Кирпичи 2.0

Решился сделать лазерную коррекцию зрения и заняться зубами. Хорошая улыбка, хорошее зрение — плюс сто к харизме и боевым навыкам.

Закончив с планом, я созвонился с Иваном, сказал ему, что только вернулся от родителей, и договорился о вечерней тренировке.

Длительный перерыв в тренировках был заметен, я с трудом поднимал ранее разминочные для меня веса. Потратил пару часов на общение с Ваней, рассказал ему о разрыве с Ксенией, не объясняя причины.

В последний день отпуска привел в порядок весь гардероб, сходил на тренировку по рукопашному бою, купил абонемент в бассейн, забил холодильник и сделал заказ на спортивное питание.

На мне висели кредит и долг перед компанией, пришлось резко урезать планируемые расходы. Все необходимое я приобрел на деньги, полученные от родителей. Оставалось немного, чтобы дожить до зарплаты.

Все свои силы я решил вложить в повышение эффективности на работе.

Я приезжал в офис первым, и когда народ только начинал просыпаться, глотая литры кофе, блуждая по кабинетам и курилкам, успевал проделать большой объем работы: составить план на день, ответить на почту, расписать задания.

Когда коллеги входили в строй, я выполнял самую сложную задачу из моего плана на день, требующую максимальных трудозатрат или времени. Да, я съедал ту самую лягушку, после которой спокойно выполнял оставшиеся пункты плана.

Не всем удалось войти в мой ритм. Ребята, работающие со мной по проектам, подняли бунт. Они не успевали выполнять все, что я от них требовал в ими же озвученные сроки. С бунтарями поступил жестко. Кто-то лишился бонуса, кто-то был уволен.

Юра Бажов, выписавшийся из больницы и сейчас выполнявший поручения Панченко, был задействован в одном из моих проектов. Он сорвал сроки по сдаче технической спецификации. Я дал ему время до утра: придется ему ночевать на работе.

Стажер побежал жаловаться Косте, тот к Степанычу. Закончилось вызовом на ковер к Кацюбе всех участников забега. Я объяснил шефу, чем чреваты задержки по проекту: утратой репутации в глазах крупного заказчика, разрывом договора и серьезными финансовыми потерями.

Кацюба проникся, сделал выговор Степанычу. Тот разозлился и лишил Костю бонуса. А уж как злился Костя... Бедный Юра был размазан по стенке, четвертован, сожжен на костре и колесован — в Панченко дремал садист.

Собираясь с работы, я подошел к Юре:

— В следующий раз выкину с работы, ушлепок. И не дай Бог утром результата не будет, Бажов. Конец тебе.

— Але, Резвей, это мой стажер! — вмешался Костя. — Не фиг командовать.

— Ты уверен, что это твой стажер? — я улыбнулся, сделав упор на слове "твой". — Этот мелкий олух уже капает на тебя Степанычу, если не знал.

— Что?! — заорал ошарашенный моей ложью Юра.

— Не ври! — поддержал подопечного Панченко.

— Не врать? Да легко. Вот ты думаешь, что Лида — твоя девушка, да?

— Ты офигел? — выпучив глаза, заголосила Лидка.

— Да ты думай, не думай... — продолжил я, обращаясь к Косте. — Как-нибудь на досуге спроси у нее, как дела у Лени Ткача.

— Ты что несешь? — возмутился Костя и перевел взгляд на Лиду. Та пошла пятнами и уставилась в монитор.

— И правда, старик, успокоился бы ты, — недвусмысленно посоветовал Миха. — А то...

— А то что? В лоб хочешь? Не вопрос. А дальше? Побежишь к шлюхам раны зализывать?

— Да ты.... — Миха закашлялся и покраснел. — Ты что несешь?

— А что? Завязал? Деньги закончились?

— Да пошел ты! — взорвался Миха. Окружающие, шокированные потоком откровений, замерли.

— Вмешиваться не надо было, маленький гигант большого секса, — сказал я и вернулся к Юре. — Чтобы завтра. С утра. Как следует. У меня на столе. Понял?

— Понял, — сглотнул он.

— А ты не охренел, Резвей? — лениво спросил Саня Бородаенко, откусывая от шоколадного батончика.

— Не думаю. Лепи свои демотиваторы, не отвлекайся, Малевич.

В абсолютной тишине было слышно, как Саня поперхнулся.

— Следи за метлой, Резвей, — очнулся Саня.

— Прежде сам научись, трепло.

Я огляделся, задерживая взгляд на каждом:

— Чего уставились? Своих проблем мало?

Из кабинета я выходил, чувствуя, как под злобными взглядами дымится спина.

Поздно вечером, возвращаясь с курсов, увидел возле входной подъездной двери пакет с мусором.

— Да ты заколебал! — взбесился я.

Взяв пакет, поднялся на площадку Артура и высыпал мусор под его дверью.

— Хрю-хрю, Артурчик!

Потом спустился к себе и увидел, что Васин Полкан не изменил предпочтений по части мест опорожнения кишечника. С помощью мусорного пакета собрал отходы и тонким слоем нанес на дверную ручку соседа.

В надежде на понимание, искренне ваш сосед Сергей Резвей.

Глава 25. Вторая натура

Наступила долгожданная весна. Солнышко пока было хмурым, но сосульки уже закапали. Питерские улицы по обе стороны стали опасны.

Международный женский день в компании отмечался с размахом. И Кацюба, и Степаныч, люди старой закалки, трепетно относились к 8 марта и того же требовали от нас. Как бы мне ни хотелось пропустить очередной корпоратив, призванный сплотить коллектив и показать нашим девушкам, как мы их любим и ценим, делать этого было нельзя.

Так что я отнесся к празднеству — потерянному вечеру и пропущенной тренировке — как к продолжению работы.

В конференц-зале накрыли стол. Кацюба витиевато поздравил "девушек и женщин", Степаныч "присоединился" к словам генерального, все чокнулись и выпили. Я потягивал вино, прикидывая подходящий момент, чтобы покинуть мероприятие, и не заметил, как оказался среди ребят.

— Лето близко, — мрачно заявил Левон, пережевывая тарталетку с икрой. — Отпуск. Море. Пляж. Пора идти в спортзал.

— Пора, — обреченно поддержали его коллеги.

— Главное — не бросить, — заметил Миха. — Сколько ни начинал — вечно что-то мешало. В детстве хоть отец пинал, заставлял на секции всякие ходить. А сейчас, сколько себя ни мотивирую, надолго не хватает.

— Две недели! — воскликнул Левон. — Меня хватало максимум на две недели! Как заставить себя ходить туда, где тебя никто не любит, где тебе тяжело и над тобой смеются?

— У тебя потрясающая сила воли — две недели! — сказала Милка. — Я на диете больше пары дней не выдерживаю. Думаю: да катись оно все к черту — фигура, вес. Зачем так жить, если можно съесть вкусняшку и быть счастливой!

— А потом смотришь на себя в зеркало и рыдаешь, когда джинсы на талии не сходятся, — заржал Бородаенко.

— Всё у меня сходится! — огрызнулась Милка и вздохнула. — Только перешивать приходится.

— Привыкни, — посоветовал я.

— К чему? — удивилась Милка.

— Да ко всему. Есть меньше, заниматься спортом. Сделай это привычкой.

— Как к этому можно привыкнуть? — удивился Левон. — Я как вспомню, каково это — постоянно быть голодным, — да я ни о чем, кроме еды, думать не могу!

— Привыкнуть можно к чему угодно, — объяснил я. — Чтобы действие стало привычкой, достаточно его повторять без перерывов на протяжении трех недель. Это касается всего — и полезных, и вредных привычек.

— Умереть — не встать, Резвей! — подключилась Лидка. — Все так просто?

— Непросто, — согласился я. — Но не сложнее, чем по ночам грузить мешки на вокзале.

Ребята, хмыкнув, пошли курить.

Похоже, ныть друг другу и находить утешение в том, что ты как все, а все слабы — проще и приятнее, чем пробовать добиться цели.

После разрыва с Ксенией я каждое утро выполнял одну и ту же последовательность действий: просыпался в шесть, чистил зубы, брился, умывался, выпивал пару стаканов воды, делал зарядку, одевался и шел на пробежку, заодно выкидывая мусор. Потом — контрастный душ, завтрак, порция гейнера, кофе и на работу.

В какой-то момент я заметил, что выполняю всё на автопилоте, даже не думая. Голова занята мыслями о предстоящем дне, о том, что важно, а что стоит сделать по мере возможности.

Я привык расписывать план на день, определять приоритеты и выделять самое важное: то, что напрямую вело меня к глобальным целям.

Обычно у сотрудника офиса постоянно накапливается куча задач. Много времени отнимают встречи, переговоры, письма, совещания, планерки и мозговые штурмы. За всем этим сложно делать действительно важное, то, что требует сосредоточенности и внимания.

А ведь на совещаниях и встречах принимаются какие-то решения, которые надо воплощать в жизнь. Даже если не своими руками — все равно нужно найти время, чтобы четко поставить задачу, определить реальные сроки и проконтролировать качественное и своевременное исполнение.

Мои коллеги (да и я сам раньше), по моим наблюдениям, задачи ставили мимоходом, чуть ли не во время перекура. Результат — многочисленные авралы, геройские бессонные ночи перед дедлайном и недовольные заказчики.

Теперь я контролировал исполнение задач, которые ставил коллегам, привык требовать и не отвлекаться на то, что раньше беззастенчиво пожирало мое время: перекуры, кофе-брейки, соцсети, смешные видеоролики, сайты приколов, статьи из серии "10 причин уволиться с работы прямо сейчас" и "20 самых красивых мест планеты". Я понял, что так всю жизнь и буду разглядывать самые красивые места планеты на экране монитора, если не примусь за работу прямо сейчас.

Вошли в привычку тренировки и курсы. Я перешел на продвинутый уровень в английском, прошел несколько профессиональных онлайн-семинаров, много читал.

Мне уже нравилось рассматривать себя перед зеркалом — проявились мышцы. Я слегка раздался в плечах, фигура начала приобретать V-образную форму. Раньше впалая, грудь стала выпирать вперед. Изменилась даже походка. Она стала легкой и пружинистой.

Больше всего изменения в фигуре были заметны в одежде прежнего размера. Штаны спадали без ремня, ремни пришлось укорачивать и делать новые дырки — талия стала Щже. А вот рубашки теперь ощутимо жали в плечах и груди.

Выполненные задачи доставляли мне настоящее удовольствие, и это тоже стало привычкой. Мне нравилось ощущение, с которым я вычеркивал пункты в плане: с каждым из них я получал опыт и приближался к цели.

Я сравнил бы это ощущение с тем, что чувствует наркоман при новой дозе; алкоголик, выпивающий первый за день стакан портвейна; рыбак, поймавший крупную рыбу...

Я привык к новому образу жизни, а коллеги привыкли к новому мне.

Нас с Лидой отправили в командировку за полстраны. Крупный региональный заказчик потребовал личного присутствия менеджеров проекта, то есть нас. В качестве поддержки с нами полетел куратор — Степаныч.

В аэропорт мы отправились сразу после тяжелого рабочего дня, не заезжая домой. Зарегистрировались, сдали багаж, прошли в зал ожидания. Степаныч упал в кресло:

— Передохну, ребятки.

— Хорошо, Михаил Степанович. — Лида посмотрела на меня. — Мы пока отойдем, кофе попьем.

— На рейс не опоздайте только, — предупредил шеф и устало прикрыл глаза. Лида взяла меня под руку и повела в сторону кафе.

— Кофе? — переспросил я Лиду. — На ночь глядя? Нам лететь три часа, не уснем же.

— Да что ты как маленький, — зашипела она. — Что я, при шефе буду говорить: пойдем-ка, милый друг, по сто грамм вискаря жахнем?

— А мы жахнем?

Лида прожгла меня взглядом и, виляя бедрами, гордо зацокала каблуками. Я глянул на часы — до посадки почти час. Времени вагон, можно и выпить.

Поспешил, догоняя Лиду. Сумка с ноутбуком подскакивала на бедре при каждом шаге, словно предупреждая: "Очнись, парень! Держись плана, не отвлекайся!". Я остановился, улыбнулся тому, как легко поддался эмоциям, решился нарушить собственные запреты.

Лида, не оборачиваясь, зашла в бар. Я — вслед за ней, убедив себя сохранять хладнокровие и не терять голову. Обстоятельства диктовали: крайне важная встреча с крупным заказчиком, коварный напарник, и все это под контролем Степаныча, не питающего ко мне теплых чувств. Никакого алкоголя, в крайнем случае — не больше пары стопок. Никакого флирта, ухаживаний и приставаний. Никаких пьяных откровений и разговоров по душам.

Лида немного подумала и села за столик в дальнем углу. Я присоединился. Подошел официант. Лида смотрела на меня — выбирай, дескать.

— Будьте добры, два по сто "Джека", колу и... — я глянул на Лиду.

— ...лед и еще два по сто того же, — сказала она официанту. Тот кивнул и отошел.

Я молчал, не зная, о чем говорить и как себя вести. Все, чему я научился в последнее время, сейчас не играло роли. Передо мной сидела недоступная, коварная и язвительная Лида Фрайбергер, моя давняя безответная любовь. Женщина, которая принесла мне столько боли, страданий и от чьего присутствия в моей жизни и мыслях я с таким облегчением избавился.

Не отводя от меня взгляда, она распустила волосы, улыбнулась и спросила:

— Как ты, Резвей?

На меня повеяло запахом ее духов. Крыша обеспокоенно задвигалась — ее начало сносить.

— Нормально, — ответил я, стараясь не пялиться в декольте.

В ее глаза мне тоже было сложно смотреть: я в них тонул, терялся. Поэтому уставился на рот. Большой соблазнительный рот с пухлыми чувственными губами и крупными ровными белоснежными зубами...

— Выглядишь хорошо, занимаешься чем-то?

— Занимаюсь, — я пустил петуха, прокашлялся. — Тренажерка, рукопашка, бег, плавание.

— Ого! — удивилась она. — Ты молодец!

Принесли заказ.

— Резвей, у тебя взгляд какой-то странный. Все в порядке?

Стараясь не обращать внимания на кокетливо расстегнутый верх белой блузки, смеющиеся глаза, полуоткрытый рот, я представил, что она — мой старый друг, которого я полгода не видел. Я встряхнулся, сбрасывая оцепенение, широко улыбнулся и честно признался:

— Вот так ты на меня действуешь, Фрайбергер. Ничего не могу с собой поделать.

Я пожал плечами. Она кивнула, улыбнулась и подняла бокал:

— Ну что, чтобы все было хорошо?

Я вспомнил все, что себе пообещал, вздохнул, расслабился, чокнулся с ней и выдохнул:

— Все будет хорошо...

Мы выпили. Неловкость исчезла — передо мной сидел друг...

Мы продолжили общаться в самолете, благо Степаныч летел бизнес-классом. К полуночи, заселившись в гостиницу, мы скинули багаж в номера и снова встретились в баре.

Там мы откровенно обсуждали коллег, сплетничали, смеялись, говорили об отношениях — прошлых и нынешних. Лида серьезно поссорилась с Костей из-за его вспышек ревности, они уже неделю не разговаривали. Она смешно изобразила сердитого Костю. Я рассмеялся, рассказал об истинной причине разрыва с Ксенией и получил от Лиды полную поддержку.

Я смотрел на нее влюбленными глазами. Она же не отводила взгляда и поощрительно улыбалась.

Мы выпили на брудершафт. Поцелуй из дружеского внезапно перерос в страстный. У меня потемнело в глазах, когда мы оторвались друг от друга. Лида тяжело дышала.

Переглянувшись, взяли бутылку с собой в мой номер. Я запер дверь.