Третья ипостась. Часть 1

— Да, у меня чуть сердце не разорвалось.

— У тебя? Да у тебя железное сердце! Ты же у нас как статуя — холодная и неподвижная на своих подушках.

— Ну и язва, ты, Тиви! Понятно, почему вы всегда собачитесь!

— Еще слово, и я...

— Все, все! Она просыпается!

Обе замолчали. Я открыла глаза и увидела прямо перед своим лицом четыре огромных глаза, два серо-зеленых, два вишневых, пристально разглядывающих меня.

Я слегка улыбнулась и спросила о том, что чаще всего приходило в голову, прорываясь сквозь всякий болезненный бред:

— Почему ты сказала, что пожалеешь о том, что сделаешь?

Сорайя пожала плечами. Вместо нее ответила Тивиза.

— Ее Талант уникален. Таких еще не обнаруживалось. И никому не было известно об этом до настоящего времени. А теперь знаем мы. В смысле, ты и я. Остальным об этом не стоит докладывать. Поэтому, не проговорись.

— Талант? Что за Талант?

— А, ты же не знаешь! — вспомнила Тивиза о моем невежестве. — Бывает, у нас рождаются дети со... способностями. Разными. Мысли читают, двигают предметы, внешность изменяют. Ну, и всякое еще. А Сорайя... она поворачивает события вспять. Именно события. Но цена высока. Применение этого Таланта отнимает у его обладателя часть жизни, такую, на сколько он вернулся назад. А это уже во времени. Вот и получается, чем чаще применяешь, тем короче жизнь.

Я с ужасом уставилась на темноволосую девушку. И теперь я... должна ей несколько дней жизни. Но это... это неоплатный долг.

— Не волнуйся, — слегка улыбнулась Сорайя. — Ты заслуживаешь каждой секунды. Да и не так это было долго. Я решила не тянуть, просто не поняла сразу, насколько это серьезно. Да и вообще, с моим-то образом жизни дожить до старости мне не грозит.

Мы с Тивизой, открыв рты, переглянулись. Не думала, что увижу это при жизни! Она шутит? Сорайя пошутила?

От громового хохота дрожала люстра с висюльками. В коридоре послышался топот. Ворвавшиеся в комнату парни узрели престранную картину: три девицы, одна из которых недавно вроде была при смерти, а две другие несколько дней и ночей не спали, валялись на ковре и смеялись, как обитатели казармы. А мы от их обалделого вида закатились снова. Я неприлично тыкала пальцем в сторону двери, пытаясь прокомментировать появление безмолвной группы, но произнести ничего не могла. Мы задыхались, брызгали слюной, но пойманный "хи-хи" уходить не спешил. Парни переглянулись и растащили нас по углам. Блай подхватил хохочущую Сорайю и поволок к кушетке. Тивизу Гарс уложил на диван. Меня Апрель осторожно поднял на руки, но опускать не спешил. Я взглянула на его серьезное лицо и постепенно успокоилась. Он просто смотрел на меня. А я на него. Потом наклонился и слегка прикоснулся губами к моим губам. Я обалдела. Он ни разу еще не целовал меня, по крайней мере, когда я была в сознании. Поэтому так неожиданна была эта смелая ласка. Потом он все-таки усадил меня на кровать и заботливо обложил подушками.

— Да, девочки, ну вы и повеселиться! Вот оставь вас на минуту!

— А вы не оставляйте, — глядя в глаза принцу, попросила я.

Он слегка улыбнулся и кивнул.

— Спасибо, — прошептала я.

Не буду говорить, что знаю о его невесте. Не сейчас. И вообще, пока ему исполнится восемнадцать, многое может произойти. Зачем портить с таким трудом налаженные отношения?

Я взяла его за руку и умиротворенно вздохнула.

Глава 20

П О Б Е Г

Беседы с Королем приняли регулярный характер. Сначала мои лекции отличались хаотичностью, я бросалась то в одну, то в другую сторону, и сама чувствовала, что из-за этого они во многом теряют. Ведь если бы в школе мы сначала изучали интеграл, а потом таблицу умножения, или прежде, чем узнать об объединении славянских народов, вели речь о российском федерализме, мало что могли бы понять. Ведь и сама я привыкла смотреть вглубь, в самое начало, откуда есть все пошло. Причина — следствие — результат. Значит, пора подумать о системности в своих лекциях.

У меня была знакомая девушка, учившаяся в педучилище. Она постоянно писала какие-то конспекты к занятиям с детьми, придумывала игровые моменты. Конечно, мне не стоит наряжаться Петрушкой, Королю не пять лет, но составить план занятий не помешает. Только бы не задать сгоряча домашнее задание. Ну, что же, вот и случай выяснить, не даром ли мне дали в школе золотую медаль.

Сегодня я рассказывала ему об Австралии.

— Это очень интересная и загадочная страна. Она находится в достаточно большом удалении от других крупных континентов, поэтому животный и растительный мир там разнообразен и неповторим, сказывается относительная географическая изоляция. Некоторые виды живут только там и больше нигде, представляете, таких больше половины...

Он, раскрыв рот, слушал о коалах, питающихся только эвкалиптовыми листьями, на очереди были кенгуру, а под занавес познакомлю его с утконосом. Все чаще и чаще я испытывала облегчение от мысли, что не он вынул меня из капсулы. Ведь тогда бы я реально уподобилась Шахерезаде, вот только застряла бы около него со своими россказнями не на тысячу ночей, а на тысячу лет. Зашибись перспективка!

— И они таскают детенышей в сумках на спине?

— На животе, Ваше Величество, на животе. А что, очень удобно. У нас даже начали производить такие сумочки, мамаши носили в них своих детей.

— В смысле, их отрезали у этих... как их... кенгуру и люди носили их на себе? — шокировано спросил Король.

— Да нет, что вы! Вовсе нет! Сумки-кенгуру делали на фабриках, из ткани и тесьмы... — вроде так, я ведь не знаю технологии, — кармашек там, лямочки...

Во многом я, конечно, не разбиралась. А в этих лекциях одно цепляется за другое. Как объяснить ему принцип застежки-молнии? Я знаю, как она выглядит, что там есть "собачка" и "язычок"... Король только непонимающе таращился и поджимал губы. Господи, не совершаю ли я преступление против власти, вводя в ступор самого высшего ее представителя?

От такой засады крыша не съедет, а слетит со скоростью света! Стоит ли объяснять, что после таких лекций я спала как убитая.

Мне снилось серебро. Просто серебро. Расплавленное, оно переливалось в разные формы, как ртуть. Его плавные движения завораживали и успокаивали меня, пока я не проснулась.

В комнате темно. И рядом со мной кто-то дышит. Я опомниться не успела, а голову уже чем-то замотали, туго перехватив рот, потом запеленали моим же одеялом и куда-то потащили. Что, опять?!

Я извивалась и пыталась орать, но ничего не получалось. Через некоторое время я выдохлась и бессильно повисла. Постоянно одно и то же, я уже привыкать начинаю! Да к черту все это!

Видимо, место назначения оказалось далековато. В этот раз я не чувствовала никакой грубости, и если бы не плотная обмотка, можно было угомониться, но в том-то и дело, что я запакована от макушки до кончиков пальцев ног, и как-то мне неспокойно. Я начала подозревать, что эта транспортировка никогда не кончится, когда меня бережно опустили на что-то твердое и аккуратно извлекли из упаковки. Я отбилась от помогавших мне рук и, сорвав тряпку с головы, быстро огляделась. Скудно меблированная каморка с потрескавшимися стенами, в которой я себя обнаружила, наверняка располагалась на самых-самых задах дворца, а голые доски какого-то подобия топчана обязательно нашпиговали бы зад занозами с фалангу пальца, если бы пробили толстое одеяло. Я бессознательно отшатнулась, наткнувшись глазами на пристальный, тревожный взгляд Апреля, стоящего на коленях рядом с деревянными нарами, принц выдохнул и приподнял руки ладонями вперед. У двери застыл Руб, он выглядывал наружу через едва приоткрытые створки, спина его казалась монолитной каменной глыбой — так была напряжена, будто воин в любую минуту ожидал нападения. Все еще распаленная, раздувая ноздри и тяжело дыша, я уставилась на Апреля, и никак не могла вытолкнуть из себя хоть какое слово. Убедившись, что со мной все в порядке, парень удивил меня:

— Надо убираться отсюда, Афина. Здесь тебе грозит опасность.

Что ж, не так уж и удивил.

Внезапно послышался шум и крики. Апрель и бородач одновременно повернули друг к другу лица, переглянулись, после чего гигант выскочил за дверь, плотно прикрыв ее за собой. Установилась плотная тишина, я уставилась на пушистый затылок, мощную шею и широкую спину, замершие столь напряженно, что даже на вид казались высеченными из гранита. Потекли долгие минуты ожидания.

— Чт... — я отважилась заговорить только минут через двадцать, но Апрель поднял ладонь, призывая к тишине.

Это было его первое движение за все это время. Крики доносились все громче, звучали вполне различаемо даже здесь, в самой глубокой дыре. Господи, такая суета, будто кого-то убили. Апрель снова окаменел. В дверь тихо скользнул Руб и, посмотрев на него, молча покачал головой, не в силах скрыть глубокое сожаление. Апрель застонал, опустил голову и стукнул кулаками по своим бедрам, а потом уткнулся в них лбом. Его застывшая фигура источала такую боль... сильно согнутая спина натянула рубашку, того и гляди — лопнет по швам. Что же случилось? Какие новости принес ему наставник? Дверь снова тихо отворилась, в нее проскользнула Тивиза. Окинув меня быстрым взглядом, она шагнула к Апрелю и опустилась рядом с ним, что-то прошептав на ухо. Тот, белый от горя, молча кивнул и поднял на меня больные глаза.

— Моего отца... больше нет. Он умер. Мачеха объявила, что это убийство и обвиняет меня. Нам надо уходить, тебе тоже угрожает опасность. Я знаю, кто это сделал, но сейчас нам не доказать свою невиновность... — и вдруг почти в истерике. — Все, все зря! Не уберег!!!

Я не поняла ни одного слова. О чем он? Короля убили? Но я же только вчера беседовала с ним... Я подняла расширившиеся глаза на принца. Это не может быть правдой! Король... Я очень уважала его, а он относился ко мне с отеческой теплотой. Парень, его сын — убийца? Да чтобы он... Что за бред!

— Подожди! — все еще ничего не соображая, проговорила я. — Как это — обвиняет тебя? С чего она вообще решила, что его убили?

— Мы с ним ужинали вместе, — прошептал Апрель, — потом ему стало плохо. Очень плохо... целитель сказал, что он отравлен. И якобы осталось вино, куда был подсыпан яд...

— Но почему ты?... — я схватила его за руку. — В смысле, у вас же были хорошие отношения. Ты никогда бы... надо сказать...

Но я сразу поняла, что слушать меня никто не будет. Тот, кто это сделал, предусмотрел все. Принц изгоняется из дворца и перспектива его возвращения очень туманна. Потом он притаскивает меня. Его восстанавливают в правах, объявляют законным наследником. Все вроде нормально, несмотря на мою очевидную ненормальность. В это время Король умирает при подозрительных обстоятельствах. Кто виноват? Его психопат-сынок с криминальными наклонностями! Ну, конечно, а вдруг он снова выкинет что-нибудь странное, а второго такого чуда как я, в Руре нет, как ему тогда выкручиваться?

Следствие окончено, приговор вынесен и ждет исполнения. Какой приговор? Вы меня удивляете! Убит самый важный человек в государстве, убит корыстно, из стремления к власти. Конечно, смертная казнь самым изощренным способом.

Тивиза принесла тюки с одеждой и припасами, на топчане я заметила и свой рюкзак. Я давно не носила свою одежду, но ее и чистить не надо, ведь она водо— и грязеотталкивающая, поэтому всегда готова. Рыжая молча отвела меня за ширму и я переоделась в свой белый костюм. Сверху — черный балахон и маска. Все, кроме Руба, были одеты так же. Поправляя застежку бархатного плаща, я вышла из-за ширмы и присела на топчан, опустив взгляд к полу.

Нет, не может быть, не могу поверить в смерть Короля. Ведь я проводила с ним довольно много времени, и когда мы организовали свой взаимный лекторий, очень привязалась к нему. Ну просто дядюшка родной. Его больше нет?...

В моей жизни были уже тяжелые потери, я испытывала боль невосполнимой утраты, но вся беда в том, что к этому нельзя привыкнуть. Нельзя, пережив подобное, в следующий раз перенести трагедию легче, спокойнее. Наоборот, боль точно накапливается, концентрируется, и вовсе не облегчает последующие утраты. Говорят, время лечит. Может быть, кого-то оно и вылечило, но только верится в это с трудом. Со временем становится лишь тяжелее принять свершившееся. Именно когда отходит первое ошеломление, наваливаются уже вполне осмысленные вопросы: почему это произошло? А сделала ли я все от меня зависящее, чтобы не допустить?... А если бы я поступила по-другому в той ситуации? А что было бы... С каждым новым днем, с каждым новым годом вопросов прибавляется, но все они остаются без ответа. Потому что нельзя вернуться и проверить. И от этого становится тяжелее в сотни раз...

Вот и сейчас понимание произошедшей трагедии наконец обрушилась на меня, закрутило в череде самых лучших воспоминаний о замечательном добром и мудром человеке. Наши долгие посиделки за Игрой, его рассказы, мои лекции... Именно он дал мне наиболее точные сведения о Руре, поскольку был образованнейшим человеком. А как он умел слушать!

А я даже ни разу не сказала, не поблагодарила, не... Спустя секунду я уже рыдала, громко, взахлеб, предусмотрительно уткнувшись в ладони. Меня никто не трогал, и я была благодарна за эти последние минуты спокойной скорби. Их могло не представиться вообще. Постепенно я успокоилась, только редкие судорожные всхлипы еще сотрясали отголосками недавней бури. Я подняла лицо и осмотрелась. Мои старания оказались не напрасны, в периметре пять на три, ограниченном стенами каморки, изливались только золотые слезы.

Застывшее лицо принца выглядело безжизненной маской, но действия не потеряли четкости. Так бывает, когда человек, обремененный ответственностью за других, загоняет собственную боль далеко внутрь, не допуская внешних проявлений, но такое самообладание чревато самыми серьезными последствиями, от психических срывов до сердечных приступов, ведь, как известно, все болезни от нервов. Я со страхом вглядывалась в бесшумно двигавшуюся фигуру, будто ожидала уже сейчас обнаружить признаки страшного заболевания. Но увидела только хладнокровного командира, спокойно и твердо раздающего приказы подчиненным. Принц. Мой принц? Идея не новая, но завораживала. Но... нет, что за глупости, я же знаю, что ничего не будет. Не должно быть. С другой стороны, уверена, он тоже что-то чувствует ко мне. Мой принц!

Я очнулась от чувствительного тычка. "Мой принц" стоял рядом и нетерпеливо постукивал ногой по полу. Потом вздохнул, присел на корточки и отчетливо, как для дебила, проговорил:

— Нам придется бежать. Хоть таким поведением мы укрепим подозрения, надеяться на справедливость нельзя. Все это было спланировано. Я давно знал, что-то такое готовится, но старался, как мог, предотвратить, спасти отца. Видишь, не получилось, — он горько усмехнулся. — У меня есть место, где тебе можно на время укрыться. А мы пока решим, что и как дальше.

— А ты? — я прикоснулась к его руке, а он накрыл ее сверху своей ладонью. — Я могла бы помочь...

Он не дал мне договорить, дотронувшись кончиками пальцев до губ. Тут я обнаружила, что у Руба и Тивизы внезапно нашлись срочные дела в противоположном конце каморки. Но его глаза притягивали, и через мгновенье полностью завладели моим вниманием. Нежность, плескавшаяся в них, грозила накрыть меня с головой. Он взял мою руку в свои, прижал губы к золотой коже.