. Итак, два зелья, — на столе возникла стопка золотых. Шпанские мушки недешевы, второе зелье и того реже. Я-то о нем знаю благодаря отцу. Папенька к травнице за ним регулярно ездил, я даже знала для кого в данный момент.

— Простите, ваше сиятельство. Предоплату не беру.

— Великолепно! Чем дальше, тем больше я уверяюсь в своем решении, госпожа Ветана. Итак, два зелья. И вы будете вести мою жену во время беременности, а заодно помогать ей с родами.

Я молча поклонилась.

— Мне не нужны сплетни, поэтому дадите клятву в храме. А уж после этого я допущу вас к жене и внуку.

Я воззрилась на маркиза уже даже не круглыми — совершенно овальными глазами.

— Да. Ее сын — мой внук. Пусть от бастарда, но моя кровь. И я успею воспитать его, как надо.

— Когда мне давать клятву, ваше сиятельство?

— Сейчас же. Холопа вызвали, так что обряд проведем немедленно.

И я в очередной раз поклонилась.

* * *

Два часа спустя я ехала домой в карете господина маркиза. В голове было легко и пусто.

Да уж...

Это вам не барон Артау, не милый и даже бестолковый Верандуа, и даже не граф Эрнан. Это — волк. И если такой сомкнет у тебя за горле зубы, то уже не выпустит. Я кожей чувствовала железную хватку.

Утешало другое.

Маркиз зря надеялся вырастить наследника сам. Чутьем мага жизни я воспринимала его, как сосуд, в котором осталось уже с волос жизни. Еще немного — и...

Шпанская мушка еще уменьшит ее количество, а в остальном...

Год-полтора, больше — вряд ли, меньше — вполне возможно.

Как маг жизни я могла бы помочь, но это старость. От старости не лечат, можно только продлить его жизнь, но это постоянное дряхление.

Но каков расчет!

Пережить смерть наследника и здраво рассудить, что деньги и титул оставить некому.

Найти молодую девчонку, расчетливо использовать все шансы, вплоть до ее девственности в попытках зачать наследника.

Когда становится ясно, что ребенка не будет, маркиз находит своего бастарда и сводит его с супругой. И получает дитя своей крови. Пусть не сына, пусть внука, но в нем есть его кровь, будет его воспитание и его титул.

Страшновато...

Бастарда удаляем, находим подходящую лекарку...

А что потом сделаем с лекаркой?

Что-то мне подсказывало, что моя долгая и счастливая жизнь не значится в планах господина маркиза. Мало ли...

Хорошо, если жене жизнь оставит...

Уж не настолько я дура, понимаю, что такие вещи первой встречной не выкладывают, если хотят потом оставить ее в живых.

Но с кем посоветоваться по этому поводу?

А ведь даже не переговоришь нормально. Клятва молчания...

Обойти ее можно, меня, как мага жизни, как и любого другого мага, она связывает весьма условно.

Что такое клятва?

Представьте себе ауру человека, как его тело. Клятва — сеть, которую накидывают на ауру, и узлы затягиваются в самых болезненных точках. На запястьях, висках, лодыжках, шее.... нарушь слово — и тебя так стиснет веревками, что вздохнуть не сможешь. Никогда.

У обычного человека клятва не слетит, тут можно быть спокойным.

А у мага?

Воздух, земля, вода, огонь, жизнь, смерть, разум... вы пробовали накидывать веревку на воздух? Или на воду? Землю?

Можно положить веревку, например, в огонь. Сразу не сгорит, жрец в храме ее увидит, но спустя несколько дней или месяцев, несколько применений силы...

Мне еще проще. Жизнь не сдержать никакой веревкой. Я лечу, я постоянно, пусть по чуть-чуть, но пользуюсь своей силой, прокачиваю ее через себя... веревка просто не выдержит. Про графиню Эрнан, например, я уже могу говорить спокойно. Про маркизу тоже смогу — через месяц или два. И эти месяцы я еще надеюсь прожить. А вот после родов...

Я бы дала себе не больше трех-пяти дней. Убедиться, что с младенцем и матерью все хорошо и попрощаться с многознающей лекаркой.

Хорошо в высшем свете, да уж больно грязно.

А ведь раньше мне эти мысли и в голову бы не пришли.

Страшно...

* * *

С этим настроением я встретила госпожу Лимиру. Отдала ей деньги за два месяца, угостила травяным взваром.

— Как Кариса? Вилт? Дети как?

Госпожа Лимира закусила вкусную плюшку и принялась упоенно болтать.

Правильно она сделала, что переехала сюда, ой как правильно! Вилт работает, рук не покладая! То одно у него, то второе... вздохнуть некогда.

Кариса тоже сейчас работать больше стала, хотят новый дом себе купить. Старый продать... нет-нет, этот домик они за собой оставляют, а вот дом Вилта давно бы продать надо, маловат он для большой семьи. А госпожа Лимира занимается детьми. То одно, то другое... скучать некогда.

Вилт оправился от раны, которую ему нанесла Таниль, но эта стервь не успокаивается.

И пишет, и пишет...

Спрашивает про детей, про мужа, а ведь госпожа Лимира и детьми Таниль занимается, не выбросишь ведь... и дети-то выправляются, а вот мать их...

Прибили б ее, что ли, там,, на каторге?

Ведь коли выйдет, так явится Карисе нервы трепать да у Вилта клянчить. И примет-он таки блудную сестренку, не погонит. Сочтет, что было и быльем поросло...

Я кивала в нужных местах, и только при последних словах встрепенулась.

— Тогда, госпожа Лимира, вам никак уезжать нельзя. Кто еще дочь-то обережет?

Женщина грустно вздохнула.

— И то верно. А ты как, Веточка?

Я подумала — и принялась очень отстраненно рассказывать госпоже Лимире историю графини Эрнан. Мне было интересно, насколько клятва рассосалась на моей ауре, да и совет постороннего человека услышать хотелось.

Госпожа Лимира слушала, так же внимательно поддакивала, кивала в такт моим словам, а потом сделала совершенно неожиданный вывод.

— Ну и сволочь же тот Айвас!

Я аж рот открыла.

— А он-то почему?

— А потому, девочка, что благородных с детства приучают — не будет у них любви. И купцы то же своим дочерям и сыновьям говорят. Жениться надобно для дела, чтобы род не угас, чтобы было кому добро передать, чтобы детей воспитать, как должно. Понимаешь? Это голытьба вроде нас может по любви жениться, и то родители смотрят, чтобы не дурак, не пьяница....

— Ну уж — голытьба...

— А разве нет, Веточка? Домики эти, в желтом городе, слезки горькие. Я хочу, чтобы мои дети жили здесь, а воот внуки — уже в зеленом городе. И мы попробуем этого добиться, но работать надо будет — втрое. Потому и не уеду никуда... И с внуков уже спрос другой будет. А Айвас — сволочь. Задурил девчонке голову, знал ведь, что абы за кого отец ее не отдаст... и продолжил дурить. Нет бы сказать — прости, родная, мы не будем вместе! А он?

Я пожала плечами. С этой стороны я ситуацию еще не рассматривала.

— Думаете, если муж отпустит эту женщину, она...

— Да не примет ее тот Айвас. Нервы помотает, репутацию погубит, в любовницы возьмет, но не в жены, нет, не в жены!

— Тогда она точно с собой покончит.

— Веточка, ну ты ж умная девочка?

Я посмотрела на госпожу Лимиру. Та — на меня. Вздохнула, покачала головой...

— Неуж ты не понимаешь, что неспроста это? Рассуди — девочка-от из купеческой семьи. Это тебе не аристократки блажные, не нищенки дурные, это сословие крепкое. Спорить готова, отец ее в детстве и не за такое ремнем драл. А тут... Да она бы век себя так не вела, ты пойми!

— А как?

Я как-то и не задумывалась...

— А так вот. Поревела б чуток, да и успокоилась. Что, думаешь, ее отец монахом живет? Или ее мать на служанок смазливых внимание обращает? Говорят же, где сладко, там осе падко. Для девчонки то не внове, сама понимаешь...

Я понимала. Вспоминая и отцовские измены, и материнские, и... у меня что столько знакомых гуляет? Жуть!

Но — да.

Графа она не любила, так чего расстраиваться из-за его измен? Незачем.

Да хоть с кем гуляй, только меня не трогай. Ребенка-другого родим, и будет у графа своя жизнь, у графини своя. И встречайся с тем Айвасом хоть каждый день...

— А она то себя режет, то травит... и из-за любви?

— Бывает и такое. Только вот... нечисто тут что-то. Уж ты поверь мне, такие девочки себя не травят, они всем нервы измотают, всех измучают, а с их головы и волоска не упадет. К тому ж титул, деньги, свой дом... это много значит. Ты в ней одержимость заметила?

Я покачала головой.

Нет. Не было такого. Безумной любви к Айвасу в графине я не увидела. Искренней, безудержной, безрассудной, когда по углям пойдешь босыми ногами — вот ее не было. Было желание обладания, было раздражение, злость, гнев...

— Но от этого тоже с собой не кончают?

— Вот и думай. Дурит кто-то девке голову, да и вам тоже, не иначе... Ой, дурит!

— Ей — или она?

Я серьезно задумалась.

Графиня дурит нас или кто-то крутит голову самой графине? Но кто?

Зачем?

Какую выгоду можно получить от развода господина графа?

— Ты не те вопросы задаешь, — покачала головой госпожа Лимира. — Ты спрашиваешь — зачем, а надо — кто? Поймешь, кто крутит, поймешь и зачем это надо.

— А не наоборот?

— И наоборот тоже верно. Ты мне как лекарка скажи — могут быть ведь разные травы, и те, что ум туманят?

Я покачала головой.

— Графиню не травили. Я бы заметила.

— А второй раз?

Да там и первый раз, и второй...

Ничего я не понимаю.

— Я бы на ее месте испугалась, она ж чудом смерти избежала. А она просто ругается, словно бы и не понимает, что к чему.

— Не понимает?

— Или... не дают понять? — прозрела я.

— Дают привыкнуть, что опасность ей не угрожает, а вот своего она добивается. Брак будет разорван, от ребенка ее избавят, к любимому вернуться дадут... и как?

Я схватилась за виски.

— Будет третья попытка?

— Вполне возможно.

— и она увенчается успехом? Но до или после рождения ребенка?

— Это зависит от того, нужен ли ребенок человеку, который придумал этот план.

— Но... как?

— И кто?

Ни на тот, ни на другой вопросы ответа у меня не было. Я сидела, смотрела в стену и понимала, что госпожа Лимира кракеновски права. Эта история абсолютно нелогична. Как будто кукольник перепутал марионеток, и прекрасная принцесса верхом на драконе отправилась убивать рыцаря, спасая менестреля. А конь в это время пил с королем.

Нелогично, неправильно, не так!!!

Ничего не понимаю...

— А ты приглядись к людям повнимательнее, как в том доме будешь, — посоветовала мне госпожа Лимира. — Авось поздно и не окажется?

Пригляжусь.

Обязательно пригляжусь.

Что-то в этой истории нечисто.

Глава 12

Приглядываться пришлось быстрее, чем я думала. Ровно через два дня.

Майло Варн едва не сорвал мою дверь с петель.

— Господину графу плохо!!!

И что оставалось делать? Только подхватить на плечо сумку и прыгнуть в карету.

По дороге Майло вводил меня в курс дела.

Графиня была довольна, спокойна и ожидала рождения ребенка. Слуги перевели дыхание, потому как прислуживать взбалмошной и недовольной жизнью истеричке — удовольствие ниже среднего. Господин граф тоже жил спокойно.

И тут...

— Что случилось с господином графом?

— Рвет его. Сильно рвет. Говорит, желудок болит...

При таком расплывчатом описании, это могло быть что угодно. Что — непонятно.

Впрочем, все мысли вылетели у меня из головы, когда я увидела графа. Мужчина едва дышал — в прямом смысле слова. Его безжалостно выворачивало над серебряным тазиком.

Я дождалась конца приступа, шуганула слугу, и взяла мужчину за запястье.

Тут много силы не надо, так, крохи...

И тут же разжала пальцы.

Граф был отравлен. Так же, как и его супруга, только графине повезло. Она молока напилась, и действие яда было ослаблено. А граф?

Да что тут вообще творится?

Я посмотрела зрачки графа на свет.

Расширены. Кожа на лице красная... от рвоты, или все же я узнаю яд?

Похоже, так и есть. Графу досталась слишком большая доза, в результате, его начало рвать слишком быстро. Ошибка неопытного отравителя?

Да, очень похоже.

— Во рту сухо?

Граф посмотрел на меня, словно не соображая, где и с кем он говорит, но потом кивнул.

— Д-да. Сухо...

Угадала. Волчье лыко.

Графине подсунули небольшое количество яда, вот и не вышло ничего. Графу — слишком большое. Повезло, просто повезло. Досталось бы это графине — хоронили б и ее, и ребенка.

Перевести дух я смогла только через два часа.

Граф вытянулся на подушках бледный, словно смерть. Но живой.

Может, даже отделается месячным расстройством желудка. Если повезет, потом я смогу полечить его своей силой, если не повезет — пусть обращается к придворному магу, или еще к кому, все же это яд. И проблемы с желудком у мужчины непременно будут.

— Что вы сегодня ели, ваше сиятельство?

Граф задумался.