Том 3. Древо Иггдрасиль

Словно за спиной ее отросли крылья; она стала медленно подниматься к небесам — маленькая фигурка с длинным мечом.

"Женщине, чтобы справиться с мужчиной, нужен фаллический символ, — вспомнилось вдруг Аяо. — Для уверенности".

Спохватившись, он подпрыгнул — и ухватил Нагису за ногу. Та заверещала, попыталась пнуть его, достать мечом. Аяо, раскачиваясь, извлек нож; он успел перезать Нагисе одно из сухожилий на ноге, когда плечо его пронзил змеевидный меч. Аяо подумал: "Боже, ты же на моей стороне? А, божественный мерзавец?" — следующий удар принял на лезвие ножа.

Нож сломался.

— Ничего не поможет! — визжала Нагиса. Не сказать, чтобы раны причиняли ей боль; что же это, режим берсерка?

— Зря вы так! — сделал попытку Аяо. — Я уверен, что у Господа были свои причины. Может, он хотел сделать вас своей невестой, наделать с вами парочку-другую Иисусов? Вы эгоистичны, Хасегава-сан! Вы думаете исключительно о себе. Сами же говорили, что позабыли об инциденте с отцом; так почему бы и о Боге не забыть? Для вас он насильник, а для других — благодетель, спаситель и судия; подумайте о них! Смиритесь с болью своей! Смиритесь, и Бог вознесет вас! Помните апостола Петра? Он был горд, он высоко ценил себя — но и он смирился! Он увидел слабость свою перед Господом, свое ничтожество, и покаялся, и почерпнул силу у Бога. Апостол Петр предал Христа. Все обошлось, но гнет предательства долго тяготил его. То, что он тогда пережил, помогло ему по-новому взглянуть на себя и смириться. И Петр стал готов к тому, чтобы Бог задействовал его в Своей работе. Бог будет задействовать только смиренных мужчин и женщин. Если мы смиряемся, Бог вознесёт нас в своё время! Поймите это, Хасегава-сан — и смиритесь!

— Никогда! Никогда!!

Аяо увернулся от нового удара — но следующий же рассек ему предплечье. Брызнула кровь; капли ее рухнули на землю с огромной высоты.

— Хаха! — торжествовала Нагиса. — Скажи мне, кто же на предложение забыть ответит "да"? Скажи мне!

— Добрая христианка! — ответил Аяо. — Будьте и вы такой же!

— Ну нет!

Иггдрасиль рос, возвышался — и вот крона его уже на небесах, а вокруг космос, и блестят игрушечные звезды. Вращается вокруг Земли Луна — темная, механическая; Аяо узнал ее — место из его сна, тот самый огромный механизм, что тикал тогда под ногами. "Уверен, Луна покрыта одуванчиками", — подумал он.

Эту картину видел лишь один глаз Аяо; другому же являлась иная картина. Он видел: серые пустоши, по которым рассеяны были миры (напоминавшие икринки мертвых рыб) — и туннель, что вел в один из таких миров; оттуда глянул на него бешеный, ярко-алый глаз. Аяо узнал его — и решился.

— Хасегава-сан, вам не туда, — сказал он.

— В самом деле? — осведомилась она ядовито. — Я вижу Луну. Туда мне и нужно! Если не хочешь встречаться с Богом, отпусти меня! Сейчас же!

— Хасегава-сан, вам и вправду не туда, — сказал Аяо.

Подтянувшись, он обхватил Нагису поперек туловища. Она заверещала особенно яростно, приложила его рукоятью меча — но Аяо держал крепко. "Маленькая дрянь", — пробормотал он, и наотмашь ударил ее по лицу. Нагиса ойкнула. Меч святого Петра остановился в паре сантиметров от тела Аяо.

— Лети, — сказал он.

И указал ей путь.

Хасегава Нагиса поняла, что происходит — и закричала сначала, потом заплакала, потом взмолилась ("У меня сын, пощади меня, хотя бы ради него!") но было уже слишком поздно. Иггдрасиль разлетелся на куски. Нагиса начала падать — вниз, туда, в параллельный мир с алыми глазом. В тот самый мир, где бесчинствовал другой Аяо.

Мир этот возник недавно.

И, наверное, простоит совсем недолго.

И меч святого Петра вряд ли поможет Хасегаве Нагисе; в конце концов, способность Ацумори Аяо — произвольное изменение — является весьма и весьма разрушительной. Другой Аяо пользовался ею вовсю; правда, сам Аяо о ней еще не догадывался.

Эпилог

1.

— Ты — мой, — сказала Хисуи Кана. — Ты не можешь умереть. Вставай. Ты мой!

— Нет, — возразил ей Кога. — Я умер.

— Нет, ты живой.

Все тело его болело; вдобавок тошнота. Лучше уж и в самом деле умереть. Он лежал на асфальте; была ночь. Над ним склонилась Хисуи Кана — столь же живая, и притом сердитая.

— Ты — мое творение, — сказала она. — Мой мастерпис, что называется. Ты просто не можешь умереть. Я создала тебя, и я прекрасно знаю: ты не можешь умереть.

— Ты? Меня? — Кога попытался рассмеяться столь глупой и милой шутке; жаль, не получилось.

— Да, — кивнула Хисуи-сан. — Ты был совсем маленьким, когда мать выбросила тебя в окно. Ты едва жил, когда тебя принесли к нам. Я тогда работала под руководством Такамуры Акинори-сана. Он и помог мне провести нужную операцию: я вскрыла твой череп и изменила структуру Храма — зациклила его на генерации железа и прочих металлов. И все сама, сама... Такамура-сан только давал советы. Так что не нужно говорить глупостей. Ты не умрешь. Слишком много в тебе железа, чтобы ты еще и умер.

Мать? В окно? Глупость какая, подумал Кога.

Его скинули с высоты соседские дети.

Так сказала мама — и разве нельзя доверять ей?

Кога решил, что разберется со всем этим немного позже — когда хорошенько отдохнет.

За последнее время он переутомился.

2.

Эшли и Франческа видели, как падает Хасегава Нагиса. Все это произвело на них большое впечатление; Франческа даже сказала: "Интересная личность — этот Ацумори Аяо". Эшли покачала головой. Ацумори Аяо не волновал ее больше — ни в каких сочетаниях, ни в каких вариациях.

— В аэропорт, Ваше Святейшество? — спросила она у Франчески.

Та неохотно кивнула.

— Да. А потом — в Италию, где ты будешь заботиться обо мне, — не выдержав, она расхохоталась.

Эшли обиделась.

— Ваше Святейшество, скажите честно: это вы подглядывали за мной там, в гостинице?

Франческа помялась немного — затем все же признала свою вину.

3.

Аяо щелкнул пальцами перед Накахарой Рейко; та никак не отреагировала — лишь пустые глаза продолжали пялиться вперед.

— Словно лоботомия, — прокомментировал он. — Мейда-чан!

— Да, Ацумори-сама? — отозвала она.

Сердце у Аяо защемило от огромной нежности; едва он удержался от того, чтобы не задушить Мейду в объятиях — но решил, что все это подождет; нужно было разобраться с последствиями.

— Отведи ее в детский дом, — сказал Аяо, вытолкнув вперед Накахару Рейко. — Пусть там о ней позаботятся.

Мейда ушла, забрав с собой Накахару, а Аяо занялся другим делом; он вспомнил о словах Коги. Аяо вытащил мобильник, что дал ему Кацуджи-кун — и с интересом просмотрел историю сообщений.

— Вот как, — протянул Аяо, закончив.

Он сверился с часами: до полуночи — пять минут.

Май-чан несколько удивилась, вновь увидев в храме Аяо.

— Хироко-чан ушла, — сказала она.

И добавила:

— Танимура-сан тоже ушел.

— Когда вы с ним познакомились? — спросил Аяо приличия ради.

Получив ответ: "Ну, совсем недавно, я пришла к тебе, а тебя не было дома, а он сидел на скамейке, и мы разговорились, и мне стало жаль его, ну ты же знаешь, Аяо-кун, мне нравятся такие истории, ну, трагические чуток", — Аяо подобрал стальной прут (что остался еще со схватки с Танимурой) — и ударил Май по лицу.

— Сошел с ума?! — возмутилась она. На лбу ее каплями выступил пот, а под белой тканью резко проступили соски; Май была испугана, даже шокирована. Это ведь Аяо-кун, ее друг, вечный ее спутник еще с самого детства. Почему он так поступил?

— Я что-то не так сделала? — осторожно предположила она, стараясь не приближаться к Аяо.

— Ты преуспела в насилии, — сказал он меланхолично. — Таких, как ты, стоит порой наказывать.

Прут мотнулся вперед; зашипев, Май схватилась за ушибленное плечо.

— Аяо-кун, прекрати, пожалуйста! — потребовала она, и вдруг предположила:

— Шутишь, да?

— Шучу, — согласился Аяо грустно.

Май расслабила правую руку, позволив ей повиснуть вдоль тела. В воздухе отчетливо запахло озоном. Аяо заметил первые искры; белый огонь плясал на пальцах Май-чан, переползая все выше и выше, к запястью, к локтю, взбираясь на плечо. Май склонила голову — и произнесла:

— Аяо-кун, прости.

Он дернулся было вперед, попытался достать ей прутом — но Май лишь отмахнулась небрежно, и прут словно разъело изнутри; прямо в руках у Аяо он рассыпался пеплом.

— Май-чан, это удивительно! — наигранно воскликнул Аяо. — Замечательная способность! Твои родители так тобой гордились бы!

— Издеваешься? — теряя терпение, закричала Май.

— Нет, конечно же. Я говорю совершенно искренно, — Аяо ухмыльнулся.

Позабыв, что рука ее объята пламенем, Май попыталась дотянуться до столь ненавистного ей в тот миг Аяо, нанести ему пощечину, выбить из него эту невыносимую наглость. Охваченная белым огнем, рука ее почти что коснулась тела Аяо; в последний миг он отклонился — и, развернувшись, ткнул Май локтем в лицо. Брызнув кровью из носа, она отступила. Белый огонь перекинулся было на стены храма, но быстро потух, оставив после себя черные масляные пятна.

— Как ты говорила? — произнес Аяо издевательски. — "Я убила мамочку, я убила мамочку своим даром"... Так вроде?

— Заткнись! — потребовала Май, прижав ладонь к лицу. — Заткнись!

— "Папочка говорит, что я тварь, гадкое гниющее чудовище. Папочка говорит, что еще при рождении я убила мамочку, которую он так любил"! Май-чан, помнишь эти слова?

— Заткнись!

— Я всегда хотел спросить, Май-чан. Как именно ты убила ее? Случайно ли, — Аяо кивнул в сторону закопченной стены, — не этим пламенем?

— Заткнись, ты! — глаза у Май покраснели. Она бросилась на Аяо, вне себя от бешенства. Без сомнений, Май готова была убить его — сам вид ее говорил об этом.

— Так, значит, все же этим! — закричал Аяо торжествующе. Он сам шагнул навстречу Май — и схватил ее за руку.

С шипением бледный огонь погас, и Май оказалась совершенно беззащитна — хрупкая, слабая девушка, напуганная до предела, несчастная; с незаживающей раной в душе, в которую вдруг полез своими холодными руками Ацумори Аяо — чтобы причинить ей боль; и совершенно не понятно, чем же она заслужила такое. Май посмотрела на свои руки, где еще совсем недавно плясал огонь, затем перевела взгляд на лицо Аяо, ухмыляющееся, торжествующее — и вдруг всхлипнула. Не в силах сдержаться, она плакала, и по щекам ее стекали дорожки слез.

— Аяо-кун, убей меня, — попросила она еле слышно.

Она была настолько беспомощна в тот момент, что в душе Аяо вдруг шевельнулось нечто.

До этого он скрупулезно воспроизводил свой сон; но тут, кажется, стоит остановиться.

— Нет, — сказал он. — Май-чан, я вовсе не желаю тебе вреда. Я тебя лишь учу.

Аяо ударил ее в расслабленный живот — быстро и сильно; Май задохнулась и осела на землю.

— Это ради твой же пользы, — сказал Аяо.— Пойми, мы не можем творить зло просто так. Это вредно. Всему должна быть причина, в том числе и агрессии.

— Я делала это вовсе не потому, что мне нравится! — со слезами в голосе произнесла Май.

— В самом деле?

— Я хотела... я просто хотела быть немного поближе к тебе! Быть такой же, как ты! Делать то, что делаешь ты!

— Вот значит, как, — протянул Аяо. — — Твое стремление похвально. Считай, я оценил его.

— В самом деле? — подняла глаза Май; глаза глупые, глаза счастливые-счастливые.

— Но ты перестаралась, — повторил он. — Так что продолжим урок.

До самого рассвета он учил ее.

Май появилась в школе только через две недели.