Что, Мустафа стареешь? Тебе уже начинает нравиться лесть и выказываемое напоказ почтение. Чёрт с ними, льстецов не переделать, нечего на себя родного наговаривать.

(Борт "большого охотника", бухточка Северо-восточнее Кильёса)

Павел Петрович Андреев — выпускник Морского кадетского корпуса, ещё вполне подходящий под категорию молодой человек, с новенькими погонами капитан-лейтенанта стоял на мостике недавно введенного в состав флота российского сторожевого корабля типа "большой охотник". Хотя Высочайшим Указом таким кораблям не присваивались имена собственные, а только номера, его охотник с номером "037", был для него самым, самым, и лучшего судна на всём белом свете он не знал.

Сейчас Павел Петрович немного волновался, нет, не за себя, а только за свой корабль и его экипаж, который в полном боевом камуфляже волей начальства находился в укромной бухточке северо-восточнее городка Кильёс. Его волнение усугублялось тем, что на судне уже находилось семьдесят — восемьдесят человек совершенно посторонних лиц, среди которых больше половины были дети и даже женщины. Как старшему помощнику удалось распределить их на корабле, Андреев понял только тогда, когда на минуту заскочил в свою каюту за трубочным табаком и увидел в открытую дверь каюты старшого "Ноев ковчег" в миниатюре. Что творилось в остальных жилых помещениях корабля — не трудно было себе представить, если из каюты старпома доносились голоса сразу на четырёх языках.

Охотник лежал в дрейфе, иногда подрабатывая машинами, становиться на якорь было нецелесообразно. Линия патрулирования турецких броненосцев Варна-Стамбул находилась всего в тридцати кабельтовых западнее места дрейфа номерного кораблика. Ждали последнюю группу российских дипломатов, которая должна была выбраться из Стамбула и добраться до Кильёса. Впрочем, капитану был отдан однозначный приказ — "...с наступлением рассвета покинуть территориальные воды сопредельного государства и уйти в Севастополь". Расстояние до Севастополя 286, 2 мили БО мог преодолеть за 12 часов, а до рассвета ещё оставалось долгих три часа. Моторный катер дежурил на берегу, каждые четверть часа перемигиваясь с кораблём условными сигналами.

— Петрович, барометр падает, ветерок почти затих, возможно к непогоде.

— А это мы сейчас проверим.

— Гаврилыч!

— Здесь, ваше благородие.

— Вот их благородие штурман говорят, барометр падает, а ты что на это скажешь?

— Не знаю, что штурманские приборы показывают, а у меня ногу крутит, не приведи Господь. Так всегда к шторму или какому ненастью бывает.

Гаврилыч был вестовым Андреева еще тогда, когда тот ещё числился в мичманах, да так и остался с ним, перебираясь с корабля на корабль. Павел Петрович, зная особенность своего "дядьки", всегда интересовался у него прогнозом погоды на ближайшие часы и Гаврилыч его никогда не подводил.

— Старпома на мостик!

— Есть старпома на мостик.

— Александр Яковлевич, есть мнение, что скоро погода испортится. Вы уж, голубчик, расстарайтесь, пожалуйста, по части наших пассажиров. Да, можете использовать мою каюту.

— Но...

— Никаких но! Ситуация чрезвычайная, значит допустимы чрезвычайные меры.

— Слушаюсь, Павел Петрович. Все женщины и мальцы распределены по каютам, а дедки, те что покрепче, на минной палубе находятся, благо мы мины в поход не брали. Раненый в лазарете.

— Сколько ещё человек сможем принять на борт?

— Господин капитан, Павел Петрович, побойтесь Бога, пассажиров на борту уже больше чем экипажа. При наших — то четырёхстах тоннах полного водоизмещения людей как пассажирском пароходе.

— Это я всё знаю. Так сколько ещё человек сможем взять на борт, Александр Яковлевич?!

— Ну, ежели немного механиков ужать, да подшкиперскую занять.... А сколько их всего ещё может быть?

— Не знаю! Знаю, только что другой возможности вырваться отсюда у них не будет!

— Павел Петрович, ты бы мне сразу так и сказал! Заберём всех, если не превысим запас плавучести.

— Ладно, ладно, не сотрясай зря воздух. — Сашка, постарайтесь пока есть возможность людей накормить, да в гальюны дорожку показать. Если заштормит, не до того будет.

Последнюю фразу капитан сторожевика, развернувшись, произнёс шёпотом на ухо своему старшему помощнику, так что на мостике её больше никто не расслышал.

(Посольство Великобритании, спустя 10 часов после покушения)

Здание Инглиз Сарайы (Английский дворец) в стамбульском районе Пера построил в стиле Итальянского ренессанса в 1845г для посольства Великобритании архитектор сэр Чарльз Бэрри, он же спроектировал здание парламента с башнями Виктории и Часовой (Биг — Бен) в Лондоне. Сильное европейское влияние на архитектуру зданий сделало этот район в глазах правоверных мусульман "городом неверных".

Сейчас сэр Генри Эллиот, посол Британии в Стамбуле, беседовал с полковником английской разведки Робертом Хоумом и только что прибывшим местным диспетчером дворцового переворота Генри Феликсом Вудсом или в турецкой аранжировке Вудс Беем.

— Сэр Вудс, доложите, пожалуйста, как прошли переговоры.

— Вот итоговый текст протокола. Он составлен мной по памяти сразу после окончания встречи, стенограмма совещания в связи с его повышенной секретностью не велась, сэр.

Быстро прочитав несколько страниц, сэр Генри благосклонно кивнул, а в слух произнёс.

— Хорошо, очень хорошая работа, сэр.

— Благодарю вас, сэр.

— Думаю, что ваш ход с устранением на время Хасана Хюсню Паши может со временем войти в учебники высшей дипломатии империи. — Разоружение Мустафы-паши руками его командующего вообще можно назвать шедевром дипломатии.

Повернувшись к полковнику от разведки, посланник поинтересовался.

— Чем вы можете нас порадовать, сэр Хоум? Ваши люди уже захватили документы русского генконсульства?

— Здание покинуто, сэр.

— Этого и следовало ожидать. Люди господина Игнатьева не приучены "зря есть свой хлеб", так кажется, изъясняются эти русские.

— С минуту на минуту должен прибыть лейтенант Арчибальд Стоун. Он, его инструктора и приданная им команда из турецких наёмников должны доставить сейф с документами, который захватили в консульстве.

— Причина задержки?

— Сейф очень тяжёлый, а в процессе проникновения эта команда потеряла не меньше дюжины наёмников из своего местного состава.

— Неужели русские открыли огонь?

— Нет, я же докладывал, что здание консульства было покинуто. Просто во дворе этого шпионского гнезда были установлены взрывные ловушки.

— И конечно ваших костоломов угораздило в них влезть?

— Опять нет. Инструктора Стоуна получили только незначительные царапины, а вот туркам не повезло. Около дюжины из них отправились на тот свет.

— Так где же документы?

— Пришлось спешно формировать ещё один отряд и делать специальные носилки, в том металлическом мастодонте не менее восьмисот фунтов веса.

Интересную беседу "демократизаторов по — британски" прервал доверенный секретарь посольства.

— Сэр, Эллиот, прибыл лейтенант Арчибальд Стоун.

— Давай его сюда, Джером.

В открытую секретарем дверь, тщательно печатая шаг, почти церемониальным маршем в просторный кабинет вошёл молодой британец с рукой на перевязи.

— Вольно, Стоун, вольно. Докладывайте!

— Сэр, Генри Эллиот, задание, полученное от полковника Хоума, выполнено! Груз доставлен в посольство и находиться в помещении оружейной мастерской, где будет вскрыт в самое ближайшее время.

Если Вудс-бей и посланник не проявили никаких эмоций, то полковник Роберт Хоум, сначала побледнел, а затем заорал на лейтенанта.

— Немедленно, слышите немедленно прекратить вскрытие этого ящика.....

Эти слова были последним, что явственно услышали присутствующие в зале. Оружейная и комнатка оружейной мастерской находились именно в этом крыле посольства. В официальной парадной части здания посол запретил появляться сотрудникам Роберта Хоума, поэтому представители посольства почти не пострадали. Правда в здании возник сильный пожар и многие потерпели уже от огня, но не будем же мы всё списывать на неосторожность неопытного молодого человека....

В русском языке есть поговорка о том, что некоторые составы не тонут в воде, так вот сэра Генри Эллиота вскоре откопали, а присутствовавшие рядом с ним господа пострадали значительно сильнее, их позже под траурную музыку закопали. Арчибальду Стоуну повезло, он отделался некоторой потерей слуха, которая почти прошла дня через три.

(Последствия телефонной беседы с Фридрихом III, лето 1872г.)

Вы помните как Фридрих III умудрился заразить меня? Если забыли, то напомню. Он позвонил по телефону и сказал: "...что беспокоится по поводу наследника...". Беспокойство вещь действительно странная, она передаётся не хуже любой инфекции по воздуху, да и по проводам в отличие от инфекции и вирусов тоже хорошо проходит.

По моей рекомендации прусский лидер позвонил Шарлю Луи (теперь он тоже заразный), а я, отравленный беспокойством, отправил "Донского" в перелёт на Корсику....

Когда адъютант принёс утренние газеты и телеграммы, пестревшие сообщениями о прибытии в Марсель яхты с нашими благоверными и сопровождающими её кораблями французской эскадры, я немного успокоился. Через час позвонил "всё ещё заражённый беспокойством" Наполеон III.

— Добрый день, дорогой брат!

— О Шарль, я очень рад тебя слышать. Тебе звонил Фридрих?

— Да, и я очень беспокоюсь по поводу этого вояжа!

В голосе французского императора чувствовалось даже толика раздражения, а не только волнение.

— Дорогой брат, этот опасный вирус беспокойства поразил даже меня. Вчера на Корсику вылетел наш дирижабль, это надёжное и проверенное средство доставки, я сам его часто использую. Главное, что британцы пока не в состоянии организовать его перехват.

— Что ты хочешь мне предложить, дорогой Николя?

— Ты помнишь на Корсике ту старую разрушенную крепость или замок, что примерно в километре восточнее городка Аяччио?

— Ну конечно! Мы же на месте развалин замка Кастельвеккио строим базу для воздушных кораблей.

— Вот и отлично! Кстати, в какой стадии стройка?

— Судя по затратам — в завершающей, но точно не знаю, впрочем, это не трудно выяснить.

— Поручи это, пожалуйста, кому-нибудь, а главное предупреди командира порта, что когда завтра ночью в живописную бухту при впадении речки Гравона войдёт яхта "Елизавета", то об этом никто не должен знать.

— Кажется, я тебя понял, дорогой брат. Ты хочешь, чтобы дальнейшее путешествие наши венценосные супруги и наследники совершили по воздуху?!

— Совершенно верно! Так нам всем будет значительно спокойней.

— Но тут же появятся слухи, что мы испугались королевского флота? Если они сами не возникнут, то их островитяне распустят.

— Дорогой брат. Мне на это..... (чуть — чуть не выругался)! Кстати, есть предложение. Дадим в нашей прессе серию фоторепортажей о прибытии яхты "Лизавета" прямо в Ливадию.

— Николя, прости, дорогой, но я не понял, как ты это организуешь?

— Нет ничего проще! В Аяччио "наши" погрузятся на борт "Дмитрия Донского", который доставит их почти в Одессу, там, в Сухом лимане, они пересядут на яхту "Лизавета", которая доставит их прямо в Ливадию. По прибытию на место наш Катков такой фоторепортаж сделает, что вся планета будет читать с интересом!

— Всё равно не понял. Яхта завтра будет в бухте Гравоны, как она попадёт в Одессу?

— Вот видишь, даже ты с твоим знание языка не расслышал разницы.

— Я её и сейчас не слышу.

— На Корсику придёт яхта "Елизавета", а в Одессу яхта "Лизавета", в последнем названии восемь букв, а в первом их аж девять штук.

— О!....Кажется, понял, это разные корабли. У тебя две яхты с очень похожими названиями. Правильно?

— Ты очень проницателен, дорогой брат. Надеюсь, какое-то время кроме нас об этом никто знать не будет, а если позже и узнают, то это будет уже не актуально.

— Отлично, так мы и поступим. А что же делать нашим военным морякам?

— Пусть они сопровождают яхту "Е л и з а в е т а" (передаю по буквам) с дружественным визитом в порт Пирей. Позже вся эта армада проведёт совместные манёвры в Адриатике, попугает немного Османов, ну а потом вернётся домой. Корабли должны регулярно ходить в плавания, иначе неизбежна потеря квалификации их экипажами.

— Но это нам влетит в копеечку.

— Ты прав, именно в копеечку, зато позже в экспедиции в Южную Африку мы выиграем целый рубль или франк, если тебе так приятней.

— Ты всё-таки считаешь, что это будет выгодное предприятие??

— Абсолютно в этом уверен. Во-первых, там есть чем поживиться, а во-вторых, иметь надёжное пристанище на самом юге огромного материка весьма полезно.

— Но там всё уже занято. Это британская территория.

— Я послал туда экспедицию и ни на одном дереве, ни на одной скале там не было обнаружено природой сделанных надписей "собственность Британии". Кроме того, ты и сам отлично знаешь, что основан Кейптаун как голландская база обеспечения кораблей Голландской Ост-Индской компании свежими продуктами и мясом ещё в 1652 году.

— Да, но сейчас уже 1872 год.

— Вот именно, смогли же англичане потеснить голландцев и сделать в 1814 году Капштад Кейптауном, а кто нам троим сможет помешать вернуть "статус-кво" и поставить там свои корабли и пушки. Хотя название "Кейптаун" мне нравиться больше чем "Капштад".

— Ты уже говорил с Фридрихом на эту тему?

— Вот так как с тобой на прямую — нет. Но его канцлер во время визита выразил пожелание прусских и баварских заводчиков, купцов и деловых людей поучаствовать в исследованиях юга Африки.

— Хорошо, Николя, а как завершилась твоя экспедиция в тех местах?

— Дорогой Шарль, а разве я говорил, что экспедиция завершена? Там продолжают трудиться исследователи, этнографы, ботаники, географы, геодезисты, геологи и естественно некоторые группы людей для их охраны. Там, знаешь ли, много желающих ставить на всё клеймо "собственность Британии", а мои люди с этим не всегда соглашаются.

— Ох, как я тебе завидую, ты не утомим, мне бы сбросить лет двадцать.

— Не переживай так сильно, Эжену шестнадцать, его уже никто не называет принц Лулу, ещё немного и у тебя будет надёжный помощник.

Я говорил не совсем то, о чём думал. Отлично зная желания Шарля Луи приобрести воинскую славу своего великого предка и его неудачные предприятия 60-х, я был абсолютно уверен, что он не откажется от участия в африканской экспедиции. Особенно в союзе с нами и объединённой Германской империей против извечного французского морского соперника.