— Да ты хоть раз сам-то чиновника видел, а, Володя? — хмыкнул Бархатов. — Тебя послушать, так они — разжиревшие чудища о двух головах, питающиеся вдовьими слезами. Что ты от них хочешь? Они люди маленькие, над ними начальства вагон и маленькая тележка. Что не так сделают — сразу и на улицу. У самих оклад грошовый, вот и берут взятки помаленьку. Их не ненавидеть надо, а жалеть.
— Да ладно тебе, Кир, — примирительно откликнулся собеседник. — Ты ж сам понимаешь, что я не о тридцатирублевых писарях рассуждаю, что на службу пешком через пол-Москвы ходят. Нет, наша цель — те, что в каретах разъезжают в собольих шубах. Начальники канцелярий и департаментов, губернаторы, генералы... Вот где все зло! Вот кого бомбить, не жалея сил! В один прекрасный день до них дойдет, что отвечать за злодеяния приходится не только мелкой сошке. Вот тогда-то они и задумаются, а стоит ли высокомерно относиться к простому народу!
Внезапно Олег почувствовал, как его подхватывает знакомая бесшабашная волна. Террористы, отчетливо понял он. Нужно сваливать отсюда, пока не поздно. Иначе оторвут голову и скажут, что так и было...
— Глупости говорите, уважаемый! — громко заявил он, толкая дверь и входя в грязную бедную комнатенку, вся обстановка которой состояла из продавленного топчана, стула, стола и чудом не рассыпающегося платяного шкафа. На столе тускло горел свечной огарок. — Кого и в чем вы хотите убедить? Генералов и губернаторов?
Трое, сидящие в комнате, ошарашено повернулись в его сторону. Неверный свет метался по их лицам, и игра теней превращала их в уродливые маски.
— Прошу прощения за вторжение, — Олег прижал руку к груди и слегка поклонился, — но я тут проходил мимо и не смог удержаться. Э-э, о чем я? Ах, да. Вы, господа, просто не пробовали смотреть на свою деятельность с другой стороны. Представьте, что вы — губернаторы. Или министры, неважно. И вы знаете, что есть кучка людей, готовых бросить в вас бомбу. Что вы чувствуете?
— Что воровать меньше надо, — буркнул тот, что сидел на стуле. — И о людях больше думать, — судя по голосу, с Бархатовым спорил именно он.
— Вот я и говорю — глупости, — усмехнулся Олег. — Вы, когда клопы заводятся, начинаете им угождать? Они ведь очень неприятно кусаются. Нет, вы их травить начинаете, на мороз кровать выставляете, боретесь, в общем. Почему? Клопы ведь в своем праве — они живые, им кушать хочется.
— При чем здесь?.. — начал сидящий на стуле парень лет двадцати пяти, но Олег оборвал его:
— Вы, господа бомбометатели, для власть предержащих те самые клопы. Вы не являетесь для них людьми, к чьему мнению следует прислушиваться. Вы — просто помеха. Да, очень опасная помеха, но не более. И потому бессмысленно предъявлять какие-то требования, их все равно пропустят мимо ушей. То, что вы делаете, лишь дискредитирует других людей, которые пытаются бороться за улучшение ситуации другими, приемлемыми методами.
— Да кто вы такой, черт побери!? — наконец взорвался парень. Бархатов и молчаливый присутствующий смотрели на них с изумлением. — Что вы здесь делаете и почему подслушиваете под дверью, как... как... как шпик?
— Можете звать меня Олегом, — бывший Народный Председатель нахально прошел вперед и присел на краешек опасно затрещавшего стола. — Мы с господином Бархатовым знакомы. Собственно, я шел к нему в гости, чтобы обсудить кое-что, а нарвался на диспут в самом разгаре. Здравствуйте, Кирилл Геннадьевич. Надеюсь, я не очень помешал?
— Ну вы даете, Олег Захарович... — пробормотал Бархатов. — Так ведь и кондрашка хватить может. Стучать в дверь вы не умеете?
— Закрывать надо, — парировал Олег. — Тогда и желание стучать появится. А когда все нарастопашку, и стучать незачем. Может, представите меня своим товарищам? Господа, ко мне можно обращаться просто "Олег", чтобы не чувствовать себя, словно на... хм, губернаторском приеме. Вы, как я понимаю, Владимир, — он кивнул сидящему на стуле. А вы?.. — он повернулся к угрюмому парню с грубым крестьянским лицом, примостившемуся на краю кровати.
— Господа, позвольте представить Кислицына Олега Захаровича, — севшим голосом сообщил Бархатов. — На днях мы имели с ним весьма интересную дискуссию, посвященную... э-э-э, некоторым новейшим химическим процессам. Он, как вы догадались, Владимир, а у стенки сидит Евгений.
— Очень приятно, — кивнул Олег, поудобнее устраиваясь на столе. Тот снова протестующе заскрипел. — Итак, судари вы мои, как я понимаю, в очередной раз речь идет ни много ни мало, а о судьбах мира?
— А вам-то что, любезнейший? — осведомился Владимир. — Шли бы своей дорогой, а то, знаете, разное в жизни случается...
— Если со мной что-то случится, — усмехнулся бывший Народный Председатель, — господину Бархатову придется удариться в бега. Его и так подозревают в связях с террористами, а после такого подозрение превратится в уверенность. Хотите подставить приятеля?
— Куда подставить? Слушайте, что вы нам голову морочите? Выкладывайте, с чем явились, и убирайтесь подобру-поздорову!
— Уберусь, не волнуйтесь. Но мне все же интересно, насколько вы отдаете отчет в последствиях своих действий, — Олег слез со стола и прошелся по комнате. — То, что вы не можете толком просчитать реакцию людей, против которых направлен террор, я уже понял. Одно это делает вашу деятельность бессмысленной. Но пойдем дальше. Каковы ваши цели? Чего вы собираетесь добиться?
— Скажите, Олег Захарович, а правда, что вы связаны с Охранкой? — в упор спросил Бархатов. Парень у стены шевельнулся и издал звук, который при желании мог бы сойти за рычание. — Евгений Ильич предостерегал меня от...
— От излишней откровенности? — краем глаза Олег заметил, что Владимир весь подобрался и напрягся. — Возможно, верный совет. Я действительно связан, как вы выражаетесь, с московским Охранным отделением. Правда, лишь поверхностно. Я не занимаюсь политическим сыском, скорее, я лишь консультант по техническим вопросам. Точно так же я консультирую, скажем, господина Гакенталя. В полицию я отсюда не пойду, пытаться арестовать вас не намерен. Сейчас я просто удовлетворяю собственное любопытство. Или вы боитесь за твердость собственных убеждений, что так упорно избегаете диспута?
— Мы не избегаем диспута, — в глазах Бархатова мелькнули иронические искорки. Впрочем, возможно, просто мигнул огонек свечи. — Но для диспута необходимо знать, на какой платформе стоит оппонент, не так ли?
— Считайте, что ни на какой, кроме здравого смысла, разумеется. Происхождение у меня самое что ни на есть демократическое, дворянская честь отсутствует, так что валяйте, не стесняйтесь. Итак, ваши цели?
— Справедливость, — буркнул Владимир. — Что еще нужно? Разве допустимо, что зажравшиеся чиновники жиреют за счет народа, пухнущего от голода? Вы вообще видели, господин хороший, каково пухнуть от голода? Знаете, как выглядят голодающие дети?
— Если люди пухнут от голода, когда в целом по стране нехватки продовольствия не ощущается, значит, в стране нет эффективной системы перераспределения ресурсов или системы социальной поддержки. Или и того, и другого одновременно. Их нужно строить. А я слабо вижу, как что-то можно создать с помощью взрывов. Вот разрушить систему с помощью бомб можно, но, боюсь, голодающим такое не поможет. Что еще?
— А кто станет строить ваши системы, скажите на милость? — ехидно поинтересовался Владимир. В его глазах разгорался опасный огонек. — Балаболы вроде вас? Нет, сударь, прежде нужно заставить высокопоставленную мразь осознать, что за воровство и взяточничество, за расстрелы демонстраций и отправку людей на каторгу их обязательно настигнет возмездие. Вот тогда они зашевелятся!
— Как именно они относятся к вашим действиям, я уже указал, — хладнокровно парировал Олег. — Ничего они не осознают, кроме разве что необходимости срочно брать подмышку наворованное и уезжать в более безопасное место. За границу, например.
— Скатертью дорога! — фыркнул Владимир.
— Не факт, — не согласился Олег. — Вас ведь не устроит, что займут освободившиеся места точно такие же воры, взяточники и вообще нехорошие люди. Вы и их выживете. И продолжите выживать до тех пор, пока желающих не останется. А ведь других не окажется, система просто их не допустит. Значит, вы продолжите свою деятельность до тех пор, пока существующая система не рухнет.
— И пусть! — с воодушевлением подхватил Бархатов. — Мы поставим на освободившиеся места своих, честных и образованных людей, пекущихся о нуждах простого...
— А потом придет другой юноша с идеалами, наподобие вас, — оборвал его Олег, — заявит, что неправильно ваши честные и образованные пекутся о нуждах, и в свою очередь начнет бросать бомбы. А вы, убежденные в своей правоте, не только не пойдете на поводу у конкурента, но и начнете его ловить, для чего науськаете старую или создадите новую политическую полицию. И все вернется на круги своя, только правящая группировка сменится.
— Не передергивайте! — Бархатов покраснел так сильно, что стало заметно даже при свете угасающего огарка. — Мы не станем...
— Еще как станете! — жестко сказал Олег. — Я, знаете ли, историк по образованию. А история показывает, что восставшие рабы никогда не меняют государственные устои. Они всего лишь превращают себя из рабов в господ и сами начинают наслаждаться ролью рабовладельца. А как вы себе представляете слом системы? Есть набор государственных функций, которые необходимо выполнять в любом государстве: содержать армию для защиты от внешнего врага, полицию для ловли воров и бандитов, суды — ну, для вашей любимой справедливости, а также тюрьмы для пойманных бандитов. Придется поддерживать государственную финансовую систему, общенациональный транспорт наподобие железных дорог, ну и тому подобное. Опять же, нужна разведка для выяснения намерений соседей и контрразведка для ловли иностранных разведчиков. Вы всё собираетесь изобретать с нуля и укомплектовывать дилетантами? Да еще и намерены запустить в течение нескольких дней? Нет, господа, я все же полагаю вас более-менее разумными людьми. Думаю, вы и сами понимаете, что сами ничего не изобретете, придется заимствовать существующее, использовать старорежимных специалистов. У нас после... э-э-э, неважно. В общем, вы всего лишь поменяете некоторых — лишь некоторых! — людей в существующей системе. А в нашем несовершенном мире форма склонна определять содержание, а маска — прирастать к лицу. Так что вы и глазом моргнуть не успеете, как все покатится по накатанным рельсам.
— Вы ограниченны, господин Кислицын, — огрызнулся Владимир. — Только вам кажется, что мы не осмелимся пойти на коренную ломку всей системы. А мы осмелимся, и еще как! Пусть не все получится сразу, но обязательно получится!
— "Не сразу" — это как? — насмешливо спросил Олег. — Пять лет? Десять? Вы представляете себе, что такое несколько лет разрухи в народном хозяйстве? Вы в своем развитии окажетесь отброшены на десятилетия, если не на столетия назад, после чего придется долго и упорно восстанавливать просто нынешний жизненный уровень. Вам не нравятся, как выглядят опухшие с голоду дети? Боюсь, после коренной ломки вам придется спешно привыкать к зрелищу вымерших от голода сел и целых городов. Добавьте вооруженные столкновения с другими группировками, полагающими носителями абсолютной истины именно себя, а не вас. Приплюсуйте желающих под шумок оттяпать часть государства и сделать его своей независимой вотчиной. Ну, и учтите, что соседи, обнадеженные отсутствием у вас армии, обязательно решат поживиться вашей территорией. В общем, готовьтесь к тому, что в результате вашей коренной ломки государство перестанет существовать в его нынешних границах, а население серьезно уменьшится.
— Не пугайте, все равно не запугаете! — снова огрызнулся Владимир. — Пусть даже придется пойти на некоторые жертвы, но новый мир окажется куда лучше нынешнего.
— Допускаю, — согласился Олег. — Хотя и сильно сомневаюсь. Вот только одна беда — дожить до вашего светлого будущего вряд ли удастся сколь-нибудь значительному числу нынешних людей. Вообще, знаете, при знакомстве с вашими методами и идеологией возникает впечатление, что вы печетесь не о ныне живущих людях, а о каких-то еще не существующих абстракциях. А на нынешних людей вам наплевать. Для эмоциональной подпитки распухшие от голода дети годятся, и ладно...
— Все-то вы знаете, господин Кислицын, — хмыкнул Бархатов. — Ну, вам легко рассуждать — вы в жизни устроены, голод вам не грозит. Богатенькие родители, устроившие отпрыска в университет, заграничный, судя по всему, да? Приличная сумма в шкатулочке дома или на счету в надежном банке. Сытая беспечная жизнь, занятие любимой наукой — есть время и возможности рассуждать о тупости и ограниченности других! Легко критиковать — но вы бы лучше сами что-то путное предложили!
— Переход на личности обычно показывает, что разумных аргументов не осталось, — холодно ответил Олег. — Хотя по существу ваших комментариев могу заметить, что они чушь собачья. Нет у меня богатых родителей. Жалование у меня пятьсот рублей в год, и сверх того за душой ничего больше не имеется, господин Бархатов — захаживали вы ко мне на квартиру, видели, как живу. Предложить, возможно, я бы и мог что-то, да вот только кто меня станет слушать? За вами, господа, я пока такой готовности не замечаю. Да и не освоился я еще здесь окончательно, чтобы с бухты-барахты планы предлагать. Однако если вам интересно сотрудничать со мной не только в смысле химических экспериментов, но и в политической части, то можно подумать. Беда в том, что с террористами, взрывающими ни в чем не повинных прохожих, я ничего общего иметь не желаю. Прекратите террор, и мы, вполне возможно, сработаемся.
— Во-он оно чего захотел... — с непонятной интонацией протянут Владимир, не спеша поднимаясь на ноги. — Может, нам сразу и в полицию пойти, добровольно сдаться? Ну уж нет, господин Кислицын. Мы, возможно, умом и не блещем, и глупости разные говорим, но все-таки не полные идиоты. На провокации мы не поддаемся. Зверь, взять его!
Олег не успел даже пошевелиться, как сзади его обхватили железные ручищи. Он дернулся, но безуспешно. Вот так попал, кретин, пронеслось в голове. Краснобай недоделанный, повыёживался перед бандитами? Получишь сейчас сотрудничество...
Владимир подошел к нему вплотную, дыхнул чесноком.
— Боюсь, господин Кислицын, ваш час пробил, — с иронией произнес он. — С провокаторами Охранки у нас разговор короткий. Не следовало вам сюда приходить, честное слово.
— Володя, погоди... — попытался вклиниться Бархатов, но тот обратил к нему ледяной взгляд:
— А ты помалкивай! Ты шпиков на нас навел, ты виноват. Ну, с тобой мы еще разберемся, — он повернулся обратно к Олегу и неторопливо достал из кармана небольшой вороненый револьвер. — Место здесь глухое, выстрелов не услышат. А человек, что вас так нежно держит за ручки, между прочим, известен в определенных кругах под прозвищем "Зверь". И его любимое занятие — как раз сворачивать шеи пособникам царизма вроде вас. Так что выкрутиться вам, сударь, пожалуй, не удастся. Ну что, шпик, есть последнее...
