"Дальше что? — в голове было пусто.— Может попросить, что-то надо? А что? Или спросить?"
"Вот скажи, — начал я мысленно. — Всегда ли стоит делать добро? Конечно, ты скажешь, что всегда и про щеку скажешь, про вторую щеку, которую надо подставить, получив по первой. Это все должны делать? Всегда? Или только профессиональные святые? Вот я. Кому я сделал что плохое? А? Что я мучаюсь? Давай вместе подумаем".
Я заскрипел мозгами, оценивая свою жизнь, пытаясь вспомнить какую-нибудь гадость, которую совершил, и мне за это было бы мучительно больно. Ничего на ум не пришло. Я помолчал, глядя на икону.
"Ну что? Нашел что-нибудь?— спросил я.— Вот и я не нахожу. Всю жизнь я кому-то чем-то помогаю. А что мне трудно? Вообще не трудно. Просят помочь, и если я могу помочь, почему бы ни помочь. Правильно?"
Лик святого мигал в пламени свечей.
"Умгу,— Я кивнул. — И то, что не стоит ни от кого требовать добра взамен на то, что творю я — это тоже правильно, да? И то, что те, кому я помог, и люди эти процветают, зачастую даже не удосуживаются поздравить меня с днем рождения. Это тоже правильно? Почему я о дне рождения? Так это самое простое, не требующее усилий. Ведь большинство тех, кому я помог, не смогли исполнить даже мало-мальскую мою просьбу. Это тоже в порядке вещей. Да? Типа люди слабы, что от них ждать? Ага. И, элементарно, выслушать никто не хочет, когда мне плохо и душа горит. То же, типа, требовать насильно любви ни от кого нельзя. Понятно. А перестану я делать добрые дела и посмотрю, что из этого выйдет? Как ты на это смотришь? Ведь никто этого не ценит. Зло бояться, а добро быстро забывают. Я тоже хочу быть как все".
Тут я почувствовал, как сладкая истома стала заполнять мое тело. Становилось легко, я как будто заряжался, как аккумулятор.
-Ох, оставьте эти ваши штучки,— сказал я шепотом, перекрестился и вышел из церкви.
Облегчение исповедь не принесла. Тут зазвонил мобильник. Это была Света.
-Ты домой собираешься?
-Уже еду!
-Я купила на завтра билеты в театр.
-Что дают?— без энтузиазма спросил я.
-Чехова "Чайку".
-Тц! А повеселее ничего не было?
-Написано, комедия.
-"Чайка"— комедия??
-Так написано! Что я, читать не умею?— раздраженно сказала Света.— Купи сыр, я забыла!
Я с пакетом разной еды открыл дверь в общий коридор, как сказала однажды представительница жилконторы — "карман", с расположенными в этом "кармане" четырьмя квартирами. Пахнуло застоявшимся сигаретным смрадом. Я с ненавистью посмотрел на дверь квартиры, за которой жила вредная наглая старуха со своим странным сыном. Сын у нее работал в каком-то банке программистом, поэтому меня не удивлял его взгляд, обращенный внутрь себя в котором, казалось, мигали только цифры. Реальный мир его не интересовал.
У нас на площадке были заведены дежурства. То есть жильцы каждой квартиры должны были еженедельно мыть пол в этом кармане. Старуха сначала с неохотой выполняла эту необременительность — раз в неделю помахать тряпкой, а потом конкретно махнула на нее рукой. Науськиваемый женой я отправился на разборки. Разговор состоялся крепкий, но спокойным тоном, хотя я услышал в адрес себя несколько разных интересных слов. В результате, мы с соседями перестали обращать внимания на эту старушенцию и ее сынка, да и забыли бы о ее существовании, если бы она не курила какую-то дешевую дрянь и подозреваю, что курила, открыв дверь и пуская дым в общий коридор. Поэтому в нем стояла невыносимая вонь.
Я, заведенный событиями прошедшего дня, встал перед дверью ее квартиры и мысленно представил, что залепил дверь метровым слоем темно-синего киселя. Потом подумал и набросал туда серебристых звездочек. Посмотрел на свою работу. Не знаю, что это за печать, сделал по наитию, но посмотрим, может что-то и случится позитивного.
Я мыл посуду на кухне и то и дело накручивал себя мысленной полемикой с Куратором по поводу своего теперь уже мифического зама. Перед лицом то и дело возникало лицо старухи-соседки. Я гнал эту чернуху из головы, а она снова туда влезала. Тут встала микроволновая печь, в которую Света положила размораживать фарш, чтобы приготовить на завтра котлеты. Я посмотрел на чушь, которую выдало электронное табло печки. Какие-то непонятные знаки. Никогда такого не было. Сломалась, что ли вдобавок ко всему или мои черные мысли заставили печку остановиться?
Я еще служил в Приднестровье. Выдался свободный день в одну из командировок в Москву, и я решил съездить в Ярославль. Билетов в этот день в кассах не было почему-то, и я напросился в один поезд, уговорив молоденькую проводницу. Она посадила меня в первое купе, в котором ехал хмурый старик. Проводница сказала, что как поезд тронется, чтобы я перешел в служебное купе.
И тут дед, ни с того ни с сего, напустился на меня:
-Едут тут, без билетов, распустились!
Я был в военной форме и пытался деда вразумить спокойно, что все в порядке, и я скоро покину купе и нечего волноваться. Не знаю, что там у него болело. Но оскорблял он меня минут двадцать. Я старался не обращать на него внимания, и это его еще более распаляло. Наконец поезд тронулся, и я перебрался в служебное купе. Потом туда подошли еще одна проводница и молодой бригадир. Оказалось, что на поезде проводниками ехала одна молодежь. И время с моей копченой курицей и моим "мартини" пробежало совершенно незаметно.
Придя в Ярославле к теще, я сел напротив телевизора, собираясь включить, но тут из памяти возникло брюзжащее слюной лицо вредного старика, и слова, которыми тот меня "поливал". И такая у меня на него злость навалилась, что я не сразу заметил, как быстро-быстро стал включаться и выключаться видеомагнитофон, расположенный над телевизором. Я поискал глазами пульт от него. Пульт лежал на телевизоре. Я удивился и стал успокаиваться, щелканье и мигание видеомагнитофона прекратилось. Вот тогда я воочию увидел и понял, что мысль материальна.
-Теперь и ты тоже?— посмотрев на микроволновку, сказал я.
Выключил ее из розетки и снова включил. Заработала.
Света что-то переписывала из справочника по детской травматологии. Маша трещала по телефону.
Я сел за компьютер и запустив игру, на полчаса забывшись в виртуальных боях с фашистами.
Не ожидал, что в театре будет аншлаг. Еще удивило, что было много молодежи. Труппа, как мне показалось, играла без энтузиазма, и я сначала уже стал, чуть ли не клевать носом. Маша, сидевшая рядом, смотрела на сцену остекленевшим взглядом, говорящим, что она ничего не понимает и ей тут смертельно скучно. Но потом случилась пара смешных моментов, а далее пьеса и правда заинтересовала. Не знаю, почему Чехов назвал эту пьесу комедией. А может и действительно смешно, когда мужчина годами любит женщину, пресмыкаясь перед ней. А она любит подонка, который попользовался ею, и нагло бросил, причем женщина заявляет это в лицо, влюбленному в нее мужчине. Ну, а тот пошел и застрелился. Из-за чего? Кто-то из мудрецов сказал, что не стоит тратить время на тех, кто не хочет его потратить на вас. И правильно сказал.
-Как тебе пьеса?— спросил я Свету.— Комедия?
И изложил ей то, что я думаю по этому поводу.
-Думаю, что ты правильно говоришь, но чувства не поддаются логике. Иногда непонятно почему любишь того, кто этого просто не заслуживает,— сказала она, глядя на меня.— Говорят, судьба. Наверное. А еще говорят, что это не просто так, что высшие силы специально так распределяют: сильному человеку дают в пару слабого и наоборот. Может в этом что-то есть, какая-то мировая справедливость.
— Для равновесия? Один счастливый на 100 несчастных?
-Ах, оставь ты свою философию!— сказала Света.— Подай мне лучше пальто!
-А меня ты любишь?— спросил я.
-Конечно, а ты меня?
-В чем вопрос, разумеется!
Слышавшая это Машка, рассмеялась
Глава 5
Устроившись на свое место в электричке, я достал детективчик в мягкой обложке и приготовился окунуться в легкое чтиво. Поезд тронулся и в темноте окна медленно, а потом все быстрее замелькали придорожные огни. Открыв книжку на первой странице, я попытался читать, но вскоре понял, что текст не откладывается в голове. Вздохнув, я отложил книжку. Оглянулся. Народ в вагоне устраивался подремать. Проводник, проверив билеты, уже прошел и многие, накрывшись куртками или пальто, старались уснуть.
"Тоже поспать что ли?"
Я закрыл глаза, настраиваясь, на сон. Но ничего из этого не вышло. В голову лезла всякая чушь. Все-таки было бы здорово научиться отключать поток сознания хоть не надолго, как йоги это делают. Помедитировал и все— тишина, только шум ветра в голове. А тут только каналы успевай переключать.
Начало работы в банке, когда я стал создавать Управление, было странным. Сначала мне хотели поручить создать отдел, но я отказался, исходя из поставленных задач. Уж делать что-то, значит, делать глобально. Тогда от верхов я попросил лишь одного, чтобы не вмешивались в то, что я делаю. Хотя бы не вмешивались, так как очень скоро я понял, что помогать никто не собирался. Тогда, сидя в облезлом кабинете и глядя на обвешанный паутиной потолок кабинета офиса, который давно уже напрашивался на ремонт, я размышлял о структуре Управления и придумал, как мне казалось, наиболее оптимальную, и правота моих мыслей далее была подтверждена в одной книжке, которую я прочитал два года спустя. Удивительно просто — там было написано именно то, что проделал я.
Люблю. Очень люблю заниматься интересным делом и при этом, чтобы никто не лез с советами. Нужен совет, сам спрошу. Но в самом начале верхи все-таки стали давать советы, казавшимися мне смешными, и я всех отшил на одном из совещаний:
-Кто-нибудь из присутствующих здесь понимает что-нибудь в работе с пластиковыми картами?— спросил, закипая, я.
Ответом мне было молчание.
-Так вот, из присутствующих здесь, в картах понимаю только я! Так послушайте умного человека, а не стройте предположения с потолка!
Мое это хамское заявление надолго умерило пыл порулить новым подразделением со стороны всяких Кураторов. На целых шесть месяцев. С небольшим скрипом структура была утверждена. Часть специалистов перешла ко мне из имеющихся служб и отделов банка. Часть набиралась заново. В отместку за мой демарш за невмешательство с меня требовали планы развития, которые я с удовольствием предоставлял. Как-то раз один умный человек, встретив меня в Административном корпусе, сказал:
-Ты напиши план на пять лет и потихоньку его выполняй.
-Зачем на пять?— самонадеянно сказал я.— Я вас за год за уши вытяну из трясины!
Вот дурак я был. Надо было так и делать, тихим сапом, потихоньку, до пенсии! Даа, а, правда ведь, старт был классный. Резко пошло развитие инфраструктуры. Закупались банкоматы, пошли "зарплатные" проекты, пошло новое оборудование. Сотрудники крутились и с удовольствием вкручивались в этот динамичный и интересный механизм. У других подразделений, которые отказывались выполнять некоторые функции, я забирал эти функции и поручал своим отделам. Управление набирало мощь. Пошли новые банковские продукты и вот тут пошло вмешательство с верху.
А как же! Кто не захочет порулить новенькой красивой машинкой? Куратор, видимо, от скуки стал лезть в отлаженный механизм и вставлять "оригинальные" идеи, которые я внимательно слушал, прикинувшись валенком, и старался, как мог лавировать, чтобы не внедрять предлагаемые безумства. Хотя порой, так все это доставало, что я махал рукой. Делал то, что говорили, и проекты эти терпели крах, порой такой, что вздрагивали десятки тысяч клиентов. Что удивительно, перед такой задницей, Куратор обычно сматывался в отпуск. Хотя порой его отлучки были во благо. В этом случае, проекты, которые гнили из-за пары смешных вопросов, у Куратора на столе, я визировал у Босса и тут же внедрял.
Потом вмешательства пошли радикальные. Не поставив меня в известность, у меня отобрали два отдела. Куратор взял за правило решать вопросы Управления самостоятельно. Случилось этакое двоевластие. Ну, нечем ему заняться, а показать-то надо перед верхушкой, что он что-то делает. Да черт с ним! Новые проекты требовали согласования с различными подразделениями. Приходилось ходить и всем доказывать, порой с пеной у рта, и рассказывать, что, как и почему. Люди не понимали, понимали с трудом, отмахивались. Бумаги лежали на столах ответственных лиц неделями и месяцами по разными причинам: некогда, отпуск, не к спеху, не хочется брать на себя "лишнее".
Порой некоторые вещи проходили после того, как я говорил, что всю ответственность за возможные последствия я беру на себя и, как правило, я не ошибался в своей правоте. Из-за "тормозов" идея, которой я загорался, тускнела и тускнела, и превращалась в головешку. В конце концов, случалось так, что, то, что я предлагал полгода или год назад внезапно и очень срочно вдруг оказывалось нужно руководству, и приходилось в пожарном порядке внедрять.
Потихоньку я стал ненавидеть свою работу. Не раз писал заявление об уходе, но брал отпуск дня на три за свой счет. Потом приходил, рвал заявление и снова попадал в круговорот странных для меня событий.
Как-то в сердцах сказал одному функционеру:
— Так общее дело делаем!!
-Так приходи, поможешь кабель тянуть, общее дело же делаем!— усмехнулся тот.
Наивный был, как первоклассник. Помощи ни от кого не было. Только диспуты до ругани и стремление согласующих инстанций оттянуть процесс согласования.
В банке, по развитию бизнеса, советоваться было не с кем, но помогали конференции и знакомства на них. А порой просто набирал, находя в справочнике, телефон какого-нибудь банка из любой части страны. Знакомился с коллегой и получал необходимую мне для работы информацию.
Была у меня до не давнего времени наивная мечта. Целых три года была. Хотел я себе напарника. Как в американских сериалах про полицейских или как агенты Малдер и Скалли в сериале "Секретные материалы". Хотел иметь рядом единомышленника, с которым можно было бы вместе бороться с Системой, причем для ее же — Системы блага. Смешно!
Но раз система сопротивляется, значит, Мироздание против. И, видимо, пора все же увольняться. Думаю, что это не правильно, ежедневно ненавидеть то, что делаешь. Злиться, не спать ночами и гробить свое здоровье. У Системы свое видение, причем это "видение" Системы, в доверительных беседах только ленивый не проклинал.
Помню давно, в детстве отец пришел со службы далеко за полночь. Я проснулся от шума. В прихожей что-то упало с вешалки. Потом, ворочаясь, я слушал, как он говорил матери, что вынимал из петли одного замполита, который повесился, оставив записку со словами "Если всю жизнь называют собакой, собакой станешь".
Глядя в окно на сереющее рассветом небо, я пришел к мысли, что пора с этой работой заканчивать. Вернулся к детективу и с удовольствием погрузился в чужие приключения.
Преодолев теловорот метро, я вошел в гостиницу. Как оказалось, никакого "ваучера" не нужно, а вселение происходит по фамилии. Уточнив, есть ли бронь для Лизы, я поднялся в номер. Разложил и развесил свои вещи. Глядя сверху на Москву, набрал номер Пашки Толубеева, с которым мы не виделись два года. Павел давно уже был директором аудиторской фирмы и порой помогал мне в сложных служебных вопросах.
