Metanoia

-Ошибки быть не может. — он смотрел на меня и я чувствовала в нем вражду, но не ко мне или моему виду, не к Королю или тому способу существования, какой мы вели. Само наше восприятие действительности возмущало его, наше отношение к ней казалось ему оскорбительным, наше потребление ее испражнений — вульгарным, попытки изменить — достойными раздражения, а стремление изучить — унизительным.

-У нас будет только одна возможность. — сама же я была для него всего лишь странным феноменом, на производимый которым эффект он возлагал надежды. Они ничего не говорили об убийстве, да и оборона любого из Королевских Дворцов, даже если бы им и удалось узнать, в котором именно пребывает Его Величество, уничтожила бы любую угрозу с воздуха раньше, чем она смогла бы причинить какие-либо разрушения.

Профессор с любопытством осматривал мое изменившиеся тело и было нечто странное во взоре его, убеждавшее меня, что он не возражал бы совокупиться со мной и в таком обличье, но не был уверен, как именно возможно и лучше совершить подобное и к каким последствиям это может привести. Несмотря на немощное состояние инопланетянина, я чувствовала их страх перед ним. Я никогда не сражалась ни с одним из них, случаи их высадки были единичны, воздушно-космические войска Его Величества редко допускали столь непростительные ошибки.

-В ней есть что-то, чего мы не учли. — и даже я сама могла бы назвать многое. Я не была уверена, что им известно мое прошлое рыцаря, влияние которого на мое поведение и мышление оставалось несомненным и заметным до сих пор. Моя Золотая Мать могла поместить в меня что-либо более тонкое, чем способное быть замеченным ими.

Осторожно приблизившись к моей левой руке, полковник все же приказал двум стражникам держать ее, как будто опасаясь неожиданной агрессии с моей стороны и вонзил стальной шприц в мою вену. Поместив извлеченное в прибор с золотистым корпусом, он вновь воззрился на экраны и шкалы. Предсказание моего отца сбывалось.

Космонавт являл собой сложный комплекс микромеханизмов и организмов, искусственных и естественных паразитов, вирусов и бактерий, органов и образований, только совместное действие которых и позволяло пережить все тяжести выхода за пределы атмосферы и действовать в условиях космического пространства. Во мне теперь должны были быть сотни, если не тысячи всевозможных существ, полученных через пищу или воздух. Временами мое сознание начинало функционировать иначе, чем было то привычно, предметы казались отстоящими друг от друга больше, чем то подсказывали зрение и проприорецепция, между ними виделись странные метафорические связи, иногда я замечала цветные потоки, проходящие сквозь место моего заточения и если случайно задевала один из них головой, то долгое время не могла избавиться потом от странных образов, знаков и непонятных мне конструкций, что должны были быть формулами, видений мокнущих под дождем тростниковых, окруженных каменными валунами хижин, возле которых составлены были из гигантских костей неведомые ветряные механизмы, останков стен некогда великих городов посреди красных пустынь, людей с цветком вместо правой руки, слаженно предающихся тренировке на краю горного плато и многого другого, что было состояниями мне неизвестными и не всегда желанными.

Двое прислужников в черных платьях и плоских шляпах, от которых опускались до талии почти непроницаемые черные мантии поднесли ко мне плавающий в золотисто-стальной кювете оранжевый бледный орган, трубки от которого подсоединили к некоторым из отростков на груди и в том месте, что раньше было промежностью.

Обретя пульсацию и напрягшись, взволновав прозрачный раствор, тот сгусток плоти выбросил в воздух зеленоватый газ, а я почувствовала, как соки, хранившиеся, должно быть, в нем, потекли по моему телу, наполняя меня предосторожностью. Едва ли я могла совершить теперь необдуманное движение, даже для того, чтобы моргнуть мне приходилось убедить себя в том, что это ничему не причинит вреда, является действием разумным, достойным, оправданным и существующим ради цели. Должно быть, нечто подобное испытывал Герцог, читая новые, обуславливающие его существование, приказы Короля или перечитывая старые.

Присев, те существа внимательно всмотрелись в оранжевый орган. Один из их взял идущую из него трубку, скрыл ее под мантией, после чего выбросил обратно.

-Она почти готова. Осталось несколько дней.

-Великолепно. — девушка встала ногой на мой левый бок, уперлась в него высоким каблуком, полагая, должно быть, что причиняет мне боль. — Корабль тоже готов. Эй! -она ткнула ножнами в мою распухшую левую грудь. — Ты скоро отправишься в космос!

Я кивнула, пытаясь улыбаться теми плоскими пластинами, которыми стали мои губы. Ей следовало бы завидовать мне, ведь те состояния, которые она сможет пережить в любом положении Королевства были предсказуемы, объяснимы и доступны для многих. Я знал достаточно женщин-воительниц и немало Стражей. Их истории были настолько схожи, что обычно я отказывался слушать их, ссылаясь на более важные занятия даже если таковыми в действительности оказывалась чистка конюшен. То, что предстояло мне являло собой деяние намного более редкое, остающееся уделом немногих отчаянных, наполнявшее меня счастливой гордостью. Несчастная, она оставалась воевать. Если я была права и ее связь с мятежниками была настолько сильной, какой мне представлялась, то она находилась в достаточном противостоянии с Его Величеством, чтобы быть замеченной. Соответственно, врагами ее становились не только солдаты королевской армии, но и Королевские Гвардейцы и Стражи и мои братья и многие другие ордена и организации, призванные сохранить в неприкосновенности те количество и качество непоследовательности и непредсказуемости, какие Король полагал необходимыми для нашей действительности.

Она подошла к профессору и он приобнял ее за талию. Не зная, какие паразиты вынуждали их к подобному поведению, я только разочарованно наблюдала за ними. Мне казалось, что они могли бы быть и более разумными. Я почувствовала нечто подобное ревности, но кто именно был источником его и к кому именно я ревновала, было слишком сложно определить. Было нечто отвратительное в том, как относился к реальности каждый из них, нечто игривое и тяжело порочное в сощуренных, полных естественной грубости глазах девушки, нечто непостижимо-самоуверенное, препятствующее любому движению и одновременно полагающее себя способствующим чужим эволюциям во взоре ректора. Их тоскливый порок восхищал меня, при том что оба этих существа уверяли прочих в том, что стремятся к удовольствиям и получают их. Удивительное виделось мне в том и я надеялась, что они достигнут своих целей раньше, чем мои братья или подобные им доберутся до них.

Они покинули меня и прошло еще время. Я была уверена, что кормление происходит нерегулярно, с первого мгновения моего сознания в этом заточении я наблюдала различные промежутки времени между тем, как начинала течь питательная жидкость. Еще несколько раз я насыщалась, а затем они вернулись.

Одна из стен раздвинулась и десятки могучих диких существ, подобных тем, с которыми я когда-то схватилась, вошли ко мне со стальными шестами в руках. Странное существо, голова которого являла собой нечто полупрозрачное и желеобразное, руководило ими и исходивший от него смрад расчетливого абсурда убеждал меня в том, что оно являлось либо еще одним инопланетянином, иной разновидности, что было бы совершенно невероятно, либо каким-либо творением его, ребенком от человеческой женщины или полностью искусственным созданием. В глубине плотной переливающейся субстанции заметно было нечто мерцающе — темное, на выдающемся, маленьком круглом животе имелся нарост с несколькими извергающими синеватый газ трубками. Тонкие ножки с огромными ступнями царапали пол прозрачными когтями, сильные руки, такие же, как и у того, кто был инопланетянином без сомнений, несли прибор в золотом корпусе, время от времени переключая или поворачивая, сдвигая или перемещая его части, наблюдая за волнением линий и цифр на приборах, дребезжанием стрелок на шкалах, жидкостей в стеклянных колбах. Он взглянул на профессора, облаченного в черный комбинезон радиационной защиты и издал некий звук, вынудивший того улыбнуться и кивнуть. Он махнул могучим тварям и те просунули под меня стальные шесты, готовясь поднять и нести меня. На мои руки, ставшие огромными и медленными, на мои увеличившиеся во много раз запястья они поместили стальные оковы, беспричинно опасаясь, что я могу воспользоваться против них своей силой. Им понадобилось напрячься, чтобы поднять меня. Новые органы и претерпевшее изменение восприятие добавили мне веса, я была тяжелее, чем ртуть занимаемого мной объема, я готовилась познать тайны и любое действие, не имеющее отношения к космическому полету казалось мне пустым и бессмысленным. Приподняв меня, они причинили мне некоторую боль. Я почувствовала, как врезается в плоть сталь, но готова была вытерпеть и это ради того, чтобы покинуть атмосферу. Пока они несли меня по темным каменным тоннелям, освещенным редкими голубоватыми светильниками под потолком, я мечтала о том, сколько продлится мой полет. Я надеялась, что он займет не меньше десяти минут, я не хотела бы оказаться последней в списке. Надеяться на рекорд было наивно, но так приятно, что я иногда все же позволяла себе это. Я видела свою фотографию в альбоме Космонавтов, свой лик, высеченным на стене каждого из посвященных нам Дворца как того, кто первым пробыл на орбите больше часа. Иное не интересовало меня. Они внесли меня в просторный зал с черными, почти зеркальными стенами и потолком и белым полом, они погрузили мое тело на тележку с огромным количеством маленьких блестящих стальных колес и она медленно покатила меня по узким рельсам, чуть покачиваясь и потрескивая, поскрипывая и напоминая звуками детскую карусель.

По правую сторону шли профессор и полковник. По левую — воительница в моих доспехах и инопланетяне. Тот из них, которого я увидела первым обхватил рукой ее талию и я подумала, что девушка должна быть достаточно смелой и безрассудной, если совершает столько гневящих нашего Короля поступков один за другим. Я была уверена, что она совокупилась с инопланетянином, а быть может, совершала то неоднократно и постоянно. Облаченные в коричневые балахоны, черную и красную кожаную сбрую со множеством колец, на которых висели амулеты и реликвии, худощавые и мускулистые, колдуны плелись рядом с ними. Некоторые бормотали слова книг, что держали в руках, другие не отнимали глаза от приборов, от круглых и квадратных экранов, от мерцающих стрелок и оранжевых цифр в вакуумных колбах. В лысых черепах одних торчали странные механизмы, искрившиеся, истекавшие густыми жидкостями, разноцветные волосы других тянулись далеко за ними, оставляя полосы на грязном полу. Ведьмы кружились возле них. Обнаженные, облаченные в стянувшие их пышные тела корсеты, они кружились в похотливом танце, делая вид, что руки их, случайно касаются чужих гениталий, грудей, ягодиц, губ. Они улыбались, они потирали свои скрытые под блестящей кожей тела, они целовались, разбрасывая вокруг перья и пыльцу, они вели на поводках злобных уродливых тварей, норовивших сцепиться в смертном бою или совокупиться друг с другом невзирая на пол, они ломали каблуки своих высоких туфель и ругательства их подобны были песням, что исполняются когда погибают молодые герои. Солдаты смеялись вслед им, облизывали губы, поглаживали свое оружие, яркий свет отражался в изогнутых пластинах и кирасах. Белые квадратные плитки покрывали сводчатый потолок тоннеля. Некоторые из них скололись, другие потемнели, синий или зеленый приобрели в себе оттенок. Черные стены, украшенные барельефами, что изображали различные сцены покорения космоса медленно проползали мимо меня. Я почти не смотрела на них. Многие я видела в альбомах еще ребенком, другие были наполовину разрушены. Ученые, собирающие реактивный двигатель, передающие неведомые детали из рук в щупальца друг другу, неудачные испытания и взрывы, расколовшаяся спасательная капсула, наполовину засыпанная песками, выброшенная на пустынный берег, космический корабль, окруженный инопланетными машинами, мертвый Космонавт, плывущий в зловонии открытого космоса. Так или иначе, мы все были обречены на некоторое завершающее состояние и это успокаивало меня.

Огромные двери со скрипом разошлись передо мной в разные стороны и я увидела перед собой капсулу, подключенную к проводам и трубам, что позволяли светиться экранам и приборам, вращаться жидкостным стабилизаторам, мерцать указателям и переключателям. Тележка ввезла меня в капсулу, окружившую тихим гудением, множеством звуков, издаваемых тысячами механизмов и систем и остановилась. С громким щелчком она опустилась, тяжелый люк поднялся позади меня, превращаясь в некое подобие спинки кресла и я осталась одна в кабине, что станет единственной защитой моей от космоса и всех злодеяний его. Передо мной имелось два круглых иллюминатора, между которыми разместился прямоугольный экран, во вращающихся фигурах которого, зеленоватых подвижных пузырях, старательно избегающих столкновения друг с другом и потому предусмотрительно, подобно амебам, втягивающим ложноножки и меняющим форму, я видела структуру близлежащей действительности, в которой пока что имелось лишь несколько темных вкраплений, означавших чьи-то требовательные дистонические парафилии, безвредные заблуждения, навязчивые фантазии. Мои ноги удобно разместились, под уменьшившимися ступнями я чувствовала теперь педали, управлявшие вращением корабля. Подняв правую руку, я сняла с потолка наушники, опустила их на голову, плотно прижала их к ушам и нажала на маленький рычажок. Стальные скобы пронзили мою плоть, горячая кровь потекла по шее, но боль была забыта, когда я услышала голоса, перечисляющие системы корабля и их состояние. Он был почти готов к старту, мой великолепный корабль, моя огненная ракета, моя острогрудая колесница и я закрыла глаза, воображая ее на стартовом столе, золотистый столб, исходящий разноцветными парами, окруженный стальными фермами, белыми и серебристыми трубами. А вокруг стояли мегалиты и древние окаменевшие существа, вырезанные когда-то из дерева и каменные драконы, на которых почти вся сгорела уже яркая краска и стальные скульптуры, поднявшие руки к беззащитному небу и полые огромные камни, способные, как говорили, иногда забросить на орбиту монетку. Я видела ее тонкой и изящной, чуть толстоватой у основания, где сотни двигатели первой ступени прижимали друг к другу свои сопла, с небольшим утолщением чуть выше, где располагался дополнительный топливный бак. Я вслушивалась в разговоры техников, в их безразличные, спокойные голоса. Сообщая данные приборов, они перемежали то пошлыми шутками, в том числе и в адрес сослуживцев, чему я попыталась улыбнуться. На их месте, я, вероятно, была бы точно такой же. Но никто из них не смог бы оказаться на моем. Внимая их словам я была подобна родственнику, вслушивающемуся в речь доктора возле палаты с умирающим. Но, насколько я могла понять, все было в порядке, все было готово к старту. Кости мертвых собак благорасположены были к нам сегодня.