— А баб-то ты откуда набрал? — меня этот вопрос сильно интересовал.
— Родичи. Брунгильда — жена Атли. Остальные так же. Воительницы. Сигну — моя дочь.
— О! Так а чего ты не познакомил? Я думал амазонки пришлые да наёмные, а тут такое! Пойдём хоть покажешь, я тебя с сыном-то познакомил — мы направились в крепость, разговор вели на природе.
В крепости царила идиллия. Идиллия и розовые сопли. Вся толпа, не сильно различая друг друга по национальности и степени владения языками, разглядывала парочку, стоящую на той стене крепости, что выходила на озеро. Бабы, мои и мурманские, тихо перешёптывались. Вот те "здрасьте", моя-то супруга откуда мурманский знает? Тоже стоит, пялится, да с Брунгильдой — вот правильное ей имя подобрали — переговаривается да мелкого на руках качает. Лада с Юркой и Отаром, сыном Ивара, тоже что-то обсуждают и пялятся наверх.
— Дед, — я потихоньку подошёл к Буревою, — дед, а дед. Чего стряслось-то?
— Эх-х-х, а сам не видишь, — тот показал на Кукшу и блондинку, стоящую на стене, — любовь!
Дед назидательно поднял указательный палец.
— А что за девушка? Тут вроде все жены...
— Сигня вроде зовут, — добавил дед.
Подошёл Торир, включился в диалог:
— На стене дочка стоит. Приведу сейчас, — вождь было направился к сладкой парочке, что стояла чуть не взявшись за руки.
Зря он это! Во первых, потерял авторитет, кучка баб бросилась и зашикала на вождя, когда осознали что он делает. Да ещё и от Брунгильды по жбану получил, несильно, но шлем съехал. "Железная девица" так зашипела на вождя, что тот ретировался. У мурманов, смотрю, тоже проблемы с субординацией наблюдаются. Эх, ну что за жизнь у нас, царей-вождей-государей!Только что не пинают походя. Хотя, я бы тоже спокойно стерпел оплеуху от Брунгильды — та, по-моему, не то что коня, слона остановит своими ручищами. Шевеление внизу не осталось незамеченным парочкой. Они обернулись. Я чуть не заржал — как будто только что все стояли на стоп-кадре, дышать громко боялись, а тут Кукша глянул — все такие засуетились, типа, по делам идут, да и вообще в ту сторону не смотрят.
Парень помог спуститься своей спутнице, нежно придерживал её за руку, та краснела, но позволяла. Они вместе направились к нам. Я же лихорадочно думал, у нас проблемы или радость? Мне прям сейчас за винтовкой бежать, или винище ягодное доставать из подвала? Как тут вообще к таким вещам относятся, особенно отцы молодых девушек? Да при том красивых, стройных и сильных — это я разглядел, когда дочка Торира ближе подошла. Краем глаза заметил ещё одну жертву Амура — куда-то с цветами шёл Славик. Ишь ты, не забыл нашу Веселину!
— Знакомься, Сергей, это Сигни, дочь Торира. Она по нашему плохо очень, — Кукша представил спутницу.
— Очень приятно видеть такую красивую и замечательную девушку у нас! Торир! Почему раньше прятал от нас такое сокровище?
Торир напрягся. Сам он говорил отрывисто, а тут бы дословный перевод не помешал, комплимент всё-таки, даже в девятом веке это понимают. Под раздачу попал Славик — не донёс букет и понуро направился к нам. Перевёл сказанное, девушка покраснела, сильно.
— Я тут главный, этот родственники мои, — я представлял собравшихся людей, — это вот тоже почти родственники, Лада, Юра, другие тоже подойдут. Кукша, покажи ей тут всё, Торир, ты возражать не будешь?
Ярослав традиционно блеснул знаниями, перевёл синхронно. Мурманы, стоящие здесь тоже всё поняли, особенно Брунгильда. Такую рожу скорчила украдкой Ториру, да ещё и кулак показала, что вождь с кислой миной согласился. Он, наверно, и сам бы не прочь отпустить, но вроде как отец, надо показать заботу и строгость в воспитании. А вообще, сейчас непонятно, кто тут больше вождь — он, или эта Железная Брунгильда? Я даже у Кнута тайком спросил, он малость разъяснил обстановку:
— На лодке да в бою, в походе — Торир тут главный. А тут мы вроде как дома почти, да ещё и дело такое... — он неопределенно махнул рукой, — не мужское. Вот Торир и подчинился.
Неделя пролетела быстро. Дела и заботы перемежались созерцанием мыльной оперы "Кукша и Сигни". Вся Москва, которая вроде как слезам не верит, держала глаза на мокром месте от умиления, наблюдая за парочкой. Та гуляла по крепости, Кукша с Кнутом и Обеславом катали Сигни по озеру на паровом рыболовном баркасе. Пасынок оставлял ей цветы по утрам на крыльце.Вчетвером, с Ладой и Юрой, они даже пикник устроили с моей подачи. Торир не то что был против, скорее, не ожидал такого, растерялся чуть. От необдуманных поступков его удерживала Брунгильда, я же даже не знал что ему посоветовать. Привлекли к работе, путь хоть отвлечётся.
Работали для мурманов. Мы делали доспехи новые, тем кто ими не был обеспечен, да оружие. Торир под это дело приволок нам в качестве оплаты олова, свинца, всяких руд да камней — помнил вождь, чем я на Ладоге запасался. Вот и пришлось потрудиться. Кукша при этом просил, чтобы для Сигни защиту сделали потолще, для большей безопасности. Покрутил ему пальцем у виска — броня как у танка будет, как её девушка на себе потащит? Кукша грустно согласился, приговаривая, мол, нечего бабам в бою делать. Тут, кстати, я с ним согласен.
Вечерами мы с вождём обсуждали новости да события за прошедший год. Мы ему про то, как корелов под себя переделывали, он — про новые земли какие-то на западе, что грабить его коллеги собрались. Про Лиса рассказал, тот хорошо развернулся в этом году, торговля бодро пошла. Вот под пиво, что привёз мурман, в бане, и разговорил я седого дядьку на момент взаимоотношения полов:
— Одна она у меня, только ей и живу — мурман был сильно разговорчив, — как мать её умерла, все для Сигни только и делал. А выросла так быстро!Там-то, дома, обо мне всё заботилась, да на мужиков и не глядела.
— Не переживай, Торир. Мы стареем — они растут, уходят из гнезда родительского, свои вьют. И не нам тому противостоять...
— Да знаю все, — отмахнулся вождь, — только вот внуков хотел, воинов сильных воспитать. А теперь как? Кукша твой парень хороший, воин добрый, да с умом. Она если за него пойдёт — у вас жить станет.А мне одному, там, за морем...
Блин, аж жалко седого вояку. Похлопал его по плечу:
— Ну мы ж, если так случится, прятать-то её не будем. Поучишь ещё внуков сабелькой-то махать, — вдруг родилась совершенно безумная мысль, — а то и по-другому. Переезжай к нам! Место есть, будешь рядом с внуками...
— Как — к вам? — Торир не понял.
— Ну, дом тебе выделим, у нас пока ещё есть незанятые.Будешь отсюда в походы свои ходить. Торг недалеко, чаще дома будешь. На берегу — дочка с внуками, у тебя на глазах расти будут. Им умения свои передашь...
— Я о том не думал. Там дом мой. Там предки, — вождь перешёл на короткие фразы, задумался.
— Да я и не настаиваю. Предки твои — они везде, и с неба наблюдают, как их род продолжается. Тут им тоже видно. Меня ты знаешь, семью мою — тоже. Подумай просто, может, и впрямь переедешь. Но я ещё раз говорю, не уговариваю, так, вариант предлагаю. На тебе ж вон лица нет, надо же друга поддержать.
— Друга... Спасибо тебе, Сергей. Только добро я от тебя видел, да все как-то поблагодарить времени не было, — вождь серьёзно посмотрел на меня.
— Да не за что. Обращайтесь. Для друзей, тем более таких, ничего не жалко, — я налил ещё по кружке, — ну, давай за дружбу...
— А давай... — мы выпили по глотку.
— Ты мне вот что скажи. А как у вас людьми разжиться можно? А то сам видишь, крепость большую соорудили, а на стены поставить некого. Есть кто-нибудь, кто сам переехать хочет? Или рабы какие, несильно забитые.
— С рабами — сложно, — сразу ответил мурман, — пленников можно купить. Но наши рабы...
Торир пустился в длинные описания каких-то традиций, законов, всякие трелы да лейсинги. Я, честно говоря, не думал, что так всё сложно. На вождя трудились сейчас в основном потомки пленников в третьем-четвёртом поколении, они вроде как уже и не совсем рабы. Только Ярослав, считай, из относительно свежего поколения зависимого населения. Других из его деревни распродали, а смышлёного парнишку — оставили. Но и он уже считается чуть не викингом настоящим, заработал себе в походах такое право и отношение вождя. Да и дороги рабы сейчас в Скандинавии. Много викингов сейчас в походы ходит, приходится пленникам в связи с отсутствием хозяев трудиться на полях, вот и выросла цена на людей. Да и вольности, что сейчас входят в обиход на родине Торира, вроде выделения земельного надела рабам, чтобы они за долю от урожая его обрабатывали, появляются не просто так. Наблюдается у викингов натуральный недобор коренного населения, много очень их в походах шастает. Вот и приходиться идти на послабления для невольников, чтобы не разбежались.
— А ты рабов хочешь себе ещё привести? — в конце длинного рассказа спросил Торир.
— Да думал о том. Только вот не могу понять, кого да сколько мне надо. Ну то ладно, дело десятое. Пойдём лучше попаримся...
Неделя закончилась, мы завершили делать доспехи и вооружение для мурманов. Те обслужили лодку, и начали собираться в дорогу. Кукша и Сигни ходили понурые, скорое расставание их печалило. Вместе с ними грустными ходила всяМосква и гости столицы — мыльная опера задела всех за живое. Мне даже супруга плакалась ночью, что такая любовь, а уходить надо, расставаться голубкам нашим. Я гладил и успокаивал, ляпнул про проверку отношений временем и расстоянием. Получил поддых, и заслужил звание деревяшки чёрствой, которая на такие "чуйства" столь утилитарно смотрит. Захныкал в колыбели Володька, пошёл его успокаивать. Вернулся, супруга обняла меня уже ласково:
— А знаешь, хоть и не было у нас с тобой такого, как у Кукши, но всё равно, я счастлива с тобой — сказала Зоря, и мы завалились на кровать, пока мелкий опять не проснулся...
Расставание было грустным. Викинги отплывали затемно, до рассвета. Сладкая парочка ни на секунду не отходили друг от друга, горевал и Славик. Потом, правда, пришла-таки Веселина с большим баулом. Отдала его Славику, прошептала что-то, и убежала, традиционно покраснев. Тот остался стоять радостный, улыбка до ушей, рот раззявил. Ну хоть кому-то хорошо. Началось прощание.
— Мадмуазель, — я куртуазно подошёл к Брунгильде, — вы просто сногсшибательны! Позвольте выразить вам своё восхищение!
Я поцеловал руку Железной Леди, получил по заднице от супруги, и, под дружное ржание москвичей и гостей, пошёл прощаться дальше.
— Атли! Береги жену! Такое сокровище могут и украсть!
— Да она сама кого хочешь украдёт, — мы обнялись под всеобщий смех.
— Кнут! Ивар! Приезжайте за новыми протезами, а то эти износятся скоро. Отар, рад познакомится, папаша твой, Ивар, много о тебе рассказывал, и вижу что всё — правда. Настоящий воин растёт! Гуннар, очень рад был видеть снова, не забывай в гости заходить!... — ну и так далее.
Последним подошёл к Ториру. Тот достал свёрток, протянул мне:
— Про сына не знал. Вот ему. От меня. На воинскую славу.
Я развернул свёрток — в нем был потрясающий маленький кинжал! Восточного вида, волнистый, даже с небольшим камешком на рукоятке. Я искренне пожал руку вождю:
— Вот это подарок! Спасибо тебе, как сынка чуть подрастёт — обязательно ему вручу от доброго друга и славного воина Торира. Там мы вам с собой тоже надавали, как обычно. Ну и если на Ладоге будешь, — Торир кивнул, мол, буду, — передай там два мешка. Один Лису, второй — Белимиру. Ну и про наш разговор, про переезд...
— Я подумаю, — коротко ответил мурман, и мы обнялись, — если ещё кто со мной захочет?
— Места на всех хватит! — уверил я Торира.
Мы ещё долго со стены смотрели вслед уходящей лодке с мурманами. На Перуновом поле в небо светили прожектора, являя мистическое благословение походу Торира домой...
После дружеского визита мурманов, наша жизнь вернулась в привычное русло. Разве что воздыхатель этот, Кукша, ходит, грустит, тоску нагоняет. Спелись с Юрцом — теперь на почве первых любовных отношений. Я его вызвал на разговор серьёзный:
— Кукша. Слушай меня сюда. Сигни твоя сейчас ушла, и это как минимум до весны, сам понимаешь. И у тебя есть выбор теперь. Или ходить тут, вздыхать томно, да Юрке на свою жизнь жаловаться, или сделать так, чтобы при её следующем приезде она даже уезжать не захотела. Торир не против, я говорил с ним, печалится только, что внуки далеко будут. До весны они тут точно не появятся, а это значит, что до свадьбы тебе полгода минимум. А то и больше. Вот и посвяти это время тому, чтобы привести наше, — последнее слово я выделил голосом, — государство в такой порядок, при котором бы ты хотел с Сигни жить да детей воспитывать. Это, конечно, если ты серьёзно решил. А то вдруг ты так, просто, походили вместе и хорош. Ну там бабу себе заведёшь, забудешь да не дождёшься...
Пацан резко вскинул голову и с вызовом уставился на меня.
— Вот-вот, выходи из спячки, не время сейчас. Понял?
— Понял. Только вот...
— Так, давай не сейчас, потом расскажешь...
Жизнь текла своим чередом. Осенью запасали лес для стройки, кирпичи, обжигали глину да цемент. Оказалось, из тщательно размешанной, пережжённой, и ещё раз размешенной глины связывающий материал лучше. Добавь воды и песка — и вперёд, на стройки народного хозяйства. Доделывали систему водоснабжения, уложили трубы вдоль хозпостроек, мастерских, хлевов и птичников. Осталось только одно — вывести подальше на озеро саму водозаборную трубу с небольшим кирпичным домиком. Причём поначалу она будет не металлическая, а ткане-смоляная, вроде шланга. Потом, по опыту эксплуатации, заменим это на более капитальную конструкцию. Материалы, что лежалы на складах, бодро превращались в дельные вещи. Причём поток нового сырья на время прекратился — народ, в свете поставленной мной задачи, касающейся формирования послания потомкам, совершенно по другому стал относиться к запасам. Больше старались думать о целесообразности "хапужничества". Лишь за рудой несколько раз ездили по первому снегу, про запас брали. Винтовки обновлённые заняли своё место в домах у Игнатьевых. Корелы же получили дополнительную нагрузку — они теперь изучают воинскую науку. По закону им таскать где вздумается оружие пока нельзя, поэтому на стрельбы да на отработку приёмов мы выдаём им справу и боеприпасы. Мыслей покинуть Москву от ребят мы больше не слышали. Лично опробовав винтовки, корелы убедились, что в нашем городе безопасно. А когда огнемёт на испытаниях со стены крепости здоровую такую огненную струю, раскидав горящие пятна по берегам нашей заводи и чуть не спалив рыболовецкий баркас, сомнения, если у кого и были, окончательно ушли.
Продолжалось обновление парка оборудования, паровики тоже модернизировались, но — внепланово. Идея с производством некоего подобие пеллет из отходов, по сути, нашего древесного производства, позволила сделать котлы для паровиков удобнее, хотя и привела к перерасходу древесины на производство топлива. Зато поршневая гидроавтоматика спокойно работали с одинаковыми по размеру цилиндрами из щепок и опилок — именно так у нас выглядело горючее. Это позволяло чуть высвободить силы на другие работы. Потому пополнение складов переработанным сырьём у нас продолжалось, а вот стопки бумаги с описанием того, что мы хотим донести до потомков, наоборот — перестали пополняться. За три месяца осени Игнатьевы собрали всё важное, что хотелось донести до детей и внуков, по сути, формализовав некоторым образом наш образ жизни, отношения друг с другом, понимание власти и государства, его роли и ответственности.
