— Можно подумать, это связано напрямую, — бурчу я.
— Напрямую или нет, но уровень жизни в этом Союзе один из лучших тут. И это несмотря на то, что денег из-за ленточки в них почти не вливают.
— Ладно, а что с Империей? — меняю тему.
Если новые коммунисты тут построили страну так, как описывает Антон, то стоит подумать о переезде туда. Но сперва надо будет проверить всю информацию самому. Чтоб не получилось, как в том анекдоте про двух евреев, одному из которых Битлз Мойша напел.
— Ну, там всё жёстче. Крестьянам разрешено всё, но просто в силу того, что попробуй у них отбери их пушки, они при первом же кипише в лес уходят и оттуда партизанят. Так что это не власть там такая добрая, просто люди сами себе право на владение завоевали. А вот в городах всё печальнее. Владеть могут все, но только короткостволом и гладкостволом. Всё остальное — удел полиции и знати.
— Что ж это император так своих подданных боится?
— Это ещё что, нынешний хотя бы короткоствол разрешил, предыдущий так вообще всё отобрать хотел и уголовку ввёл за это дело. Это, собственно, одна из причин, почему у них Восстание и полыхнуло-то, — Антон задумчиво смотрел в лобовое, оперевшись локтем о дверцу. — Они там всех делят на господ и быдло, пожалуй даже похлеще, чем при Николашке было. От бабок на старой земле башни посрывало, небожителями себя мнят. Мне вот интересно, что они будут делать, когда подкожный жирок закончится? Там же ни промышленности, ничего. Только балы, красавицы и юнкера. Живут за счёт награбленного ещё там.
— Не волнуйся за них, бабок они вывезли столько, что ещё пять поколений смогут кутить.
— Это точно, — тяжело вздыхает Антон.
— Ладно, не будем о грустном. Что по другим-то странам? — вновь меняю тему.
Про своих всегда тяжело говорить. Даже если классово они вроде как чужие. Инородные, я бы даже сказал.
— Ну, в Китае всё строго, оружие только у армии и полиции, да у партийных функционеров. Крестьянам разрешён только гладкоствол и то не везде. Это на юге и в центре. На севере же у них там полная анархия, уйгуры по горам засели, к ним тибетцы прибились, тайванцы и прочие несогласные с линией партии. Они вроде как сами себе власть, но когда три года назад из Империи туда разведка сунулась, за уйгурцев весь Китай вписался. Такие дела. В Халифате калаш в каждом доме есть, но нелегально. Найдут — главе семейства руку отрубят. Причём как правительство будет рубить, так и бандиты. Хотя, иногда там сложно понять, кто есть кто. У них наследных принцев как блох на бобике, каждый сам себе указ, творят, что хотят на своих землях, и лишь номинально подчиняются центральной власти. Да и то не все, далеко не все. Ближе к Вратам какой-то порядок есть, но чем дальше на запад или север — всё, амба, каждый оазис сам себе страна со своим местным царьком.Там крестьяне на правах скота, их стригут все, кому не лень, правда, и резать по чём зря не будут. Такие вот тонкости востока.
— А что индусы?
— А что индусы? — как еврей, переспрашивает Антон, и сам же отвечает. — У них банально денег нет на пушки. К тому же, вся торговля оружием там под колпаком государства, оно решает, кому можно, кому нельзяжно.
— Нельзяжно? — переспрашивает Хелен.
— Это как нельзя, только ещё сильнее, — поясняет Антон.
— Спасибо, — благодарит девушка и откидывается на спинку.
— Так вот, официально там с пушками можно. Но, как понимаешь, у местных на это банально денег нет. Так что я бы ходить с пушкой открыто там не стал, могут и спереть, очень уж дорогое там оружие. И вообще, не рекомендовал бы ехать в местную Индию. Я уже говорил, тут Гоа нет, туристов не облизывают. А вот обворовать, избить, изнасиловать — могут запросто. Так что...
Поговорили немного об экономике. Всё как на старой земле, Европа и Штаты живут за счёт "печатного станка", в роли которого выступают вливания от бизнесов с Земли, да производят хай-тек (а иногда и "хай так") продукцию, единичную. Процентов на 50% экономика у них из услуг состоит, ещё столько же — сельское хозяйство, и крохи промышленности. Правда, не без исключения, отдельные города или провинции пытаются и металлы добывать, и что-то производить. Но рынок сбыта мелкий, сложно развернуться, производственные цепочки с нуля создавать надо, и куча других проблем.
Единственные, кто с этим справляется — Союз. Ребята перед переселением составили что-то вроде сталинских пятилеток, и сейчас воплощают их в жизнь ударными темпами. Если так дальше будет, то через четверть века получится, что местный союз выйдет на уровень технологий шестидесятых-семидесятых годов двадцатого века, в то время как остальные будут ещё с паровиками возиться. Для технологического и индустриального рывка лучше тоталитаризма ничего не придумано.
Я глянул в зеркало заднего вида, на Хелен. Девушка крутила головой вправо-влево, высматривая достойные снимка сцены или пейзажи. В ушах затычки, от которых сбегают к смартфону пара тонких проводов. Предпочла музыку нашему скучном разговору. Я и сам, если честно, от политинформации уже немного устал. Всё таки голая теория, да ещё краткая, поверхностная, точной картины не даёт, так, по вершкам. Тут в техасских закидонах бы разобраться, что нам та Индия или Халифат.
— Здесь остановимся, перекусим, — пикап Маршалла вполз на пологий подъём очередного холма и принял вправо.
Я свернул за фермерами.
Оказалось, на взгорке была небольшая площадка, где-то десять на десять, как раз на пару машин. Хорошее место, удобное, трава вокруг низкая, деревьев и кустов поблизости нет, видимость — километра полтора-два в любую сторону, так что крупный хищник или бандиты не подкрадутся, засаду не устроят.
Хлопнула задняя дверца, Хелен бочком-бочком пошла к краю холма.
— Куда? — строго спросил Маршалл.
— Мне это... — замялась девушка, не зная, как сообщить, что хочет в туалет.
— Под ноги только смотри! — понял её "проблему" фермер. — Опасно тут.
— Змеи?! — Хелен аж отпрыгнула от края.
— Если бы, — усмехнулся фермер. — Мины. Биологические.
Француженка непонимающе уставилась на Маршалла. Потом до неё дошло. Краска залила лицо.
Ну да. Девочки не какают. Поэтому и остальные — тоже. Тем более, в голом поле.
Так, пунцовая, и пошла искать кустики поукромней.
— Далеко не ходи! — крикнул ей в спину Маршалл. — Тут, под горкой присядь. Мы всё одно не увидим. А гулять тут всё таки тебе одной не надо. Мало ли.
Девушка ничего не ответила, лишь зашуршала осыпающимися под босоножками камешками вниз по склону. Но недалеко.
На краю поляны сложенное из булыжников кострище, над ним — металлическая тренога с крюком. Дрова, правда, поблизости не наблюдаются, но Маршалл это предусмотрел, жестом фокусника, достающего кролика из шляпы, извлёк из багажника вязанку колотых полешек.
Сходили к подножию, с противоположной от Хелен стороны. Там среди гладких булыжников бежала тонкая синяя лента ручья.
— Через месяц тут воды вообще не будет, — Маршалл обмакнул платок в ручье и приложил к шее. — Как и везде почти, имейте это ввиду, господа, если соберётесь куда ехать.
Антон поблагодарил — возле Сан Антонио, конечно, водоёмы тоже усыхали к концу лета, но чтобы совсем исчезать до мокрого сезона, это было редкостью.
— Мы сейчас на плато Мясника, подъём незаметный, но он есть, — пояснил Маршалл. — Поэтому и воды тут меньше, и жарит больше.
В две ходки принесли воды — ополоснуться, пополнить запасы и на готовку.
Антон развёл огонь, поставил котелок. Когда закипело, высыпал туда пачку спагетти и открыл банку тушёнки.
— Эх, сейчас бы бобов! — мечтательно произнёс Энтони, глядя, как кулинарит наёмник. — Но, боюсь, по такой жаре это слишком взрывоопасно!
И сам же первым заржал. Маршалл лишь обозначил улыбку, видно, шутка дежурная, не раз произнесённая. Мы тоже поулыбались из приличия, даже Хелен, у которой на лбу было написано непонимание смысла юмора. Ну да, девочки не пукают. А какают строго радугой.
— Есть байка, что русские матросы, впервый раз попробовавшие макароны по-флотски, чуть бунт не подняли, мол, нам мясо с червями дают, — Антон закинул тушёнку в котелок и сейчас тщательно размешивал блюдо. — Потому что никогда до этого макароны не видели.
— Врут. Бунт был потому, что им, как раз, вместо макарон, кашу подсунули, — поправляю наёмника. — У моряков макарон в рационе в царские времена не было, это правда. Но была традиция, после какой-то сложной работы или задачи, экипаж поощряли чем-то вкусным и питательным. Обычно это и были макароны. И вот однажды на линкоре "Гангут" грузили уголь. Дело это муторное, грузили корзинами по полсотни кило... сто фунтов, Маршалл, — видя непонимание на лице техасца, поясняю. — Кроме того, угольная пыль мелкая, всё забивает. Нос, уши, поры, на зубах скрипит. Адская работёнка. И матросы ожидали, что их после этой погрузки поощрят макаронами. А им дали кашу. Вот они бунт и подняли. А не потому, что их накормили макаронами, которые они за червей приняли.
— Макароны в виде поощрения? — удивился Маршалл. — Они что, так бедно жили?
— Ты не поверишь, Маршалл, но двое из пяти бойцов русской армии в Первую Мировую войну мясо впервые в жизни пробовали в армии. У нас крестьяне жили впроголодь, людей было много, а земли — мало.
— Как так? — глаза у Маршалла расширились, челюсть вот-вот упадёт. — Вы же самая большая страна в мире!
— Вот так, — развожу руками. — Страна большая, а пахотных земель не так уж чтобы и много. Это первое. А второе, у нас крестьяне при царе были безграмотными. Считать-писать не умели, дальше соседней деревни не выбирались. Поэтому и жили веками на одном месте, никуда не переезжали. Сибирь пустая стояла, а никто ехать не хотел. При коммунистах более-менее заселили, а теперь снова все к Москве тянутся.
— У нас каждый клочок возделывается, там, на старой Земле. Куда не поедешь, везде поля. Захочешь, с голоду не умрёшь, — похвалился техасец.
— Ну да. Поэтому у вас во время Великой Депрессии продукты сжигали, а миллионы голодали, — парировал я.
— Любой, кто работает, ест, — не согласился Маршалл.
Я промолчал, нет смысла дальше спорить. Это у нас принято последнюю рубашку ближнему отдавать, а на Западе другая мораль: кто не работает, тот не ест. А то, что работу банально не найти, так это твои проблемы. Другие же как-то устроились? Значит, дело в тебе, а не в системе.
— Кушать подано, садитесь жрать, — Антон снял котелок с треноги и повесил на его место другой, всего на литр, кипятить воду для чая.
— Маршалл, далеко нам ещё ехать? — пока макароны стыли, уточняю нашу диспозицию.
— Часа три где-то, — прикинул в уме фермер. — Ещё миль тридцать по плато, затем спустимся к Колорадо, и вдоль неё на юго-запад, мимо Джефферсона и Форта Ли. После Форта останется двадцать миль, и мы дома.
Дома. Кто дома, а кто и в гостях.
Я Эдем вообще пока как дом не могу воспринимать. Всё кажется, что просто в отпуске, в походе. Костры, палатки, каша из котелка, свежий воздух и дикая природа.
Стреляют, правда, иногда. Но какой же отдых да без аттракционов?
У меня был опыт проживания в другой стране. Заказчик хотел, чтобы работали у него в офисе, вот нас и перевезли. Я там полтора года прожил, и как только проект закончился — сразу же вернулся. Даже не знаю, почему. Относились там к иностранцам нормально. Платили хорошо. Улицы чистые, люди дружелюбные, погода лучше. Но не лежала душа, и всё.
Так и тут. В Техасе мне нравится. Но — не моё.
Решено. Закончу проект у Маршалла, и переберусь в Союз. Чёрт с ним, с военным коммунизмом. Если на субботники ходить не надо, то как-нибудь переживу отсутствие "демократии". Всё равно это миф, сказка для народа. Власть всегда узурпируется небольшой группой людей, а то, что вместо одного постоянного правителя на троне по очереди сидят наёмные менеджеры, ничего особо не меняется. Так, одна видимость, пыль в глаза.
Не верите? Ну так посмотрите на США, где есть десяток кланов, которые по очереди занимают пост президента. Только не надо говорить, что, мол, они достойны и всё такое. Достаточно вспомнить Буша, который младший. Такое ощущение, что у него IQ до 90 едва дотягивал. Это президент? Правитель одной из сильнейших стран в мире? Да не смешите мои тапочки! Его избрали, потому что так надо было, а не потому что он мог хорошо выполнять свою работу.
Это сейчас в Техасе вольница и всё такое. Пройдёт десяток-другой лет, и здесь вновь будет, как на старой Земле: у кого деньги, у того и власть. А у кого власть — у того и деньги. И попробуйте разорвать этот порочный круг.
Глава 19
Год 27, 20 марта, вторник
Алекс Северов
Угли мы, как добропорядочные граждане, старательно залили, хоть в радиусе пятидесяти метров ни травинки. Тушили водой, по-пионерски как-то тут не принято, всё таки Запад, цивилизация-с.
Местность по эту сторону плато незаметно изменилась, зачастили холмы, старые, пологие, поросшие кустами и небольшими стройными деревцами, напоминающие староземельные дубы, только тоньше, изящнее, словно карликовые сосны в японском саду.
Почва приобрела более естественный, что ли, цвет, привычный глазу русского человека. Стали попадаться квадраты полей, исчерченные длинными прямыми бороздами. Диких животных заметно меньше, последние километров тридцать до ранчо Маршалла мы не встретили ни одной антилопы или мегабыка, исчезли и хищники, на них охотящиеся. Человек потиху отвоёвывал себе эту землю. Ещё один признак обжитых земель мы увидели на склоне одного из холмов: большое, голов в полста, стадо коров и при них две пары ковбоев на лошадях.
Мы пылили на юго-восток ещё три часа.
Мимо Джефферсона, небольшого, меньше тысячи жителей, городка, живущего транзитом грузов, перевозимых по колорадо к морю и в обратную сторону. Туда — древесину, сталь, уголь, пушнину, обратно — зерно, рыбу, ткани, специи.
Мимо Форта Ли, который, даже на посёлок не тянул: справа от дороги укреплённая заправка, слева — дюжина двухэтажных домов, первый уровень которых отведён под лавки-кабаки, второй, с отдельным выходом на улицу — жилой.
Километров через тридцать после Форта Маршалл свернул направо, на длинную прямую аллею из элегантных кизиловых деревьев, совсем маленьких, чуть выше метра, только-только отцветших: белый саван лепестков густо покрыл землю у корней, дорогу, обочины. Словно белая ковровая дорожка, что бежит почти до самого дома.
— Два года назад посадили. Двести штук! Саженцы по двадцать экю обошлись, жена из-за ленточки заказала! — то ли похвастался, то ли пожаловался Маршалл.
Дом у Гёбелей тоже типично фермерский: большой, прямоугольный, двухэтажный, с широкой высокой верандой, застеклённая дверь с дыркой для домашних животных. Крыша двухскатная, из серой рубероидной черепицы. В широких окнах — белые деревянные жалюзи. Стены обшиты широкой красной доской внахлёст.
Справа от дома хлев, перед ним — огороженный двухметровой сеткой рабицей скотный двор. Куры с цыплятами, индюки с индюшатами, пяток свиней, принимающих пылевые ванны в тени раскидистого дерева. Отдельно — загоны для коз и овец.
