— Вы, себе, представляете? Человека в возрасте старше семидесяти???— специалист кадровой службы значительно прервала себя на полуслове. Скептически приподняла идеально накрашенную бровь. Мысленно покрутила пальцем у виска.
— Знающего русские традиции и фольклор? Готового переехать в другую страну? Чтобы работать в открытом поле, вахтовым методом, в режиме ненормированного рабочего дня, да ещё и проживать в продуваемой всеми ветрами палатке?
Её взгляд снова красноречиво показывал... — Дедушка! Алё, есть, кто дома? Давай... Домой, на выход.
Однако настырный старикашка решительно отказывался понимать намёки "охотницы за головами".
— Вы же убеждаете всех, что при подборе персонала применяете передовые методики рекрутинга? — пенсионер буквально вцепился зубами в свою бредовую затею и не как не хотел покидать кабинета. — Пишете, что у вас работает энергичная, мобильная команда квалифицированных специалистов? Что вы отвечаете за качество подбора персонала?
— Более того! — он решительно поднял палец в сторону потолка. — В рекламе, на вашем сайте, вы обещаете протестировать всех кандидатов на способность адаптироваться к резко изменяющимся условиям, к нервно-психической и стрессовой устойчивости. А в случае необходимости даже провести консультации, и (или) организовать курсы повышения квалификации.
— Обалдеть! — молодая особа от неожиданности запуталась в своих умозаключениях. Рот её непроизвольно открылся. В голове начали медленно закипать мысли. — Он оказывается умеет пользоваться интернетом! Упасть и не встать! И даже был на нашем сайте! И даже доподлинно процитировал то, что написали наши маркетологи.
— И где, это всё? — требовательный работодатель ехидно засмеялся. — Неужели не смогли выполнить такой простой запрос? А сейчас пытаетесь убедить меня, что у вас ничего не получилось?
— Как вам сказать? — профи по подбору персонала явного не ожидала обвинения в свой адрес. Она насупилась, зло сжала ярко накрашенные губы. — Вы, не поняли моих рассуждений.
— Наши консультанты, подбирая вам специалиста, прошерстили несколько баз соискателей. В итоге выяснили, что сотрудников с запрашиваемыми навыками и опытом в Иваново либо нет, либо они уже все переехали на кладбище. Хотя-я..., есть одна кандидатка, которая чисто теоретически подходит под ваши основные требования. Но, вот по части особых условий...
— Да, говорите, уже, — заказчик внезапно проявил нетерпение. Глаза его сузились и вмиг стали колючими. Он зло стал буравить кадровика. — Что там за кандидатка?
— Голубева Елизавета Пантелеевна. Возраст семьдесят восемь лет. Первый директор сети предприятий "Рукодельница". Начинала с простой швеи и дошла до управляющей, а потом и генерального директора объединения. Отработала на производстве более пятидесяти лет. За многолетний добросовестный труд даже награждена несколькими государственными наградами. Мы навели о ней справки, где она и чем сейчас занимается.
— Ну-у-у... И-и-и, что-о, — нетерпеливо протянул заказчик. Он резко выпрямился от волнения, раздался в плечах, шумно задышал, как будто насос совершал серьезную работу.
— И не чего! Пять дней назад, у Елизаветы Пантелеевны, произошел инсульт. Её с трудом вытащили из комы. Сейчас лежит в городской больнице и никого не узнает. Даже единственного родного сына. Думаю, если выздоровеет, что в её возрасте уже чудо, то вряд ли будет заниматься какой-либо работой, а уж тем более связанной с длительными зарубежными поездками и проживанием в полевой палатке.
* * *
— Ну, что девчата! Начнем нашу первую после большого перерыва производственную планерку, — вернувшаяся с "Того света" молодая женщина начала производственное совещание в большой армейской палатке.
— Мамонова здесь? — она постучала ручкой по исписанному блокноту. Осмотрела помолодевших присутствующих.
— Тут, я, Елизавета Пантелеевна.
— Ну-ка покажись! Сто лет тебя уже не видела.
— Сама себя такой не помню. Чудеса, да и только!
— Елена Сергеевна, на тебе как всегда подбор и обучение кадров. Идём далее. Похомова?
— Нет её, — звонко ответили со стороны входа. — Два года как похоронили.
— Жаль, очень жаль... — начальница до синевы прикусила губу. — Коровушкина?
— Я, — руку подняла худущая белобрысая девчушка.
— Вера Степановна, на тебе организация производственных процессов, контроль качества и всё, что вела Пахомова.
— Поняла!
— Рахимова?
— Нет её.
???
— Брагина?
— Тоже нет.
— Васильева Вера Андреевна? Василёк, ты-то, хотя бы здесь?
— Здесь.
— Хорошо... Вера. Как всегда — ткани, фурнитура, логистика. А в дальнейшем, по-хорошему и разработка новых моделей.
.....
— Ну, что ж девчата, маловато нас осталось. Но ничего, ничего — прорвёмся. Как говорят мужики, у нас в будущем — нас мало, но мы в тельняшках. За работу девочки! За работу...
Глава 18.
Июнь 1686 года.
Река Упа.
Окраина города Тула.
Все последние дни в окрестностях города Тула как говорят местные рыболовы, была страшная непогодь: Моросил мерзкий проливной дождик. Противный порывистый ветер гнал по воде высокую волну. Берега речушки размыло, было склизко и сыро.
Рыба, почувствовав изменение погоды, держалась на самом дне и, конечно, проголодалась. Так, что теперь, когда стихло, собралась силами и готова была бросаться на любую наживку: И на червя, и на хлебушек, и на мясо, а потом, когда сильно разрозниться, и на голый крючок.
Незаметно и непонятно, когда и откуда подкралось утро. Выгорел и выцвел черный бархат неба, зарозовели далёкие облака. Выглянуло умытое грозой солнце. С речки потянуло туманом. Трава взмокла от росы. Мирно плескалась рыба, поднявшаяся с глубины. Пахло парной землей и грозовыми разрядами.
Поплавок на воде несколько раз дрогнул, заплясал, запрыгал. Успокоился.
— Слышь, паря, брось баловство, — связанные мужики обратились к молоденькому деревенскому парнишке, с глупым выражением лица удившему на берегу. Одет рыжий вьюноша был во всё старенькое, но чистое, ладно пригнанное по росту: Распахнутый короткий кафтанец из тёмно зеленой крашенины, простая холстинная рубаха, вышитая красным по воротнику, груди и концам рукавов, белые онучи, ловко перевитые лыковыми оборками, свежие лапти с круговой подковыркой.
Пленники от волнения обливались потом. Дергали руками у себя за спиной. Пытались развязаться. Из носа одного из них темной струйкой шла кровь.
— Сдобрись, — попросил жилистый мужик, с умными глазами и большой, черной как у цыгана бородой. — Отпустил бы ты нас? Ну, какие мы, к Ёшкиной корове, разбойники? Сказываем тебе — плотники, мы. Вона вещи наши, струмент. Всё чин по чину. Идём в город, на работу наниматься. Я, Гаврила, а это, мой родной брат, Сидор. Карасевы, мы. Нас знает в окрестных селах каждая собака. Идём по делу, никого не трогаем. А тут, словно черт поманул... — мешок валяется, возле удочек, без присмотра. Посовещались, решили забрать потихоньку. То ж знал, что эн-то твоё?
Поплавок вновь начал танцы на воде. От него побежали круги во все стороны. Рыболов по-детски поджал губы, напрягся, готовясь подсечь клюнувшую рыбешку.
— Что ж ты лиходей, из-за мешка с барахлом теперяча будешь нас, добрых людей, жизни лишать? — громко произнес один из потерпевших.
— Ну хочешь, мы тебе на харчи соли отсыплем? — ещё громче вторил ему второй.
Молодец не дождавшись когда рыба полностью заглотит наживку, начал резво тащить её из-под воды. Рыба показалась на поверхности, сверкнула серебром и с плеском ушла под воду.
— Заткнулись оба, — расстроенно буркнул малолетний живодер, алчно насаживая длинного толстого червяка на крючок. Сморщился. Откусил половину червя. Брезгливо сплюнул. Закинул удилище. — Всю рыбу распугаете, к такой-то матери.
— Да окстись, человече, — погоревшие на воровстве не слушаясь приказа замолчать, продолжали громко возмущаться. — Не ловилась тутача ничаго отродясь. Вон, под те камушки пройти надо. Там, может и клюнет. А нас отпусти по-доброму. Не то кричать начнем! На помощь звать.
— Ещё как клевать будет, — приговаривал конопатый добродетель, не церемонясь, заталкивая тряпки в рот "пойманному улову". — Рыбку надо немного подкормить хлебцем. На подкормку она приплывёт сразу.
— А ещё! Рыбка тишину любит... — Особо ретивому пленнику он "нежно" добавил ногой в бок... — И спокойствие.
Пашка достал из мешка краюху хлеба. Стал потихоньку отламывать небольшие кусочки и бросать в воду, чуть приговаривая... — Ловись рыбка большая, очень большая и огромная.
Ветки кустарника чуть-чуть задвигались. Из-за листвы проявились лица нескольких чумазых ребятишек.
— Дядечка, угости хлебушком, — пискляво запросил самый старший.
— На, бери.
Из кустов, на приманку, показался маленький отощавший пацанёнок пяти — шести лет. За ним, держась друг за дружку, словно прицепные к локомотиву вагончики, вышли две девочки погодки в возрасте трех лет. Одет мальчонка был в перештопанную заплатами одежку, разбитые лапти. Девчушки были босы, в одних дырявых холщовых рубашках, до пупка. Чада молча уставились голодными глазами на протянутый кусок хлеба.
Пехота разломил ломать на три равные части, протянул карапузам.
— Рыбачишь? — с деловым видом произнёс сопливый "мужичок", через несколько минут после смачного чавканья и швырканья розовым облупившимся от солнца носом. И тут же переспросил, указывая на лежащих в стороне связанных мужиков. — А те, кто? Беглые али тати — лиходеи?
— Наживка, — на полном серьезе ответил рыбак. — Здесь говорят, только на них и клюёт.
Один из пленников громко застонал, испуганно заелозил, захрустел зубами.
— Брешут, — со знанием дела ответил "бывалый" знаток — рыбалов — профессионал. — Я бы ловил на червяков. И-и-и вон там, за камушками. Там рыба есть, точно. Мы с тятькой часто ловили, там.
— А вы, красавицы, — Пехота, махнул рукой на девонек "одетых в мини-бикини по пояс". — Откуда будете?
— Из Слабодкино, тутошние. От Тулы недалече, — за всех ответил мальчуган. — Я, Артамошка, старшой. А эт, сеструхи мои — малолетние Катька да Манька.
— А где же, люди добрые, ваши родители? Отчего спозаранку не сидится дома, с родней?
— Ма-ма...., — одна из девочек, при упоминание любимого, самого дорого на свете человека, надула щеки, часто зашмыгала носом, стала утирать накатившиеся слезы грязным кулачком.
— Замолчи, постылая... Без тебя, тошно! — Артамон ткнул её в бок. — Нет ужо у нас дома, да и родителей, нет. Тятьку помещик запорол до смерти. А мамка, с горя, топиться пошла. Велела нам идти до хороших людей. Люди грит нынча добрые, помогут. Выживем как-нибудь.
— И давно... она? — Пехота прищурив глаза, задал вопрос. — Того... Топиться пошла?
— Да только ча.
— ... Где..... говоришь пошла топиться??? (Пауза не более трёх секунд, в течение которой майор сканером успел осмотреть весь видимый участок реки). Особо прошелся по плёсу, откуда торчали корни вывороченного в разлив дерева, вода здесь воронилась, булькала.
— Да вона-ча, за теми... кустами... — боевая машина Пехоты получила ускорение равносильное слиянию трех команд воедино: На старт-внимание-марш и с "места в карьер" шумя как многотонный грузовик всеми цилиндрами, стартовала в указанном направлении, за кусты.
Над водой шли пузыри, крутилась мутная воронка от мечущегося на глубине человека. Светлая прядь волос практически ушла из виду. И все же Пашка успел ухватить за длинный девичий хвост и грубо нецеремонясь потащил ещё дёргающуюся "утопленницу" к берегу.
Пять минут спустя к кучке "боевых трофеев" добавилась связанная молодая женщина.
— Лиходей. Нечестивец! Пусти! Все равно утоплюсь, — кашляя, сплевывая воду, грозно прошипела водяная с мокрыми, распущенными до пояса волосами. Лицо сглаженное, остановившееся, бескровная маска. Она задергалась как вытащенная на сушу большая рыбина. Через мгновение замерла. Её глаза потемнели от гнева, брови сдвинулись.
— Нет мне жизни на свете этом! — вяло пошевелившись, выдавила утопленница.
Рядом с ней тихо в голос подвывали две малолетние девчушки, по-щенячьи прижимаясь к ногам женщины.
— Послушай паря, — один из связанных мастеровых сумел выплюнуть кляп изо рта. — Мало, видать, тебя пороли в детстве. Вымахала сажень, а ума на плошку. Все знают, грех это... рыбу кормить православными мужиками! Накажет тебя боженька, за срамные дела! А вот её, в качестве наживки, можешь утопить, Она жить не хочет. Ей, всё равно.
— Отпусти бы ты нас, братец. Нас люди ждут добрые. Работать-чи надо.
— Замолкли все! — страшный конопатый "убивец" обернулся и стал похож на упыря, в глазах которого разгорался адский огонь. Многим показалось, что душегуб внезапно вырос, раздался в ширь и уперся в облака плечами.
Он замер, прислушался. В камышах, слева от него, чуть слышно шумел ветер. По медленно бегущей воде поблескивали радужные блики от едва колыхавшихся небольших волн. На небе ясно засветило солнышко, вышедшее из-за туч. Мокрая трава на солнце заблестела.
"Упырь" снова почувствовал жертву. Ноздри его кровожадно расширились. От нетерпения он прикусил нижнюю губу.
— Колодин, — рыбак произнес громко, обращаясь к неизвестным "кустам".
— За маскировку — пять. За скрытое движение по пересеченной местности — три. Пыхтишь как медведь, идешь через лес, сам себе на ноги наступаешь. Самохин! Чуть лучше. Но нужно ещё тренироваться.
— Да, и после того как вернемся, каждому по два наряда вне очереди.
— За, что? — недовольно раздалось из кустов. — Павел Александрович???
— Вы опоздали на десять минут.
На берег реки вышли два человека в крестьянской одежде.
— Бойцы! — металл прорезался в голосе молодца. — Слушай мою команду: Охраняем особо ценный улов, — Пашка кивнул в сторону связанных пленников. — Вечером заберем всех с собой. Исполнять!
— Есть.
— А я, — рыжий парнишонка прищурившись, глянул на солнце, прикинул направление. — Пока до Тулы прогуляюсь. Разведаю обстановку. Что-то мне не спокойно.
Большой белокаменный собор величаво возвышался на холме. Золотые купала омытые дождем за ночь, ярко блестели на солнце. На звонницах тягуче пели колокола. Плавно переливаясь, словно волны реки, плыл по Туле малиновый звон — перезвон. Стаи голубей носились над церковной оградой. Сухо шелестя широкими крыльями, они клином стремительно взвивались ввысь, то, словно снежная метель, кружась над самой землей опускались.
С вершины колоколен хорошо были видны курные, вросшие в землю избёнки прилепившиеся к размытой ливнем, немощеной дороге. За каждой избой — свой огород с луком, огурцами и чесноком, темные срубы замшелых мыленок.
По слободам, переулкам и улицам тянулись в приходские церкви богомольцы. Горожане степенно шли к обедне, снимали шапки перед храмом, крестились, совали в руки нищим милостыню. Дорога пестрела цветными зипунами и рубахами, кафтанами и однорядками, летниками и сарафанами.
